Словарь Павленкова

Словарь увесистый и странный
Оставил мне аптекарь дед,
И с каббалой, и с махаяной
Знакомил вкратце раритет.
Подростку помогал Павленков,
Предельно точен, но не груб,
Понять обычаи эвенков
И смысл фаллопиевых труб.

У голой сути шрифт уборист,
Барочны завитки гравюр,
В цитатах греческий аорист,
Скучает мышка Помпадур.
Все эти «фиты» или «яти»
Ещё реформой не обрёк
Ходок лукавый в Наркомате,
О Ленине лишь пару строк.

Зато жидовствующих ересь
Описана - и тот раскол,
Что затевали, разуверясь,
Охальники из чуждых школ.
И много всякого такого,
О чём не вычитал бы ты
В энциклопедии пудовой,
Дрожа от вечной мерзлоты.

Храни, сафьяновая кожа,
Наш мозг от цензора с кнутом,
Когда страна вокруг похожа
На лепрозорий и дурдом!
Когда из книг нам остаётся
Доступных, строго говоря,
Один устав золоторотца
Да катехизис упыря...

Словарь Павленкова, спасибо,
Ты мне Америку открыл:
Поcкольку не было Турксиба,
Спецхрана и казённых рыл.
Я Смита отличал от Локка,
И я с собой увёз, атлант,
Собравшись далеко-далёко,
Столетний дедов фолиант.

Когда б не знанье ключевое,
С трибун учила бы печать
В кавычки грозного конвоя
Скрижали сердца заключать.
Язык, зовущий к переделу
Земель, утрачивает шарм,
Полезен он душе и телу,
Гнездясь подальше от казарм.

Мы ставим ударенье: Янцзы –
И тотчас двери нараспах
Закусочных, где иностранцы
Вкушают суп из черепах.
Глаза певиц подобны углям,
Белеет храм во всей красе,
Давайте чуточку погуглим,
А после улыбнёмся все!

Чадят вулканы на Гавайях,
По Сохо мчит кабриолет,
Стоит на лиственничных сваях
Венеция две тыщи лет.
А я, во власти детских страхов,
Подробней рассмотреть хочу
С узорами чумацких шляхов
Причерноморья епанчу.