История нашего родства. Глава 18. 7

             ВАСИЛИЙ НИКИТИЧ ДОБРЕНКО. 1884-1961 г.г.

                РАЗДЕЛ ВТОРОЙ.

                ЭПИЧЕСКИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ.



      ВРЕМЕНА ГОДА.

Вот весна-краса вернулась,
Всё в природе ожило:
Засияло, встрепенулось,
Запорхало, зацвело...

Облаков плывут барашки,
Луг, как бархатный ковёр,
И ликующие пташки
Возвратились из-за гор.

Дети милые гуляют;
Развлекаясь и резвясь,
Пёстрых бабочек гоняют,
Беззаботно веселясь.

Голоса - во всё раздолье!
Им пока - и это в труд,
Их родители накормят,
Приласкают, приберут.

Нужно всяким мелким птахам
В гнёзда мягкое носить,
А парням - тяжёлым махом,
Травы буйные косить.

Девкам - сено, слой за слоем
В стог огромный наметать...
И всё детское, былое
Безвозвратно забывать.

Мужикам и бабам - в поле
Нужно хлеб вязать в снопы...
Все стараются поболе
Приготовить для зимы.

Их уж детское - минуло,
Толи счастьем, толь бедой...
Осень жизненно пахнула
Увяданьем и страдой.

На завалинках избушек
Вяло шепчут старики;
Им уже не до игрушек,
Не до игрищ у реки.

Холода! Пришли морозы,
Зябнут галки поутру.
Обнажённые берёзы
Тихо стонут на ветру.

Под берёзою - могила,
А в могиле - человек...
Чья-то жизнь под ней застыла...
Так идёт из века в век.

                1907 год.


          КРУЧИНА.

В рощице соловушка часто распевал,
Сидя на черёмухе душу взвеселял.
Часто-часто утречком выходил и я,
Чтобы скуку выветрить с песней соловья.

И забывшись, с песенкой станет так легко,
Отлетит кручинушка с сердца далеко.
Мне поёт соловушка о любви былой,
О минувших радостях о земле родной.

И под эту песенку бодро оживу,
И слезу умильную оброню в траву.
А порой солёная, потечёт ручьём...
Так мы умиляемся с соловьём вдвоём.

Но пришло несчастие - страшно рассказать -
Чо-то пташки маленькой стало не слыхать.
В сердце - та ж кручина, в роще - тишина,
Угнетает, мучает чернотой она.

Нужно ж было недругу две души сгубить,
Соловья невинного из ружья убить.

             1914 год.


          ДВЕ БУРИ.

Уставшее солнце за лесом укрылось,
Тяжёлые тучи к земле опустились,
Гром грянул, и ветра послышался вой, -
Стихия взыграла над сонной землёй.

Деревья стонали, вершины склоняя,
Ломалися сучья, треща отлетали,
И молнии резали темень небес,
Сквозь дождь освещая взлохмаченный лес.

Внимая разгулу природной стихии,
Готовились к бою полки боевые...
И вот, излучая искусственный свет,
Взвились к небосклону гирлянды ракет.

Прорезали мглу языки огневые,
Огнём золотились струи дождевые
И пушки издав потрясающий гром,
Бросали снаряды во мраке ночном.

Испуганно птицы от сна пробудились,
Во мгле утопая безумно носились,
И жутко их нёсся испуганный зов,
Под сводами неба, над гривой лесов.

В азарте победном полки продвигались,
Ложились на землю и вновь поднимались,
И воля стихии, хотя и сильна,
Лишить их движенья не может она.

Рыдает земля, содрогаются горы,
И скрежет, и ветер, и дикие хоры,
Шипящих снарядов горячий разгул,
Сливается всё в потрясающий гул.

Разрывами почва кромсалась в клочки...
Всё больше и больше редели полки.
И вот проглянула зеницей аврора:
Искромсанный лес... перерытые горы...

По грязи текла не застывшая кровь,
И трупы бездыханно спящих бойцов.
Людской и природный прошёл ураган...
Две бури скрестились... Окончена брань...

                1916 год.


   КУБАНЬ-РЕЧЕНЬКА.

Здравствуй, Кубань-реченька,
Здравствуй, Кубань быстрая!
Что же ты любимая,
Воды катишь мутные?

Бережки ли рушились
В воды твои чистые,
Дождики ль осенние
Воды взбаламутили?

Иль взмутили реченьку
Слёзы моей матери,
Что ручьём катилися
Сына провожаючи?

Иль моя подруженька,
Воду набираючи,
возмутила реченьку
Плачучи-рыдаючи.

Или детки малые
Ворогом обижены
Ко тебе ли, реченька,
Приходили с горестью?

Я по зову царскому
На врага шёл лютого,
Бился с ним с жестокостью,
Что хватало моченьки.

И сейчас на - родине -
На Кубань-красавицу
Радостно любуюся
Быстрою водицею.

Раны мои тяжкие,
Что в боях получены,
Заживут на родине
От целебной травушки.

Снова на жеребчика
Сяду я на быстрого
И помчуся соколом
Злую бить неметчину.

Ты же, Кубань быстрая,
Не мутись, очистися,
Не тужи по молодцу,
Не тужи, красавица!
         

А Кубань то быстрая
Шепчет перекатами...
И тебе поведаю,
Как любимой матери.
Все несчастья, горести,
С неба не свалилися,
Но Господь нам высыпал
Эту чашу горькую.
Все мы люди равные
Сами всё наделали;
И врагов, и недругов,
Во житейской злобности.
В слепоте почуяли.
Брат на брата ходите,
Брата убиваете...
Воды, что кубанские,
Что Днестра и Припяти
Все они стекаются
В море, море синее.
Так и люди жили бы
Братьями любимыми
И по водам плавали
Ко родному берегу,
Ни вражды, ни горестей
Никогда не знаючи.
Места всем хватило бы
На полях раскидистых,
На морях, на реченьках
Тёплой земли-матушки.

    1916 - Январь 1917 года.


     ЦВЕТОЧКИ.

И в садах, и в поле,
Много есть цветочков,
Что растут на воле
И растут в горшочках.

В поле им привольно
В разворотах лета:
Воздуха довольно,
Радостного света.

Хуже пребывают
Цветники в оконцах:
Ни росы не знают,
Ни прогрева солнца.

Хуже если скосят,
Пышным или хилым,
Тем, что преподносят
В знак почтенья милым.

Жадными горстями
Друг букет подносит...
Вскоре он завянет,
А подружка бросит.

А порой - не взглянет
И забытый ныне
Он в пыли сотрётся
Иль увянет в глине.

Так зачем губить их
Милые цветочки
И дарить напрасно
Просто понарочке.

Где угодно можно
Их красу лелеять:
И в саду, и в поле,
На окне, в аллее...

Так бывает в жизни:
Кто кого полюбит,
Непременно чью-то
Красоту загубит.

Кто другого сердца
Чувств не уважает,
Тот любить не может,
Тот любви не знает.

         1926 год.


      ЛИШНЕЕ СЛОВО.
  /Негодования мальчика/

Говорят, как я родился,
У меня была и мать.
Что на свет я появился -
Был "малявкой" так сказать.

А потом заговорили,
Будто круглый сирота:
Маму в гробик положили -
Унесли за ворота.

Ой, как скучно мне живётся!
Посмотрю на белый свет:
У других есть папы, мамы,
У меня и мамы нет.

Раз смотрел как тётя Фаня,
Лизе, доченьке своей,
Обнимаючи чесала
Русы косыньки на ней.

Я смотрел, смотрел на это,
Да и брякнул так сказать:
 - Тётя Фаня! Хоть разочек
Приласкай меня как мать.

Тётя Фаня тихо встала,
И потом, так горячо,
Обняла меня, ласкала,
И слезами жгла плечо.

Вот что значат эти ласки,
Вот оно, что значит мать...
Потому у Лизы глазки
Огонёчками горят.

Значит все такие мамы,
Значит сладко с ними жить,
Значит всех ласкать умеют,
Значит нужно всех любить.

Я на улице игрался,
Мяч резиновый катал,
Вдруг мне дядя повстречался -
Непонятное сказал.

У него чего-то... ноги,
Он шатался, как больной,
Изо рта стекала пена,
Взгляд суровый и шальной.

На меня кричать пустился,
Я не мог его понять
И сказал он мне такое,
Непонятное... про мать.

Да и после слышал часто,
Так же дяди говорят,
А не знаю толком: что же
Мне хотят сказать про мать.

Я не маленький, поймите,
Мне идёт девятый год,
Только вижу, как хотите,
Что-то мне не достаёт.

В школе я учусь прилично,
Не хвалясь могу сказать:
Все отметки на "отлично",
Ну а нужно больше знать!

В книжках я не встретил слово,
Что сказал мне дядя тот...
Ну, а слышу его снова -
Вот и думай. Кто поймёт?

Уж и книжек очень много
Самых разных перечёл,
А загадочного слова,
Как старался - не нашёл.

Перерыл библиотеку,
За журналом брал журнал,
Прочитал дневник Артека,
Словари перелистал.

И решился - хоть неловко -
На отличника учусь,
А до сказанного слова,
Вот никак не достучусь.

У учителя решился
Я про это расспросить:
 - Пал Иваныч попрошу вас
Это слово объяснить.

Он подумал, возмутился,
Говорит: - Не нужно знать!
Этот дядя нехороший,
Он твою ругает мать.

 - Мою маму? Что в могиле?
Эх ты, дядя, так сказать...
Ну чего тебе такого
Насолила моя мать?

Раз она давно в могиле,
Так к чему её ругать?
Ты ж её в глаза не видел!
Ещё взрослый, так сказать...

Я не маленький, я вырос,
Да и в разуме возрос,
Ну а где работать буду?
Кем я стану? - вот вопрос.

Я хотел в широком поле
Землю трактором пахать,
А ещё хочу под небом
В самолёте полетать.

Я хотел бы... я хотел бы...
Но всему наперекор,
Научусь я в институте,
Буду строгий прокурор.

Разыщу того я дядю,
Что ругался он... на мать,
И за это... и за это
Постараюсь наказать.

Нет! Не буду прокурором...
Поле трактором вспашу,
Сяду с ручкой за бумагу
И в газету напишу:

"Дорогой товарищ Сталин,
Дай закон такой скорей:
Чтоб все дяди перестали,
Нехорошими словами
Не ругали матерей".

        1936 год.