Новое начало 1

НОВОЕ НАЧАЛО
(автобиографическая повесть)

     Каждый раз, начиная новое повествование, долго креплюсь, чтобы этого не делать. Кому нужна тягомотная проза малоизвестного в реальных сообществах автора?
     Раньше СССР была самой читающей страной в мире. книги стоили дёшево, переиздавались несколько раз, авторы-классики не требовали компенсации, а современники, попав-шие в число издающихся, хвалились гонораром и тиражом.
     Сейчас есть авторы, которые хвалятся, что ни за одну выпущенную книгу не заплатили ни рубля, как бы заявляя, что книга востребована. Но я – правнучка сапожника и дочь обувщицы – исторически, а фактически, по пословице: «Сапожник без сапог».
     Мой прадед по материнской линии, Георгий, был мастером своего дела, к нему приходили со всех окрестных деревень шить и чинить обувь. А вот передать своё мастерство было некому – четыре дочери, да сын Иван, который в войну пропал без вести, а Георгий погиб на фронте. Не только сапожник, но и вся округа осталась без сапог.
     Матушка моя уехала из деревни в четырнадцать с половиной лет в советскую «текстильную столицу», но не пошла за своими сёстрами выпускать ткани, а поступила в школу рабочей молодёжи (ШРМ) при обувной фабрике, и сорок с лишним лет, до самой Перестройки в стране отдавала жизнь и здоровье вредному производству. Тогда оно не считалось вредным, хотя из-за плохой вентиляции запах клея и ацетона был в цехе покруче, чем запах табака. Молодые обувщицы рано старели и теряли зубы, у некоторых, как и у моей матери, в старости диагностировали цирроз печени. Матушка хотела мне передать своё мастерство, но при первом посещении цеха, когда мне было четырнадцать лет, меня оттуда вынесло через три минуты.
     Мне всегда нравился запах новых книг. Отец работал шофёром, и запах бензина был для меня привычным и дорогим, но отец любил читать и часто покупал новые книги. Я ещё не понимала написанного, но я воспринимала книгу обонянием. Такого клея и таких красок сейчас нет – это запах моего детства. Поэтому слова: «Лучший подарок – книга», – были для меня актуальны. Мне хотелось забраться в обложку и жить среди книжных страниц! Наверное, это было начало к моему движению в писательство. Пусть даже таким, по-детски чувственным, образом.
     Помню, когда мой сын приходил из детского сада, в его карманах было полно бумажек, выброшенных детьми на участке. Это были конфетные фантики, обрывки рисунков и каких-то разорванных записок. Он собирал их, приносил домой и рассматривал. Я говорила ему:
     – Наверное, ты будешь начальником, раз так любишь бумажки перебирать.
     Он, пятилетний, спрашивал:
     – Мама, а что, есть такая работа с бумажками? Я бы пошёл!
     Его учёба на автомеханика не привела к профессии. В итоге он окончил семинарию и занялся духовным трудом, что, по-видимому, ближе к той, детской, мечте. Но этот выбор меня радует, потому что близок к моему мировоззрению и писательству.
     Не знаю, почему, но уже в восемь лет меня потянуло на мистику и философию, а ведь хотелось просто сочинить загадку про настольную лампу, а натекло иное:

Она мне светит ночью.
В ночное время, сидя у окна,
Я говорю: «О, лампа! Хорошо с тобою!
Светила б с ночи до зари!»
Но лампа отвечает: «Что ты!
Стихи писать нетрудно – отдохни!»
И снова ночь, и снова дуют ветры за окном…

     Дальше мои «нетрудные стихи» остаются недописанными, лампа гаснет, и я ложусь спать, чтобы не проспать школу. А родители спят в этой же комнате, потому что мы живём в коммуналке, и другой комнаты у нас нет. Уроки у меня проверяют редко и только по моей просьбе. Я не отличница, но по литературе и пению – неизменная пятёрка.
     В двенадцать лет стала посещать городской детский хор, там же образовалась вокальная группа из четырёх солисток, куда меня взяли. И я уже была уверена, что стану певицей, но через три года руководителя хора сместили, и хор и группа распались. Мне было пятнадцать, а в дневнике к концу восьмого класса – поровну четвёрок и троек. Никто не верил, что я способна к учёбе. Тогда я решила поступать в педагогическое училище и вернуться в свою школу, специалистом, чтобы поверили. Вернулась – поверили. Но школа оказалась для меня камнем преткновения.