Была здесь деревня. Рассказы

ДЕД ЛЕШИЙ





На краю села, у самого Леса стояла избушка. Жил в той избушке Старик один. Сторонился Старик Людей, даже имени его и то в Селе никто не знал. За нелюдимость и за то, что Жил возле Леса, Старика прозвали Лешим.

Надо сказать прозвище свое Старик оправдывал. Зверей лесных любил. Подкармливал, выхаживал если вдруг хворых находил. Некоторые Звери к Старику пригревались да и Жить у него оставались. Не любил Дед не клеток, не цепей. Свободно у него Животным было. Место свое каждый знал. Была у Лешего даже Лиса. Всем ведь известно, что Лисы звери свободолюбивые и к Человеку не больно ласкаются. А у Старика была Лиса. Да спокойная будто всю Жизнь с Человеком Жила.

Были у Лешего и Птицы. Да только не постоянно, а так гостили, ели-пили. Леший любил приговаривать: "Летите пчужки на мои кормушки." И прилетали: и Синицы и Воробьи, а Зимой ещё и Снегири. Смотрит Дед как Птицы лакомятся, и на Сердце у него Тепло. Глаза блестят.

Много про Деда Лешего в Селе слухов ходило. Видели Люди как обитатели Леса к нему льнут. Да и Сельское Зверье, когда Деду случалось выходить из Леса в Село точно околдованные им были. Даже самые злобные псы Перед Стариком Лешим смирели. Руки ему лижут, ластятся. А он с улыбкою Псов гладит. Говорили Люди: "Да ты никак Колдун, а Леший? Собак то приручаешь так легко" Какой же я Колдун?-говорил Старик. С Животными лаской да Добротой надо говорить. Они ж ЖИВвотные. ЖИВЫЕ. Хотя вам-то это откуда ведомо? От того вы и зовете меня Лешим, что сами не знаете как с Лесом и жителями его сдружится.


***



ЛАКЕЙ ГЕНКА МЕЛЁХИН

У купца служил некий лакей Генка Мелёхин...

Утром купец, проснувшись зовёт слугу;

- Эй, Мелёхин!
Подай костюм немедля,
Негоже гостью мне встречать в ночном.
- Сейчас же сударь - отвечает Генка.

-И шопотом - Как не порвался он?

Мелёхин Генка парень ловкий,
Сильный и смекалистый слуга,
Отвечает добротой на грубость
И не унывает никогда.

А купец совсем другое дело,
Михаил Васильевич Медков,
Очень уж ранимый и капризный,
Всех не перечесть его грехов.

***

Мелёхин поднося костюмы, грузно поднимающаемся купцу спрашивает - Напомните-ка сударь, о какой гостье вы обмолвились?

- Забыл разве? - грозно сверкнув глазами отвечает Медков. - Римма Валерьевна Лоскутова хозяйка местного салона.

- А я то думал Лоскутова боиться Вам на глаза попадаться, потому как денег Вам должна. Полгода уже как - хитро прищурив искрящиеся веселостью глаза ответил Генка.

- Медков сказал, плюя на стол- Да знаю я про долг давнишний. Но Лоскутова видно снова пьёт. - Ей только денег дай, ещё не разу по-хорошему не вышло.
***

Мелёхин на кухне, Медков в зале сидит за большим накрытым скатертью столом, на скатерти причудливый узор. Который час уж ожидают Лоскутову.
И хозяин и лакей и даже скатерть, словно бы живая. Развёрнута вновь явства предвкушая.

Лакей уж предвкусил... Попробывал и пироги и клюкву. И суп грибной. Всё окромя вина.

***

Вот постучали в дверь,
И входит Лоскутова в платках,
Уродливом чепце,
И бусах, что её совсем не красят.

Зашла, с порога - Водки мне!

- Вот так вот сразу?- усмехнулся Генка.
- Ты не дерзи- шипит ему Медков.
- Римуля, проходите дорогая, отведаете горячих пирогов.

Лоскутова садится и пьёт, принесённую Генкой водку.

- Чего с тобой, а Римма?- спрашивает Медков
- Пропало всё. Салон мой разорён, - не прекращая пить вещает Римма.
- Эй Генка! Унеси еду. В ней нет резону как я вижу.

***

Лоскутова пьяна и не надеясь услышать подробности разорения Михаил Васильевич велит Генке проводить гостью до ворот.

- Неужто ног у Лоскутовой нет?
- Ты не дерзил бы, - прорычал купец.
- Молчу - сказал Мелёхин виновато,
Я тоже не безгрешен,
Бывает и ворчу,
Веленье Ваше Михаил Васильич,
Сейчас исполнить поспешу.

***

Генка идёт придерживая пьяную Лоскутову, которую даже мороз не вернул хоть немного в чувства. Конечно - вон на ней какая шуба.

Сам Мелёхин вышел в чём был дома. Рубаха с оторвыными пуговицами и летние штаны.

Генку холод не испугал,
Кровь живую бодро гнал,
И распаренный вернулся,
В дом лакей и улыбнулся.

- Эх, хорош мороз январский,
И костюм не нужен барский.

***

Вечером Мелёхин говорит купцу.

- Вам сударь добрее к людям надо быть- говорил Генка Мелёхин, и капли пота скатывались по его лицу и телу. Так рьяно он рассказывал купцу о простом счастье, о сострадании. И была в словах этого, пропахшего крестьянским трудом парня, живая сила, от которой и слушал его купец. Хотя и рычал и ворчал порой.

Каждый вечер Мелёхин рассказывал купцу о великом добре, которое во всём живёт и всё питает.

От рассказов этих сердце купца, наполнялось силой и с каждым днём. По-немногу оживало.

Ведь купец этот был раньше очень жесток. Не проявлялись добрые и тёплые отблески в его сердце. Но рассказы и доброта лакея Генки Мелёхина наполнили благими слезами Душу купца.

И оживёт Душа его уже скоро.

ПРО БАЯНИСТА ОГАРОВА

Как-то раз в доме где служил лакеем Генка Мелёхин, оказался гость - баянист Василий Афанасьевич Огаров.

Он заявился поздно вечером с горячим желание кому-нибудь показать созданную им недавно песню.

Песня эта,
Как впрочем другие,
Незатеяливый простой мотив,
Только Вася без конца играет,
Душу добрую свою раскрыв.

А купец Медков послушал Васю,
Говорит - конечно молодец,
Только время поздние довольно,
От того и песням всем конец.

Огаров подкрутил усы, обида в нём была,
Но подченился баянист,
И всё ж пребрал меха.

Мелёхин, сидевший там же и наблюдавший всё это заметил как выступил пот на коже Василия, как заиграли желавки, похлеще самого баяна.

Но вслух Генка ничего не сказал, только пожалел бедного баяниста, ведь кроме баяна и не было ничего у Васи. Только песни в груди. Только жгучий драгоценный дар.

Провожая баяниста Генка всё-таки пожалел его словестно.

- Всё у тебя ещё будет, Вася , - Говорил Прохиндеев этому невзрачному, нескладному музыканту.

Был он и вправду обликом неказист: Широкоплечий, могучий, но вместе с тем кривопалый. Лицо Василия будто выдавалось вперёд, длинный нос, вьющиеся усы, густая борода. Да ещё море и шрамов на теле и лице.

Весь облик баяниста может и не самый нелепый, но робость его заставляла замечать в Василии только нелепости. То заикнётся, то споткнётся, то скажет невпопад. От всего этого Василий печалился и редко выходил в село

Вот и  сейчас придя к купцу и услышав, что-то обидевшие его он едва не взвыл.

Хотя Медков и не сказал ничего обидного, но горько было и солоно на душе баяниста Василия, что прервали песню его, что из самого сердца рвалась, что на теле исапариной проступала.

- Эх Гена, да разве я в обиде на хозяина твоего? - говорил Василий Генке перед уходом. - О другом печаль. Что песня не явилась в мир. - Мотив ведь вот отсюда идёт, - Василий приложил руку к груди, где колоколом билось сердце.

- Ты Генка, передай Михаилу Васильевичу поклон от Васьки-Баяниста- весело улыбнувшись и подкрутив усы сказал на прощание Вася Огаров и пошёл, наигрывая на баяне, будто утешал его, прося не печалиться о разорваном мотиве.

КУЧЕР ПЕЧЕРЁВ

В день зимнего праздника в доме купца Медкова проходил бал. Играла музыка, повсюду танцы и маски проявлялись,
Лакей подносит кушанья и разное питьё,

Посреди всего всех ярче всех заметней танцует кучер Егор Печерёв и дева благородного сословья, жена известного в высших кругах человека Антона Островского, он кстати здесь же, но почти, что без сознания и посему супруга без вниманья.

Островская Екатерина стройна, грациозна и красива, овеена ароматом мяты и ягод,  тех, что полны яда.

Вот с этой девой рядом кучер Печерёв, исходит потом конским, древней силой,
Он словно мясо от могучего тельца,
Одарен ягодным вином от Катерины.
Танцуют словно бы костёр в  метели,
Обласкан кучер девы волшебством,
Она коснётся кучерской щеки,
Град пота вновь пробудет в нём,
И вот она задышит потным кучерским виском.

Заденет дева кучерское сердце, оближет градины с его лица, и растворится среди танца, оставив кучеру блеск обручального кольца.

Егор кольцо у сердца держит, вдыхает ароматы благородных трав,
Бедняга Печерёв случился,
Объектом для чарующих забав.

Стоит Егор, как-будто охмелённый,
Горячим потом липким он покрыт,
И от него лишь пряный конский запах,
Привязан чарами, сквозь слёзы он скулит.

Выходит Печерёв из дома где был праздник,
Измученный и незамеченный ни кем,
И на плечах Егора богатырских груз горечи,
Как-будто сам он конь,
Бредёт бедняга по морозу,
В поту и пене и в груди его огонь.

Лицо у кучера в слезах горячих, то от мороза,
А не от кольца,
От холода скулит и плачет,
В его кармане пустота.

Шёл богатырь тот Печерёв Егор,
Могучий добротою полон,
В домах людей повсюду слышен ор,
Наш кучер добрый он отыщет счастье,
Горячь душою и от пота солон.



***


ЛАКЕЙ ГЕНКА МЕЛЁХИН НА КОНЦЕРТЕ

Генка Мелёхин, запыхавшись вбежал в двери салона перед самым началом концерта. Места ему уже не хватило и хозяйка салона Римма Валерьевна Лоскутова, призрительно взглянув на вспотевшего лакея сказала ему, что концерт тот может посмотреть стоя у стены.

- Благодарю, - весело, но всё ещё, задыхаясь сказал Генка и встал у стены.

- К концерту всё почти готово, - сказала Лоскутовой работница библиотеки, что часто помогала готовить разные мероприятия в салоне. Звали работницу библиотеки Варварой Вьюшкиной.

Надо сказать, работе салона Вьюшкина уделяла едва ли не больше внимание, чем доверенным ей книгам, так повелось давно и сие обстаятельство никого не смущало.

- Как славно- наиграно-радостно всплеснула руками Лоскутова. - Ждём артистов из города.
- Так ведь уже! - в дверях раздался бас Кучера Егора.

- Привезли? - так заводите,
Евгения Степановна, скорее проходите,
Ирина Николаевна,
И дети Ваши тоже,
Пожалуйте-пожалуйте скорей.

- Эй Печерёв! - кричит тут Римма,
Все гости здесь?
- Пуста телега все вошли- ей кучер отвечает зычным басом,
И остаётся тут же у стены.

***

Идёт концерт. Мелёхин с Печерёвым,
Тихонько говорят промеж собой,
Тут Генка говорит,
- Всё злится Лоскутова,
А перед зрителями лебезит,
- Ну ладно перед зрителями- ответил Печерёв,
А Вьюшкина перед артистами хлопочет,
Ну хороши ж артисты! Нет, ты глянь!
Евгения опять клокочет!

- Светило солнце,
И текла река... - доносятся Евгении слова,

Напыщена Евгения,
И смотрит свысока,
Нелепо выглядит,
Похожа на клеща.

Потом с детьми Ирина выступала,
Те пели, а она играла,
Ведь пели хорошо,
Но только без души,
Ирина их приводит,
Лишь для виду,
А их не спрашивает,
Потому и песни их пусты.

Но люди рады,
Ну конечно,
Ведь больше не на что смотреть,
И все кривляются да пляшут,
Хотя давно пора реветь.

***

Выходит Вьюшкина - концерт окончен,
И в зале дружное "Прекрасно! Ах!"

Вот зрители ушли,
Вскичала Лоскутова,
- Улыбкой мне свело лицо!

Ей Вьюшкина в ответ - уже готово,
Сейчас расправлю Вам его!

Ну а сама не знает, что же делать,
Тут Генка с Печерёвым говорят,
- Поможем запросто мы Римме,
Пройдёмте с нами до коня.

Подхватывает кучер Лоскутову,
На улицу выводит до коня,
Мелёхин Генка лишь смеётся,
Вот вырывает кучер волос из конского хвоста.

Конь как заржал и взвился на дыбы,
Артисты из телеги повалились,
А Лоскутовой-то подковы подошли,
Остались знаком на лице богровом,
Улыбка поползла с её лица,
Вся затреслась от гнева Лоскутова,
- Как Вы посмели?! Вы... Вы.. Меня,
Предать подобному позору?

- Позору-то сама себя ты предала,
Нечестною улыбкой, гневом,
Так ей ответили и кучер и лакей,
- Ишь ты! Как-будто королева.

***

Сбежали все артисты по домам,
И даже Вьюшкина вернулась к книгам,
Концерт ведь не концерт, а балаган,
И по заслугам это Лоскутовой Римме.

***

Лакей и кучер проучили не со зла,
Не думаете как-будто те жестоки,
Но если человек не понимал добра,
Проказникам таким нашлась работа.


***


САШКА ШАЙКИН



Жил у нас в деревне мужик по имени Сашка Шайкин, торговцем приездным был. Ездил по сёлам и продавал, то молоко, то мясо, бывало и шкуры с охоты привозил и тоже, значит продавал.

Сашка человек был хороший. Но кто его не знал боялись его. Облик у Сашки почти звериный; высокий, крепкий, борода почти до самой груди, рубаха столько раз залатанная, что места нет живого. Да и запах от Сашки был зверинный, и какой-то потно-квасной, что ли.

Голос у Сашки был глухой, злобный будто, да только всё это только вид такой, а характером Сашка Шайкин добряк каких мало.

Вот однажды попросили его отвезти в соседний посёлок продуктов для одного старика, немощного совсем, не сегодня так завтра помрёт.

Ну Сашка значит взял продукты, что люди со всего села собрали, сел в телегу и направился просьбу исполнять.

По дороге Сашка под страшный ливень попал, льёт и вокруг будто водные стены диковинного дворца. Конь подскальзываеться, из последних сил его Сашка сдерживает, чтоб тот не упал. Растянется ведь на дороге и не поднимется ещё чего доброго.

Едет Сашка по оврагам и топям, а ведь с дороги-то он не съезжал, только вот дождь и грязь дорогу в сплошную топь превратили. Тут навстречу Сашке Шайкину идёт то ли нищий, то ли просто измученный непогодой мужик. Поравнялся тот мужик с телегой Сашкиной и говорит ему- Ты Александр Кузьмич зачем в такую погоду выбрался, а?

- Сашка оторопел будто и отвечает - Везу вот продукты человеку доброму, но несчастному. - А ты кстати, имя моё откуда знаешь?
- Да как же не знать, - усмехнулся нищий. Все тебя знают. Во всех сёлах о тебе молва, что ты, Александр Кузьмич ко всем значит с добром, всех утешаешь. Утешь и меня. Дай, что есть у тебя в коробе.

- Всё отдать? - пуще прежнего удивился Сашка.
- А хоть бы и всё, не уж то не пожалеешь нищего сироту, а?- будто бы лукаво щурясь ответил нищий.

Сашка взял да и отдал встречнному весь короб, мороком его, что ли обдало. Никто не знает. Очнулся когда, забрать уже неловко. Вот Сашка и говорит, - Ты милый мой , оставь хоть масла немного. Для старика хворого.

- Нищий оставил Сашке Шайкину масла немного, а остальное забрал и сказал - Ну езжай дальше Сашка.

Двинулся Сашка Шайкин дальше, а сам думает; "Разве прокормится старик одним маслом? Экий я бестолковый! Зачем нищему весь короб отдал?"

Так и доехал Сашка Шайкин до избушки где жил хворый старик. Вошёл Сашка в избу. Тепло, светло, уютно. Прошёл Шайкин в комнату где лежал старик, подал ему масла, рассказал про нищего, что на дороге встретился, повинился перед стариком, что еды ему не донёс.

Старик послушал Сашкину историю и говорит скрипучим голосом, - Ты Саша, прав был, что нищего пожалел, другой раз знаешь как бывает, съел нищий чуточку калача, а ещё и виноват этим. Вроде как нет у тебя ,нищий денег. Калач стало быть украл. А может его этот калач несчастный от смерти спас. - Так может и твой короб, Сашка этого горемыку выручил. Поживёт подольше.

Спокойнее стало Шайкину после рассказа старика, да только как посмотрит Сашка на этого несчастного деда, на руки его, что уже ничего не держат почти, на голову его седую, что тресётся, словно налитый плод на хрупкой ветке шеи. Только вот плод уже не налит соком давно. Сочится пот из тела старика, льются слёзы горячие, солённые из глаз бледно-синих будто озёра. Такие глаза у стариков бывают перед самой смертью. Вот и старик этот уже не беспокоился о себе. О других печалился, других жалел.

И пожалел старик нищего, которого и не видел даже, и пожалел Сашку Шайкина, рассказав ему историю о калаче, что услышал ещё в молодости от конюха Генки, что был знакомым отца его.


***


КАЛАЧ ДЛЯ НИЩЕГО. СКАЗКА

История о путешествии монеты,
Из нищих рук в дань палачу,
В иных карманах только ветер,
Монета скажет - там сверкну.

Лежит монета на дороге,
Покинула кошель случайно,
Уставший нищий плёлся с горькой мыслью,
Приметил ту монету и подобрал её,
-Вот только, что мне с нею делать?
Не хватит на ночлег и на вино.

Задумался бездомный крепко,
И так сказал он сам себе,
- Пожалуй с этою монеткой,
Пойду я дальше по земле,
Пусть мне судьба сама подскажет,
На что нехитрое богатство разменять,
- Сказал бродяга про себя слова такие,
И о монете предпочёл пока не вспоминать.

Идёт по улице бродяга,
Вдруг видит ярмарку вдали,
Повсюду музыка, веселье,
Вот пёстрых рынков родники,
Чего там только нет:
Вино сортов различных,
И зеркала, и специи везде.

От криков зазывал лоснится воздух,
Как щёки сытых богачей,

А нищий наш слюну глотает,
- Пройти бы рынок поскорей,
И прочь от ярмарки сбегает нищий,
По коже у него сбегает едкий пот,
От голода и жажды скоро сгинет,
Покуда пропитанье не найдёт.

Вдруг нищий вспомнил о монете,
Что на дороге подобрал,
И даже тихо улыбнулся,
Коль сил побольше он бы и сплясал.

Идёт бродяга к пекарю-торговцу,
И покупает за монету он калач,
- Спасибо , - говорит ему торговец,
Ты лакомство куда-нибудь упрячь,
- Зачем же это?- удивился нищий,
- Так украдут ещё- ответил пекарь тут,
- Тебе-то что?- спросил бродяга,
- Да жаль тебя ещё побьют.

- Спасибо добрый человек,
Ответил пекарю бродяга,
И за еду и за совет,
- Я спрячу. Битым быть резону нет.

Идёт наш нищий по дороге,
Ест из-за пазухи калач,
Кусают бедного и вши и блохи,
А он счастливый сытостью,
Утих голодный плач.

Вдруг встретился бродяге на дороге,
Служитель города палач,
- Откуда здесь- спросил бродяга,
- Твоё ли дело? Где добыл калач?

Поморщился служитель,
От запаха дорожной пыли, пота,
Гниющих ран,
Потребовал ответа снова,
- Где взял калач? Ты сир и рван.

- Я - нищий говорит -нашёл монету,
Шёл по дороге счастье повстречал,
- Врёшь- говорит служитель хмуро,
Калач ты этот знать украл.

- Да нет же, - говорит .бродяга,
Пойдём на ярмарку. Я докажу,
- Пойдём, - палач ему ответил,
Но если ты солгал,
То кожу я с тебя сорву.

Пришли на ярмарку палач и нищий,
У пекаря спросил палач- то правда,
Что этот нищий у тебя купил калач,
Или он врёт и не боится не кнута не яда?

А пекарь тот монету пожалел,
Ответил палачу,
- Не видел я бродягу,
- Так как же это- нищий говорит,
Ведь по совету твоему,
Калач я спрятал под рубаху,
- Рубаха на тебе одно рваньё, 
Со смехом отвечает пекарь,
- И денег нету у него,
Он и рубахи доброй- то не ведал.

Ну, слышал- говорит палач,
Ты вор, разбойник лжец несчастный,
- Заплакал нищий тихо,
- Плачь не плачь,
А уговор у нас был ясный.

Сказал палач,
И после слов,
Сорвал он кожу заживо с бродяги,
И усмехаясь тот палач ушёл,
Оставил горести бедняге.

И умер нищий, мучаясь, скуля,
Но и обидчики его несчастны,
У пекаря мука теперь красна,
Полна живою кровью ясной,
Все калачи и пироги его,
Горьки и ядовиты стали,
За причиненное им зло ,
Так пекаря навеки наказали.

А палача то в ту же ночь,
Объели блохи-вши живого,
Эх, страшно мучился палач,
Да так ему и надо,
За то, что не услышал плач,
Не пожалел он нищего бродягу.



***

КЛЯП В УСТАХ НИЩЕГО



Жалобы нищих,
Бьются о стены,
Язвой зияют бескровные лица,
Руки хватают пальто,
И удар,
Падение, всхлип,
Голодный пожар,
В горле опять проявился так скоро,
Не было чувства кроме того,
Что заглушает желанья иного,
Не принося с собой ничего.

Тихо ползёт по камню бедняга,
Лбом припадает к чьим-то домам,
Бормочет, себя едва понимает,
Надеется, к добрым пришёл господам.

Вот дом отворил свои двери со звуком,
Таким словно хрип тех кто скоро умрёт,
И вышел из дома, грузного вида,
Хозяин, ворчит и не глядя плюёт,
Нищий лица поднять не успел,
Хозяйский сапог отшвырнул его в грязь,
Заныла на теле нищего снова,
Едва лишь умолкнув кровавая вязь.

Свежестью полны нищего раны,
Будто бы воздух весенний в лесах,
Нищий ползёт и опять напевает,
Кляп бормотанья зажавши в устах.


***


РАССКАЗ КОНЮХА

Как-то раз в село ходила ведьма,
На колеснице запряжённой комарами,
Проходила как по подземельям,
Задевая человечий дух руками.

Смехом гнусным расходилась ведьма,
Для гостей готовя славный пир,
За один момент плоды с деревьев,
Сорвала,
И одним лишь дуновеньем,
Двор чужой оставила пустым.

Вся еда уж на столах готова,
Домовой хлопочет уж с утра,
Даже тень от ведьмы отделилась,
Ходит помогает как слуга.

Вот явились к вечеру уж гости,
Знахари, ведуньи, колдуны,
Говорит хозяйка; - грусть отбросте,
Пировать мы будем до зари.

Ну а люди смотрят среди ночи,
Всюду гул, и сырость, и туман,
Чуть замешкаешься только,
К ведьме попадёшь в капкан.

Говорил раз конюх Генка,
- Угодил в такой туман,
Слышу, будто зов тяжёлый чей-то,
Если б на него пошёл - пропал.

- Зов тот ведьмин клич вечерний,
Из трубы печной людей зовёт,
Знают прочно все в деревне,
Кто тот зов услышит сгинет,
Пропадёт.

Так сказал всем конюх Генка,
Жив он, будет жить ещё,
Только слышно вновь в деревне,
Ведьмин зов через окно.

Пир у ведьмы знатный вышел,
Всё хохочет, всё поёт,
Но на следующий свой праздник,
Ведьма никого не соберёт.

И тогда придёт к ней гость незваный,
Злобный даже для неё,
Дом той ведьмы тут исчезнет,
Уведёт тот гость её.



***


МУЖИК И ВЕДЬМА


Будто бы ведомый кем-то,
Жил в деревне человек,
Ну а с ним жила невеста,
Не неделю,
Целый век.

Вечно в доме нет согласья,
Вечно брань стоит в избе,
Говорит мужик вздыхая,
-Знать досталась ведьма мне.

Улыбается невеста,
Отвернётся лишь мужик,
А при нём ворчит,
-Известно, ты чуть что поднимешь крик.

Мужику от слов невесты,
Горько станет на душе,
Он прощения попросит,
Что не сладко на груди змее...

Так и жили они вместе,
Ведьму жалость не брала,
Лишь о том она жалела,
Что становится стара.

От того перед рассветом,
Подходила к зеркалам,
- Пусть зима вернётся летом,
Не растает мой капкан,
- Не уйдёт мой горемыка,
А захочет уходить,
Что ж пусть так,
Но только жизнь земную,
Навсегда ему придётся позабыть.

Так летели год за годом,
Всё невеста молода,
А мужик покрытый потом,
Уж похож на старика,
Руки связаны и ноги,
Чтоб не смог уйти навек,
Но однажды всё бывает,
И мужик решился на побег.

Взял коня, какого скарбу,
Хлеба и колодезной воды,
-Не вернусь сюда я боле,
Выхожу я из беды.

А невеста это слышит,
- Не вернёшься, хорошо,
Станет пусть душа твоя живая,
Хрупкой как зеркальное стекло.

Так промолвила невеста,
Снова к зеркалам пошла,
А из зеркала кудесник,
И в руке его змея.

Гость спросил невесту,
- Помнишь, чем ты молодость хранишь,
Муж твой спит, ты молодеешь,
Коль его не станет, ты сама сгоришь.

И ответила невеста,
- Клятву помню я свою,
Разве я кого жалела,
Всех людей переживу,
Век мой вечен я...

- Ах, вечен- гость невесту перебил,
Ты всегда просила только, чтоб твоих родных губил
- Не родной он мне- в ответ невеста,
- Не боишься смерти? Хорошо,
Усмехнулся гость-кудесник,
-  На рассвете заберу его.

Улыбнулась тут невеста,
Но продолжил тихо гость,
- Мучил я людей немало,
И твоё желание сбылось.
Только я змею оставлю,
Месяц будет здесь она,
А как месяц тот пробудет,
Сгинет. И возьмёт тебя.

- Ты старухой обернёшься,
Будешь вечно мне служить,
Дом печатью я отмечу,
В нём никто не будет жить.

На рассветы всё случилось,
Как сказал невесте гость,
И мужик оставил мир навеки,
Так желание невесты и сбылось,
Перестало сердце биться,
Рухнул тут мужик с коня,
Ну а в доме у старухи,
Грозно ползает змея.



***


ШАПКА КОНЮХА ГЕНКИ


Пожалуй, в каждом селе найдётся человек, о котором говорят будто он владеет неким тайным даром. Проще говоря сведущ в колдовстве.


Был такой человек и в нашем селе. Старушка по имени Вера Рудольфовна Игошкина.  Люди говорили о ней будто она ведьма. Вроде как и в доме её людям плохо становилось ни с того не с сего.

При такой то славе, казалось бы гости у неё должны быть нечасто, однако многие ходили к ней из жалости,  Потому как сама Вера ходить не могла. Вот и приходили к ней люди. Проведать, поговорить.

Только говорила старушка лишь о том как тяжело ей жить и как плохи люди в селе. Чем плохи Вера не говорила,. Плохи и всё.

Так почему её ведьмой звали? Потому, что стоило ей с человеком заговорить, так у него всё и валилось в жизни. Усыхало да морилось.


Сказала как-то Вера Рудольфовна конюху Генке - До чего ты дом хороший отстроил! Прям не налюбуюсь.
Отвечает ей конюх - Вер, а как ты дом мой увидела? Ты ж из своего не выходишь.

Промолчала на эти слова Вера. Ну Гена подождал, может ответит чего. А старушка только вздыхает да на конюха смотрит. Так и ушёл он не дождавшись ответа.

Выйдя за ворота  Гена вспомнил, что шапку забыл у Веры дома, подошёл опять к воротам а они не открываются. Заперты. Как так?- думает Гена. Когда успели ворота закрыть?  Да и кто так быстро. Только подумал Генка а за воротами голос Веры Рудольфовны - Сейчас, сейчас возьмёшь свою шапку!

Тут открылись ворота. Стоит Вера с Генкиной шапкой в руках.

- Так ты ж не ходишь! - изумился конюх.
- Молчал бы ты так больше пользы - язвительно сказала Вера Рудольфовна, бросив в конюха его шапку.

И потом Генка много дней молчал. Сказать ничего не мог. Мычал только. А Дом Генкин, что Игошкина похвалила, гнил да худился. Но всё-таки Генка его починил. И сейчас стоит дом его крепко.


***

ПАНТЕЛЕЙ ТАРПАНОВ



Пантелей Тарпанов письма пишет брату,
Жалуется горько,
- Жизнь я зря прожил,
Многого не сделал,
А что сделал глупо,
Ехал всё куда-то,
А зачем,
Забыл.

- Рядом были люди...
- Здесь в листок он плюнул...


Взял другой,
О прежнем начал причитать,
- Я здесь как в капкане,
Связанный, побитый...

Холод всюду,
Морок,
Впору бы взвывать.

И хотя как-будто,
Быт мой не ужасен,
Всеми я забытый,
Будто нет родни.

Это только страшно...

- Тяжелеет сердце,
Не хватает места,
Для него в груди.

Пантелей хватает воздух беспокойно,
Весь в поту солённом,
Скованный сидит,
Нет, письмо он это,
Брату не отправит,
В доме позабытом,
Будто-бы он спит.


***


ТИМОФЕЙ ТИШКИН. ЯРМАРКА ТОРТОВ.

Возле сельского магазина с самого утра собралась толпа народу. Готовился импровизированый праздник выпечки. Идея которого, по удивительнному стечению обстоятельств посетила не работницу сельского салона,  а продавщицу того самого единственного, как думает сама продавщица магазина в селе.

Хозяйку магазина звали Роза Сумина, была она очень жадной до денег, настолько, что треслась от злости если магазин по каким-то причинам приходилось закрывать.

Сумина никогда не упускала возможности заработать, во время сколько-нибудь значимых праздников или даже скорбных дней, Роза крутилась где-то по близости чуть ли не лично зазывая в свою вотчину людей.

Сумина не различала настроений в селе, порой даже похороны использовала для заработка,  предлагая справить поминки прямиком в здании магазина.  Надеясь на то, что по окончанию мероприятия кто-нибудь нет-нет,  а купит у неё очень нужный в хозяйстве товар. 

Вот и сейчас решив избавится от почти просроченных тортов Роза Сумина, сговорившись с хозяйкой сельского салона Риммой Лоскутовой устроила ярмарку выпечки.

Люди подходили толпами, распихивая друг друга и набирали полные сумки зачерствевших в лучшем случае кексов, а в худшем кексы были покрыты плесенью.  Но кого это останавливает? 

-Почти даром ведь!

По ходу праздника Римма Лоскутова, желая оправдать культурную ценность ярмарки рассказывала о "Знаменитых пекарях нашего села."

Ни каких знаменитых пекарей конечно не было и в помине, но это опять-таки мало кого волновало.

- Целая сумка коржей за копейки! Почти..

Ко всеобщему веселью не торопился присоединится только Тимофей Тишкин, сухой, чуть сутулый мужичок в потёртой видавшей виды куртке.

Тимофей, подойдя к кому-то из бездумной толпы проговорил, то и дело шевеля желовкам  на ничем непримичательном, кроме шрама на подбородке лице - Вот вы тут устроили этот..  Ну как его.. Тьфу! "День выпечки", а между прочим это всё только для того, чтобы Сумиха - так он презрительно называл хозяйку магазина- могла денег взять побольше, за свои чёрствые коврижки.

- А людям некоторым и хлеба раньше взять было не откуда! - гневно кричал Тишкин , напомнив, что день сегодня скорбный и не до тортов сегодня.

Когда Тимофея Тишкина спросили, а почему собственно сегодня не до тортов Тимофей, чувствуя вскипающий в груди гнев, не стал отвечать. - Вспоминайте, сами, что к чему. Может отойдёте от тортов-то и вспомните! - едва сдерживая пламя злости прорычал Тишкин. И пошёл прочь от ярмарки. 

Говорил Тимофей тихо, словно оправдывая тем свою фамилию, но грозно, питая голос свой обуявшим его тихим, но ярым гневом.

Настроения покупать и слушать выдуманные рассказы Лоскутовой тут же пропало, будто горкий дым от скорбных костров в сердце Тишкина, накрыл собой души всех, кто сейчас был на ярмарке. 

Народ стал быстро расходиться, и каждый был погружён в сугробы своих мыслей.

А торты остались черстветь на столах у магазина.


****


ЕДВА ЗАПРИМЕТИВ В ЛЕСУ МУЖИКА

Под старость подался чудной человек,
В леса, чтобы там остаться,
Собрал он пожитки и двинулся в путь,
С бураном и холодом драться.

Никто образумить не мог мужика,
-Куда мол пойдёшь ты в метели,
Ты вмиг пропадёшь, что будет тогда,
С другими, ну в самом деле?

Мужик отвечает, -Так в чём же беда?
Я рядом пойду с Морозом,
Он тронуть тогда не посмеет меня,
Пойти можно даже босым.

- И в рваной рубахе побрёл мужичок,
Босыми ногами по снегу,
К нему подойти боится Мороз,
Мужик весь в поту будто летом.

Бредёт он по тропам,
Иль валится в снег,
Не чует совсем мороза,
Горячие, крупные бегут по щеке,
От силы и радости слёзы.

В груди исчезает холодный порыв,
Живёт там отныне солнце,
Мужик всё бредёт по продрогшим лесам,
И что-то шепчет ,и смеётся.

Едва заприметив в лесу мужика,
Помочь ему кто-то хочет,
Иные же палками гнать от себя,
Готовы без жалости прочь.

Мужик улыбается робко сквозь слёзы,
- Ну здравствуй, скажи чем помочь?

Он обликом сир,
И как будто бы беден,
Идёт без рубахи, а всюду снега,
Но жарко бродяге,
И счастье такое, в груди у него,
Что представить нельзя.

Мужик обливается потом и кровью,
- Измучился, бедный?
Он только в ответ,
Кивнёт,
А встречный останется бледным,
Не ведал такого за прожитый век.

Мужик всё бредёт,
Шепчет, что-то тихонько,
Едва расслышимый забытый рассказ,
Не тронет Мороз мужичонку чудного,
Не сгинет мужик ни тогда ни сейчас.


***


КОРОБ РЯЖЕННЫХ

Есть на свете село такое,
Странная в нём Душа,
Громыхнёт барабаным боем,
А в сердцах у людей тишина.

И весёлые песни слагают,
Праздник всюду носят под кожей,
Только ведь рычат да рыдают,
Им иначе теперь невозможно.

Тают люди, лишь мысль осталась,
Образ добрый, осколок живой,
Эх, родные, уже потерялось!
Полон короб одной пустотой.

Ходят ряженных сомны и бедных,
Охмелённых, измученных, злых,
Только добр к ним кто-то видно,
Если есть ещё радость в них.

Радость Истины, поиска яви,
Доброты человеческих Душ,
Если ты в то село заглянешь,
Хрупкой радости не разрушь.


***


ПРАЗДНИЧНЫЙ БУРАН



Ряженые мёрзнут,
Сквозь буран идя,
Ветхие костюмы,
Старика, коня.

Песни, хохот зычный,
Вечер будят,
Бьют,
По бокам бурана,
Жаром обдают,
Тех людей немногих,
Кто навстречу им,
Встретится при звёздах,
И захочет к ним,
К шумным тем бродягам,
Что зимой всегда,
Сколько существуют,
Сёла, города.

Кто всегда приходит в яростный буран,
Песнями разносят счастье по домам,
Говорят,
Тревожно,
Молкнут,
Так тоска,
Припадает к сердцу,
Только прогоняй.

А прогонишь,
Рядом,
Ряженных толпа,
Конь, старик и волк,
Вдруг буран и мгла,
Разойдутся снова,
Всё от песен тех,
Смолкнут,
Всё в покое,
Только смолк и смех.


***


НИКИФОР БАРЧЕНКОВ НА ПРАЗДНИК ДОБИРАЛСЯ


К месту балаганых маслянечных гуляний ехал в старой, едва сцепленной телеге, мужичок с отрезанными ногами по имени  Никифор Барченков.

Отсутствие ног было заметно, только с самого начала общения с Никифором, а потом уже беседуя с ним как-то забываешь про этот его недуг.

Сейчас вот продвигаясь в телеге к празднику, да играя на баяне Никифор словно захватил колдовством души и умы всякого проходящего мимо.

А уж праздники без Никифорова баяна представить нельзя было. Бывало сядет он ряженный стариком во время зимних праздников, коня водить, по обряду. Так люди в пляс пускаются, а сам Никифор знай сидит в своей телеге, и другого ряженного баяном "погоняет".

Вот доехав до гуляний,
Развернул меха Никифор,
Началось тот час веселье,
Будто дикий зимний вихрь,

Души на меха поймает,
Музыкант,
И улыбнётся,
Труд свой он отлично знает,
Вот баян его смеётся.

А иной то раз бывает,
Как затянет горький стон,
Что рубаху надрывает,
Души людям, тянет в сон.
***


Долго Никифор  на празднике  был,
Ладно играл, людей веселил,
Баянист от души старается,
Сердце пламенем накрывается.


***


ДРЕВНИЙ ПРАЗДНИК

Ночная тьма,
Костёр и запах снега,
И где-то праздник древний и живой,
А где-то песни, громкие, хмельные,
От пламени как-будто летом зной.

Сиянье завораживает взоры,
За ворот тянет дикая гульба,
И пламени забытые узоры,
Ложатся на уставшие снега.

Толпа людей рычит, поёт, танцует,
Выкрикивает, что-то, во хмелю,
Но каждый в той толпе забудет,
Веселье жуткое услышав тишину.

Ночная тьма,
Напуганная светом,
Костёр исчез,
И только лишь зола,
Проходит по снегу,
Ведома ветром,
Закончен древний праздник,
И разошлась толпа.


***


ВЕДУН

Проявил в людском мире силу,
Заключил в человеке навек,
И взвалил дар непрошенный этот,
Богатырского облика тот человек.

Дар струился ручьями по телу,
Древних духов он покорял,
Послужил и доброму делу,
Но бывало зло сотворял.

Облик волка снова принявши,
Побежал он в чащу лесов,
Там в обличьи своём настоящем,
Он позвал к себе древних богов.

Выходили к нему эти боги,
Говорили о мире с ним,
Приглашали в свои чертоги,
Он едва оставался живым.

Обернулся он змеем после,
Разговора с богами в лесу,
Пред прощаньем сказал,
- До погоста я слова ваши сохраню.


***


ВОЛХВ

Когда-то встретил я Волхва,
Он ворожить умел словами,
Речь разливалась как река,
Он говорил о жизни между снами.

Рассказывал о духах и богах,
О древних обликах Миров туманных,
Рассказывал о тишине в лесах,
И образах невидимых и явных.

Подолгу Волхв со мною говорил,
Окутывали речи кандалами,
Но всё же был в нём облик древних сил,
Ему немые духи отвечали.

Тот Волхв был добр,
Мудр и силён,
Но клад Души был заперт в подземелье,
И Волхв забыл,
Что было тем ключом,
Который оставлял,
Он духам на храненье.

Терзался Волхв,
И мучился, бедняга,
Страдает ведь,
И чем помочь ему,
Не плачь, Старик,
В речах твоих нет яда,
Но я с тобою дальше не пойду.


***


ЗНАХАРЬ

Человек этот обликом будто бы волк,
И во взгляде его,
Вечно волчий блик леса живёт,
Запах пота навек перемешан с душою растений,
Не творит заклинаний,
И песен ритуальных давно не поёт.

Исцеляет людей от мучений и затхлых страданий,
В бороде позабыв то былинку,
То море и град,
Он проводит свой дар,
Через дерево,
Тихо в молчаньи,
Лишь людскими слезами счастья,
Бывает богат.

Знахарь снова уходит в леса,
На плечах его короб огромный,
В нём хранит добрый Знахарь,
Лесные дары и слова древних трав,
Он натрудится,
Словно кузнец или пахарь,
И в молчаньи пойдёт,
Пробуждать сострадание в сердцах.


***


ДОМОВОЙ НА ПРАЗДНИКЕ

В доме праздник. За столом сидят несколько изрядно пьяных мужиков, весёлые от хмеля, злые от него же.

Вот после рассказа, сидящего за столом парня, в заляпаной жиром рубахе, смех разнёся по избе с новой силой. Когда он стих, прерваный звоном рюмок и звуком льющийся водки, заметили парни, что их знакомый всё никак не угомонится, продолжает смеяться.

Смех его вдруг превратился в вой, парень бросился в пляс; носился по избе, пел, исходил потом.

Друзья не могли его остановить, даже нескольким могучим мужикам лесорубам не удалось его скрутить верёвками. Он сам этой же верёвкой их связал и продолжил пляску.

Вдруг, подбежал к связаным, злобно улыбнулся, взял да и оторвал кусок живого мяса с груди пленника. Взвыл бедняга от боли, покрылся крупным потом.

Вдруг видят мужики, друг их обликом другой совсем; лицо в морщинах, борода до самого пола, и силы прибавилось.

Это был Домовой в обличьи человека, и вот принял он истиный облик. Кусок мяса, что держал в руках разжевал, выплюнул и поставил на старое место на грудь пленника.

Подскочил Домовой к другому, связанному мужику, дёрнул за нос, и вдруг пот с кожи мужика стал ему же в рот заливаться. Льётся ливень солёный в рот, мужик рыдает, захлёбывается, а ничего поделать не может.

Все кто на это смотрел застыли от страха.

Тут подошёл Домовой к хозяйну дома, крепкому, куластому мужику и начал его облизывать. Лижет Домовой лицо и толувище мужика да и слизал с него кожу. Но хозяйн жив остался. Бьётся-льятся кровь горячая, льются слёзы солёные.

Долго вой и рыдания гостили в доме вместе с мужиками. Домовой сделал из кожи хозяина мешок, спрятал туда всех кто был в избе, мешок положил у печи и с того дня терзал Домовой мужиков, а смерти им было не узнать. Терзал домашний дух их вечность.

Натешились мужики, теперь Домовой с ними тешился. Не покинет дом веселье.


***


БАННИК

В недавно построенной бане, также недавно появился Дух, который об этой бане заботиться будет. Дух этот Банником зовётся.

Обликом этот Банник был похож на других своих собратьев; длинная густая борода, в которой запутаны листья веников. Одежды Банник не носил, разве что шапку только. Кожа Банника была мокрой от пота и воды. Никогда кожа Хозяина бани не высыхала.

Говорят будто пот с кожи Банника высыхал только когда Баню где он обитал собрались сносить, что вело к гибели Банника.

Но снести баню не так легко как кажется. Банники всеми силами защищают свои владения. Рассказывают будто одна семья, захотела снести свою старую баню да построить на её месте новую. Ведь старая давно рассохлась. Жар из всех щелей выходил. Не успевали хозяева истопить, а жар уже весь уходил. Собрались хозяева сносить баню, смотрят а баня со своего места будто ушла. Ну вот нет её. Пусто. Увидели хозяева баню свою на огороде. У самых грядок. -Как вышло так?- думают хозяева. Долго так баня прыгала с места на место. Хозяин позвал Банника - Чего ты разигрался?- говорит хозяин. - А вот ты как думаешь? Не уважаете меня совсем. Не благодарите. - В баню приходите злые. - Теперь вот вовсе баню мою разрушить хотите. - Не бывать этому!

Выслушал Банника хозяин. Стал прощения просить. - Говорит Банник- ты сходи собери мне веников свежих. Оставь в бане, да еды оставь. Кваса да хлеба. Тогда я вас и прощу. Сделал хозяин как Банник сказал. Собрал веников с гостинцами и отнёс в баню. Стал просить Банника - Позволь баню новую построить. Будут тебе Банный Хозяин, владения лучше прежних.

Банник позволил новую баню построить. Баня вышла хоть куда. И хозяева с тех пор в бане больше злобу не приносили, наоборот., с грязью телесной всю грязь из Души смывали. Банник тоже добрее стал. Жар всегда был сильный, веники не осыпались. Были всегда они свежими.

Доволен Банник был, и хозяева довольны.



***


ВОДЯНОЙ И РЫБАК

Выдох Водяного,
Вихрь на воде,
Думаешь о чём ты,
В хладной глубине?

Дух речной хранитель,
С тиной в бороде,
Без тебя нет жизни,
В море и реке.

Ты под льдом прозрачным,
Спишь до вешних гроз,
И в рыбачьи сети,
Счастья не несёшь.

Редкая удача,
Полынью пробив,
Отнести на землю,
Подданых твоих.

Ты речной властитель,
На людей не злись,
Дар твой очень дорог,
Ты уж не скупись,
Песнями задобрим,
Чтобы не серчал,
Из речного царства,
Дар свой передал.


***

ПАРЕНЬ-ВОЛКОДЛАК

Волкодлак по лесу ходит,
Ищет нож оставленный в земле,
Воет-плачет не находит,
-Разве душу подарил навек луне?

Колдуна спросил бедняга,
Чем вернуться в мир людской,
- Ты спаси людей от яда,
Песню добрую пропой,
Накорми голодных, сирых,
Выведи потеряных к тропе,
И тогда быть может друг мой милый,
Обернёшься человеком на заре.

- Ну а если убегают,
И пугаются волков?
- Я сказал тебе, бедняга,
Сам избавься от оков.

Зверь хотел спасти,
Да только гнали,
Облик волчий напугал людей,
Угощений от него не брали,
Убежать стремились поскорей.

Волкодлак рыдал,
Просил пощады,
Чтобы не терзало колдовство,
Понял, что не принесёт услады,
Жуткое лесное озорство.

Плакал волк так до самой ночи,
И солёный засыпал дрожа,
Разбудило солнце его утром,
Парня, а не волка,
В нём жива душа.


***


БАЛАГАН

Играют баяны, гитары и флейты,
Наполнены силой и духом людей,
И запахи пота, костра или ветра,
Смешаются вместе,
Средь яви лесов и полей.

Так города чашу,
Наполнили песни,
Развёрнут весёлый хмельной балаган,
И ряженых толпы,
Рыча и ликуя,
С завязанным сердцем,
Обходят капкан.

То звери, то духи,
Явления мира,
Дразнились, боролись,
И в пляс подались,
И явства несли,
Для весёлого пира,
Росою и кровью,
Навек напились.


***

ДЕД КУЗЬМА ЕГОРОВИЧ


- Ну, дальше сам дорогу найдёшь, - скрипучим голосом проговорил седой, на удивление крепкий для своих лет старик... И всё-таки дышал он тяжело. Рубаха его расстёгнута, почти полностью. По коже бегут остро пахнущие струи пота, от которого рубаха порвалась, сильнее всего под мышками и на груди.

Старик провожал, через лес заблудившигося туриста, которому давал приют в своём доме на несколько дней после того как разлив реки отрезал всякий путь до станции. Григорий, тот самый неудачливый турист, конечно мог бы уехать позже, но водоём, или как говорил дед, приютивший его "не водоём, а водяной, поди... Праздник у него там или похороны, не поймёшь"

- Спасибо Вам, Кузьма Егорович, - сказал Григорий, прихлопывая на щеке нескольких болотных комаров.

Дед Кузьма сочувственно посмотрел на страдающего от гнуса парня, - Ты Гриша, всё-таки мазь бы взял, что я тебе предлагал..

- Да нет.. Спасибо Кузьма Егорович, - вежливо отказался Гриша, он ещё помнил запах мази, которую сердобольный дед делал сам из шишек, мха и чего-то ещё о чём Гриша предпочитал не думать. Запах у мази был ужасный... Мягко говоря, а её остатки до сих пор были у Григория в щетине.

- Ну, как знаешь, - махнул могучей рукой старик.

Григорий с Дедом Кузьмой попращались и Гриша пошёл к станции через болота. Уже вслед Кузьма Егорович крикнул - Если ещё в этих краях будешь, то заходи проведать. Всегда рад.

Гриша в ответ сказал, что обязательно навестит старика. И с тех пор вправду часто ездил уже не просто как турист, а к доброму старику Кузьме Егоровичу.


В ДОМЕ ДЕДА КУЗЬМЫ ЕГОРОВИЧА


В тускло освещённой комнате вели разговор старик и мужик помоложе...

Старик опустил голову на тыльные стороны ладоней... Борода цеплялась к засаленному свитеру. Голос старика будто бы дотрагивался до обшарпаных стен комнаты. 

Напротив старика сидел крепкий мужик с тусклыми, словно у того же старика глазами. На лице мужика был длиный и широкий, похожий на карандашный штрих карты шрам

Плющ, что рос на подоконнике пульсировал и вился по деревяному в трещинах полу. Старик выпустил кольцо дыма из старой трубки и тяжело вздохнул, а по его, покрытому пятнами морщинистому лицу покатились слёзы от боли в остатке руки, которую он потерял несколько лет назад. Но страдания были ещё свежими. Такими они будут всегда. Но старик ещё этого не знает.

Мужик сочувственно посмотрел на старика и проговорил, - Эх Кузьма Егорович, жаль тебя...

Сказал это мужик, а что толку? Старик лишь махнул рукой, что до этого положил себе на грудь.

Старик тяжело поднялся, отёр крупный пот со своего лица и встав перед стеной долго смотрел на картину с изображением лошадинного табуна. Эту картину ему подарили на день рождения дальние родственники. Дальние не столько по ветвям генеалогического древа, сколько по месту своего проживания.

Давно старик не видел никого из своей семьи, от того и оказывались в его доме почти случайные люди, коим он давал ночлег. Ведь не боялся старик пускать к себе прохожих. Хотя и немощным был совсем да ещё без руки. Такого и связывать не надо. Да только нечего у Кузьмы Егоровича забрать.

Кузьма Егорович повернулся к гостю и проговорил скрипучим ,словно ржавый дверной засов голосом, - Пойдём, Григорий, я тебе хоть чая налью. - Спасибо, что приехал- старик усмехнулся. - И ведь не обманул когда приезжал тем летом-то. Навещаешь меня.




***

ПОСРЕДИ ПУСТОГО ТИХОГО ДВОРА

Посреди пустого тихого двора,
Дед стоял задумавшись о чём-то,
Холодом тянуло, но не зяб старик,
В нём хватало тёплого дыханья,
Путь прошёл он долгий,
Ко всему привык,
Ветра не пугают завыванья.

Редкие ночные тусклые огни,
Окна потревожат и погаснут,
А в соседнем доме речи хоть тихи,
Но старик их слышит очень ясно,
Там баян играет, руша весь покой,
Что ещё остался не встревожен,
Голос чей-то зычный крикнет
- "Ты постой!
В ночь пойдёшь куда?
Душа дороже. "

И опять размял меха баян,
- Что же там творится- Дед подумал,
Может кто несчастен там иль пьян?
- Сон мне руки вяжет,
Сдвинул брови хмуро.


***


ИДЁТ МУЖИК ДОМОЙ ПРЕД САМОЮ ГРОЗОЮ


Идёт мужик домой пред самою грозою,
Раскаты грома вдалеке слышны,
Сияет взгляд небес над головою,
Последние мгновенья тишины.

Потом удар как будто голос зычный,
И капля ледяная на спине,
За каплей той уж падают другие,
Об землю разобьются при грозе.

Совсем немного до села осталось,
Повеселело сердце мужика,
Гроза теперь за окнами металась,
Домой мужик добрался, отогрелся,
Хмелея от забытого тепла.


***


СТАРИК ПЕРЕД ТАРЕЛКОЙ СУПА

Старик перед тарелкой супа,
Сидит с усмешкой на лице,
И думает старик о чём-то,
О жарком лете, солнечном тепле.

Он вспомнил молодость, забавы,
Коня что был помощником в делах,
Порывы ветра, ожидание прохлады,
От жизненных тревог, 
Старик был весь в следах,
Шрамы, раны кожу ели,
А старику забавно и смешно,
Ведь все эти шрамы,
В самом деле, 
Давали сердцу старика тепло.

Ползёт блик солнца по столу тихонько,
По телу старика проходит блик другой,
Груди своей старик коснулся,
Как-будто солнце тронул он рукой.

И наконец-то вспомнив про еду,
Старик погладил бороду,
Отведал суп,
- Холодный,
Но почему-то на Душе тепло,
Хотя и лягу спать голодный.

***


КОНЬ ТЯНЕТ ТЕЛЕГУ

Конь тянет телегу,
В телеге старик,
В груди старика,
Невесёлая искра,
Взгляд его пуст,
Сам он потом облит,
Сердце напоено ядом,
И злится.

Сельские улицы мрачно пусты,
Тихо ползёт,
Пыльный зной по дороге,
Старик захмелел,
Поёт, что скулит,
Как будто бы воин,
Пострадавший в походе.

Горячий измученный,
Пахнет конём,
И что не заметит,
Отравит злословьем,
Хмель с потом,
Навек перемешаны в нём,
Но есть и добро,
Под рубахой,
Поеденной молью.

И есть тишина в старике,
И горячее сердце,
Что хочет,
Собой отогреть этот Мир,
Есть добрые сильные руки,
Что труд не забыли,
И сердца камин ещё не остыл.


***


ЖИЛ ОХОТНИК ФЁДОР ВОЛОКУШИН

Жил человек простой и добрый,
Что звался Фёдор Волокушин,
Хоть кулаки его огромны,
Не разу в драку он не лез,
В щетине прячет лишь улыбку,
Живёт спокойно иногда он ходит в лес.

Охотником он раньше был,
Но выстрелить не разу так не смог,
Знакомых он своих смешил,
- Фёдор Антонович,
Зачем идёшь в леса ты,
Сидишь в испарине тумана весь продрог?

В ответ им скажет Волокушин,
 Слеза покатится от умиленья по щеке,
-Родные, прихожу с ружьём я,
Но не могу подумать я о зле,
Чтоб мне кого-нибудь обидеть,
Живых, злой пулей умертвить,
Знать некудышный я охотник,
Я с лесом ведь хочу дружить,
Я прихожу послушать пенье птичье,
И покормить лесных зверей,
Ружьё я дома не оставлю,
Чтоб помнить о Душе своей,
И знать покуда всё же выстрел,
Нарушит леса тишину,
Забуду я сюда дорогу,
Сказать не смея вам про доброту.

Так скажет Фёдор Волокушин,
Ворчат знакомые, пускай,
В груди "охотника" из сердца живое пламя,
Через край.

Не тронет Фёдор Волокушин,
Узор на шкуре у зверья,
Ведь у него пятно есть тоже,
На коже около плеча,
Представить если б скажем Волк,
Почуяв человечий дух,
Пятно то самое омыл горячей кровью,
Костёр души тогда б в груди охотника потух.

И потому приходит Фёдор,
С добром из сердца,
В гости к лесу,
И слёзы катятся порою,
От силы леса и его ужасных ран,
Не выстрелит "охотник" Волокушин,
И не поставит никогда капкан.


***


СПЯЩИЙ СТРАННИК В ЛЕСУ

В костёр подброшены дрова,
Усталый странник на траву ложится,
Его касается продрогшая земля,
И страннику от этого не спится.

Сквозь шорох ночи к жаркому огню,
Подходит зверь могучий и свирепый,
Ворочеется странник,
И в тягостном бреду,
Поёт,
Желающий побега.

Сквозь полусон бормочет,
Вонзивши пальцы в землю,
Облит горячим потом,
Просолен до крови.

Вот зверь подходит ближе,
Предчувствуя победу.
Но ощутив страданья,
Он нападать не стал,
И чуя беззащитность,
И жуткие метания,
Лизнул висок солённый,
Пригрелся у костра.

-Ты покорён, измучен,
Как-будто роем лезвий,
Не буду я сегодня ещё терзать тебя.

Едва бедняга дышишь,
В поту, слезах и крови,
Звериной древней силы,
Даю тебе завет,
Рассвет придёт,
Проснёшься,
В горячей липкой соли,
Тогда приду я снова,
Я - зверь,
Ты- человек.


***

КОЛДУН МИХАИЛ


В дом пришли шальные духи,
Не встречали вы таких,
Завопили, заскулили,
Весь окрестный люд притих.

В доме дикое веселье,
Льётся квас во все рты,
А хозяева рыдают,
Буйным стадом пленены.

А хозяева лишь только,
Сын с отцом,
И никого,
Кто б сберёг несчастных этих,
Укротил такое зло?

Кто-то с улицы заметив,
Что творится в том дому,
Побежал, с великим ором,
- Расскажите колдуну!
Позовите в дом скорее,
Чтобы он угнал во тьму,
Тех кто мучает несчастных,
Съев солёную слезу!

Колдуна позвали люди,
Крепок он как зверь, космат,
Грозно он спросил злых духов,
- Чем люд добрый виноват?

Колдуна услышав только,
Духи вместе собрались,
И ему сказали - Старый, мы не сгинем,
Ты смирись.

И ответ такой услышав,
Говорит колдун,
- Ну, что ж,
Я хотел чтоб мирно вышли,
Но достать придётся нож.

Но колдун достал лишь трубку,
Из-за пазухи и стал,
Дым пускать по дому густо,
И чего-то там шептал.

Закривились, зарычали духи злые на него,
А хозяева потели и дышали тяжело.

Вот закончились обряды,
Дым рассеялся и сник,
Подошёл тогда к несчастным,
Сыну и отцу старик,
Протянув в отцову руку,
Камень будто солнца блик.

И сказал колдун, - Храните этот камень у себя,
Вы его туда сложите,
Где вы держите коня,
И тогда никто не сможет,
Злостью жизнь Вам отравить.

- А теперь скажу  прощайте,
Мне пора уж уходить.

Всё хозяева исполнив,
Как наказывал колдун,
Духов злых перетоптали,
Будто яростный табун.

Добрым словом вспоминают,
Михаила  колдуна
По сей день к нему приходят ,
Люди  со всего села.