Nigrum Bliss

Он бежит не один час.
Словно призрак, Валера проносится через леса и хранящие безмолвие поляны, вниз по затенённым долинам и холмам. Он бежит, спасаясь от аромата, запечатлённого в его совершенной памяти, аромата, побуждающего к безрассудному насилию. Бежит, направляя всю жажду крови в бег – такой безудержный и такой неистовый.
На самом краю глубокого покрытого льдом ущелья он, наконец, останавливается.
Здесь, далеко на севере, куда не ступала ещё нога человека, в самом низу, в чёрной, словно смоль лощине, далёкие звёзды искрятся и отражаются, будто алмазы на чёрном бархате.

Необузданная жажда в горле обугливает гортань, поднимаясь всё выше, царапая язык, но в потоке холодного воздуха он хотя бы может контролировать этот процесс.
Контролировать?..
Лишь после того, как он пробежал сотни миль и осушил по пути двух больших оленей и одного рассвирепевшего медведя. Однако, несмотря на то, что полая оболочка, которую он представляет изнутри, заполнена до краёв, он всё равно прожигает её своим ядом.

- Боже, что же я наделал? – громким рыком Валера взывает к небесам, устремляя к ним взор.– Почему? Почему именно сейчас? После стольких лет?

И только звёзды, мерцая и переливаясь жемчужным блеском, как будто бы насмехаются над его мольбами.
Конечно, как и любой из его вида, Валерка знал о певцах, о чарующем, но обманчивом зове сладкой крови. Даже в его мире для каждого демона существует свой ангел. Только для Валеры, в отличие от тех других, с коими он сталкивался, такой подарок - проклятие, а не благословение свыше. В его руках опять оказалась чья-то жизнь, опять наступила смерть от его клыков.
Изнурённый, даже при том, что его конечности априори не могут устать, он опускается, чтобы сесть на край бесплодного обрыва. Его ноги свисают и болтаются в воздухе, плечи низко опущены, будто на них давит весь вес этой огромной ледяной горы. По неизвестным ему причинам его смерть волнует его больше других. Может, потому что он также неизбежен, как этот ослепляющий восход солнца на востоке.

- Отче, разве я сделал недостаточно? - шепчет Валерий, вглядываясь вниз, в чёрную бездонную пропасть. - Ты насмехаешься надо мной, заранее зная, что я потерплю поражение. Делаешь меня своим рабом. Сталкивая меня и этого парня на этом тернистом пути, ты обрекаешь его всего лишь из-за того, что презираешь меня? Почему? С какой целью?

Но в ответ – ни звука. Лишь только жалобный вой животного где-то вдалеке.
Валера вздыхает и пытается подавить комок в горле, несмотря на бушующий огонь, который не состоянии погасить. Когда он поднимает голову и опять смотрит в небеса, всё ещё дожидаясь своего ответа, вместо того, чтобы видеть ночное небесное покрывало Бога, Валерка видит лишь его лик.

Отображаясь в небе так отчётливо, как если бы он был прямо перед ним, он пристальным взглядом всматривается в тёмные, но так или иначе яркие глаза, теряясь в мыслях, которые появляясь, сразу же ускользают от него. Всё та же улыбка, которая украсила его губы в той комнате, запечатлённая на его лице такой, будто он хранит в себе все тайны Вселенной.

Для Валеры он был такой же.
Бросив горсть снега против порыва сильного ветра, он размышляет об абсолютной тишине в его мыслях. Впервые за всё его бессмертное существование. Когда он, будто пробуя на своём языке, ласково и нежно шепчет его имя «Максим», Валерка ощущает что-то ещё. И это что-то – едва уловимый стук его сердца, который гулким эхом разносит осознание того, что для него это столь же непостижимо, как и всё остальное.

В течение пяти дней Валере удаётся избегать как своего рая, так и своего Ада. Прикрываясь изучением основ пасторского дела, он проводит дневные часы заточённым в безопасности своей кельи, бессмысленным взглядом уставившись на каменные стены, рискуя выходить, только когда это от него требуется. Иными словами, только в том случае, когда святой отец стучится в его дверь и грозится вытащить его наружу. Опасный и пылающий так ярко, что его горло становится ничем иным, как пеплом, Валерка дышит так редко и только тогда, когда уверен, что его нет поблизости.

Каждую ночь он охотится, уничтожая любое четвероногое существо, коим может потушить это пламя.
Валера уверен, что это новое существование вроде проклятия от Бога, потому что мысли об этом парне преисполнены желанием убить и другими невообразимыми реакциями. В тысячный раз он задаётся вопросом, почему принял решение вернуться в это место.
Возможно, рассуждает он: это его дом или хотя бы то место, которое можно назвать таковым, и какая-то часть его человеческого «я» цепляется за него. Или, возможно, старый священник и юноша с тёмными волосами, так или иначе, смогли пробиться сквозь гранит его ледяной кожи. Или возможно, что более вероятно, это что-то всё ещё остаётся для него неизведанным и неразгаданным.
На шестой вечер Валера, пряча руки в карманах, словно тёмная и бледная тень под тусклым светом церковных канделябров, забредает в пустую церковь. Когда главный колокол пробивает полночь, он закрывает глаза и впервые за это время, которое сравнимо с целой вечностью, вдыхает.
Ладан.
Сладость горячего воска.
Тонкий слой пыли, к которому не может подобраться стареющий привратник церкви.
И на мгновение, вдыхая эти знакомые нежные ароматы, он чувствует нечто, напоминающее умиротворение. Настолько, что появление медленного и размеренного стука сердцебиения в его ушах пугает его. Он так ошеломлён, что даже боится подумать о том, как и почему он пропустил тот момент, что был здесь не один.
Валера поднимает голову и его глаза находят в темноте юношескую человеческую фигурку. Совсем недалеко, он сидит на передней скамье и смотрит в потолок, крепко обхватив себя руками. Улыбка и задумчивый взгляд остались в прошлом. Теперь, на фоне необъятного пустого церковного нефа, он выглядит потерянным и таким хрупким.

Несмотря на свой внешний облик, он всё же остаётся демоном, и когда кровавые сцены появляются в его мыслях, горло яростно охватывает напряжение, а глаза светятся в ночи. Предупреждающая дрожь пробегает по спине, и он клянётся, что ощущает бархатистый жар капель крови, брызнувшей на его лицо. В то короткое мгновение Валера–человек вновь испаряется, а монстр внутри него выпускает когти, умоляя в ногах освободить его.

Валерка замирает, прежде чем его каблук опускается на каменный пол. Слабое, но достаточно громкое для его идеального слуха рыдание нарушает тишину, незамедлительно укрощая зверя, замедляя все движения.
Этот звук, сорвавшийся с его губ, влияет на него. С тех самых пор, как он увидел этого парня, напряжение, сосредоточившееся в груди, становится похожим на... боль.

Боль - то чувство, которое Валера не ощущал с момента своего последнего предсмертного часа.
Ясность сознания возвращается, заставляя его задержать дыхание. Валерка чувствует себя разделённым надвое. Одна половина всё ещё в огне и умоляет его об убийстве, вторая пребывает в странном молчании.

Именно поэтому он ничего не может сделать. Он не приближается к нему, но и не движется в другом направлении, оставаясь, словно замороженный, в центре прохода, сжимая рукой в кармане потёртые чётки брата. Его губы шепчут почти беззвучно. Он молится о том, чтобы Господь не позволил ему убить его, о том, чтобы ему хватило сил не повалить его на ту самую скамью, на которой он сидит, и не вобрать в себя каждую каплю его драгоценной крови.

Всё ещё страдая, Валерка наблюдает за его безмолвной печалью, будто под гипнозом, неспособный отвести глаз. То же самое он ощущал в ту, первую ночь в обители, когда, будучи парализованным, горел на адском костре.
Голова парня склонена, чёрные волосы обрамляют лицо, словно тёмный занавес. Валера может услышать, насколько сейчас сбивчиво его дыхание. Если бы он мог попробовать воздух, то точно почувствовал бы горькую соль пролившихся слёз.
Пытаясь услышать в его мыслях какие-то обрывки слов или фраз, Валерка понимает, что его ум также тих, как раньше. Он остался без своих способностей, удивлённый и сбитый столку пределом его слышимости. И именно тогда огонь сжигает его изнутри, какой-то другой инстинкт без особой причины заставляет пальцы Валерия дёргаться, желая стереть его горе. Зная, что это абсолютно невозможно. И всё же, по причинам, объяснения которым найти он не может, Валера понимает, что, отступив и положив конец своей сдержанной ночной службе, лишь усугубит сложившееся положение.

Через час, когда Максим поднимается и разворачивается, чтобы уйти, его глаза, встретившись с его, расширяются от удивления.
Мир перестаёт вращаться.

Ты ночами не спал и ты жил не как все,
Ты рассветы встречал на холодной росе,
Потому что однажды забыл путь домой,
Ты последний охотник, последний герой.

Рвался прочь ты из тяжких и душных оков,
Забывая реальность в фантазии снов
И когда на закате сменялся день ночью
Ты про всё забывал, делал сердце погромче.

И не чувствуя стужи и грязи дорог
Ты растратил себя, ты себя не сберёг...
За тобой мчались вслед, но напрасен был зов
Ты по жизни летел, гонщик без тормозов.

Жизнь свою проживая ты знал наперёд,
Что охотник в постели своей не умрёт.
Потому ли улыбкою грустной своей
Улыбался так странно ты сотням людей...

Время боли пришло... Твой последний полёт.
Белой птицей ты взмыл, но был твёрд чёрный лёд.
Плакал мир о тебе, лил потоки воды,
О тебе, сыне грустной, далёкой звезды...