У лукоморьЯ - переделкино

 
У лукоморья дуб иссохший;
Цепь старая на дубе том:
И днем и ночью зверь худеющий
Царапает ту цепь ребром;
Ползет направо — кашлянет,
Налево — рыком учудит.

Там хорошо: в дупле смердит.
Русалка пыль с ветвей трясет;
Там на запутанных тропах
Следы нечаянных животных: бей!
Избушка не на курьих ножках — в сапожка'х,
Да не стоит, а пляшет — ждет гостей;
Там лес и дол наглючат вам в штаны;
Там в тишине прихлынут волны
На брег злосчастный да пустой,
И тридцать ровно потонувших
Чредой из вод изыдут пенных,
И дядька? их волочит ноги сам не свой;
Там славослович мимоходом
Пленяет грозно упыря.
Там в облаках вслед убегающим народам
Колдун и весельчак несет нашатыря;
В темнице там царевна? пухнет,
А бурный волк ей то что пухнет жрет;
Там девка с бабою чумной
Идут, бредут к себе домой;
Там царь Кащей? пупок свой чистит;
Там русский дух... Там Русью как дыхнет!
И там я был; и что-то пил;
У моря видел дуб иссохший;
Под ним чумнел, и зверь — скелет смешной
Свои мне зубки в рожу тыкал.
Один из них во мне застрял: эй, фу!
И больше тут не нацарапаю даже и строфу.

...

А хочет кто — валяй, старайся.
Хоть буквы переставь, хоть замени слова.
И важное: бессмертной славы не пугайся.
Лишь только тем кто сам поэт такая слава —
Ха... хочет очень быть его.
(Не скажешь сразу и всего).

Еще — ого...
Огого.
Угу.

У... (!)


Ага.
Про волка тайну приоткрою:
К пословице сие про труд.
Принцесса та, не зная сапога,
Как Яга-бабы ветхая порою
Дрянная хатенка-плясунья, в блуд
Чревославный удалилась и, ага,
И — волку без работы стать сестрою
Удумала, а тот не будь дурак,
Давай ей жрать пупище.
Хотя, тут кажется, мысля и —
Так же просто так —
О чванном и причудливом Кащеюще,
Который — честь по чести — царь Ничей;
А может даже он нечаянно Ключей
Хранитель, властелин и шут
Его поймешь, кто он еще.
А про сапог-то — что за дичь?
Э... это знает видно пляски плут,
Который Ягу-бабу танцевать во-о-още
Учил, и все по принципу: "ногами в землю ссуч".
Сапог испанский ли, пойди пойми.
Возможно переклеили клеймо.
Колдун тот просто пьянь, но — что же?
Другие смыслы сам себе возьми.
Наткнувшись в сем стихе на пыльное дерьмо,
Не мазь его критически по роже
Ведьминой пупырчатой и носоглазой,
Дышащей страстно и развратно
Пухлым носом дерзким и игривым
В пошмыге суетном. Тут всякой
Разной дряни куча, но все равно
В стране сей сказочной всяк будет дым
От мусорных завалов подожженных
Картонкою пихать от окон прочь.
Не знаю как стиху еще помочь.
Но судя по идее надо ждать благореченных
Отзывов.

Поэзия! Царица праведных миров...
Друзья с тобой мы, да.

И прочитавший ЭТО не прослезится НИКОГДА?


"У лукоморья дуб чинили
(Он рос корнями не туда).
Кота на цепь — и посадили
В дупло вонючее, балда
Худеющий котище клацал
Зубами ветхими, но — пыль.
Стих Пушкина зачем облапил
Я негодующе, костыль
Душа запросит нежно, вяло,
И опираясь на рифму',
Понять же должен, что достало
Поэзию такое му...
Такое мудрое чудейство,
Что просто не хватает слов.
Над златом муз зачахнет чувство
И канет в оберег веков.
И сохранится для услады
Умов, что пестуют суть тла:
Им это надо для награды,
Ведь истина как встарь светла
И требует от мира веры,
Что суть разумно не прейдет,
Не бросит мир на процедуры
Безумия беспечного и — вот,
Летят века как самолеты,
А люди — зрелые пилоты
Ведут их к высоте над бездной.
Уж стихло море, чуткой пеной
Ушла волна в глубины сна.
И берег чист. И нету дуба.
И меж словами разума стена.
И тень неясная поэта-душегуба
Терпит свет.

Когда же будет суть лучиться?
Ответа же увы доселе нет.

Но всякое под небом может приключиться...
(И не читайте больше этот бред)."


С другой же стороны ведь верно,
Что переделывать полезно
Хоть Пушкина, хоть словодурь;
Сие дает нам — верь не верь —
Попытку веры, что есть силы
Воткнуть ума смешного вилы
В рифмозатык.

Однако, есть поэт: он чавкать
                не привык
Слогами, он просто суть крошит
И чует, нет-нет, да поцелует
Седая муза в лист губами спелыми.

Мы пародируем себя таким стихом,
Поймите благодушно что ли сами.
И кто-то после смачным хохотом
Нас будет вспоминать любя поэзию...

Наш разум — пепел над Землею.
И даже в урну не собрать.
Однако, стих пора кончать.
(Вот, прицепилось же... что жуть).
Худеющий котяра... псы надежды
Зрения. Где взять (теперь) терпение,
Что б просто закрывать от строчек
                вежды...
И рвать в ошметки зрелое сомнение.
Вопрос сей очень вопросительный.
И я (себе же сам внушительный)
Глаголю: хватит!
Пусть каждый как умеет чтит
Поэзию...

И капает рифмовано фантазию (э-гей!)
На лист упертый.
Смысл тертый
Себя найдет.

Вперед!
Участники собраний тесных,
И рифмоплеты-плясуны по строкам.
Мир ждет от вас шедевров интересных;
И приобщается к поэзии урокам.

Между делом-м-м...


II?

У лукоморьЯ дуб чудесный;
Листами машет по ветрам,
Исписанными музой пресной:
Но берег гол и сердце нам,
Сжимаясь чутко, говорит:
Ох, вот — поэт, верстальщик
Мыслеявственный шутих
Рассудка, душа у оного болит,
Трепещет, алчет пальчик,
Который яростно вопьется — в стих
Уж точно завершенный и
Чудесный, но — дубее дуба,
Которому еще расти, а
Он уж выцвел и в пути
Он на дрова, видать, судьба,
А может и больная голова
Всего лишь просто дуб снесла.
Итак, брег тайный пуст.
Поэт — один; и с хмурым
Небом и с водой тревожной.
Ветер. Из сжатых до бела упрямых уст
Сейчас поток сорвется Песни. Ум
Нещадный к сути как заводной
Вращает мысль бешеной юлой...
Раскинул руки будто ветви
(Там призрачные листья —
Он на них писал. Но ни одной
Достойной его строчки. C'est la vie).
Он дуб изображал, поэзией грозя
Отцу всех муз — Ферфею. А-а-а...
Вот кто повинен в муках злачных!
Фи-фи... ерею — я, вот — смысл!
Вот флаг Поэзии и бубен навсегда!
Утер поэт слезу. И ве'трам вслух
Прочел поэму скорби — и поплыл.

Там дядька тридцати несчастных
Его учил как слюни выпускать
В шторма, чтоб море буйное дразнить;
И главное поймите вы: лишь для немых
Весь этот стих, его нельзя кричать.
Шептать? Попробуйте, но если и читать,
То можно и не чаять

Сути.

Итак, шутник, вошедший в лист
Уже в пути и машет по волнам
Руками и лупит крепкими ногами
И знает толк в свистенье носом. Чист
Взор его, он видит даль — моментом,
А на песчаном бреге смурном бесится Яга,
В руках у ней — а ж — два испанских сапога.
Иль наколдует ласты? Вот утеха...
И кто еще не лопнул тут от смеха:

Люби поэзию.

(Привет Ферфею).

И я опять фи-фи... ерею;
Но стих окончен.
Долг музе знатного Поэта
На веки вечные почтен.
Теперь мы все заложники
                секрета
Его стихийной Музы:
Рви подметки (сапога)
И пусть несчастная Яга
Хоть молнию в трусы
Зашьет,
Весь этот стих наоборот
И ей — почет.

Ах, да... всплывай почаще
Над водою, что буйною
Своей игрою
На дол и лес нагнав ветрище,
С корнями вырвав дуб злосчастный,
На берег затхлый и пустынный
Найдет как тать и расплескав себя
Об скалы, до зверя брызгами достанет...
А зверь тот бешенный — худеет.
Из носа до земли никчемной сопля
Свисает важно, что вполне понятно:
Зверь мордою лежит в песке
И резвая Яга вкруг скачет злая...
И сгнившими губами сию поэму внятно
Коту-придурку чешет слогом в бардаке
Бездарном этом.

Поэт — плыви. В волнах ума.
И будешь жить в ладах со светом.
И на листе (дубовом) ни пыли, ни дерьма.

Сверкнула молния.
Яга костями сотряслась.
Метнулась молния.
И до Яги трясучей подалась:
Как и написано — вошла до
                чресел;
Но только — нет трусов.
Лишь жалкий смрадный пепел.

И я, пожалуй, не найду тут
Больше слов...

Хм. Вон ветра метлу несут.
Прям по башке.

Эхе...