2023

.    .    .





терпение
каторга немоты
кляпом страха забиты рты
слов нет
напрягли животы чревовещатели
слушаем пение изнутри.
это похоже на вой
или мычание
поговорить с тобой, Бог, -
только в молчании
поговорить с тобой, боль,
на ты.
у меловой черты
замер в полшаге от мечты
будто и не живет
этот забитый пес ничего не ждет
прячет под лапу нос
лег в уголок.
что если сторож ушел и отключили ток?

небо не поймано в сеть
серые облака свободы -
это не смерть
это за шагом шаг
воздуха легче
по подвесным мостам
друг другу навстречу.











.    .    .





На гипермаркете горит неоном гипер
А я читаю гитлер
Со временем становишься все гибче чтоб огибать углы и пули, Нео
Но не о том мы
В мозгу мигая слово гибель
горит неоном.

А на экране двое
И я киваю им смеюсь и таю электронным миражом
Жим жим живем
Нет не живем а выжидаем из себя по капле из ума мы выживем я знаю выживем
я знаю из семьи урода то-то заживем мы шрамами улыбкой Гуинплена

Река Волга
Енисей
Лена
Обь
Текли под небом.
В землю закапывали людей.

Мы видели на экранах
Кровавых пьяных
Бесов кружащих в танце
Вроде больше не говорят о детях
Просто тяжелые танки землю месят.

Река Днепр
Река Днестр
Река Донец
Текли под небом.
Устье - это ведь не конец.
Ты просто впадаешь в море, как в забытье
Как в колыбель
И омываешь качаясь Зеленый Холм, Коктебель.

А в тебе
Гибнут от страха дельфины, рвутся на части
Кукухи, срываясь стаями, вмазываются в закат
Новогодней гирляндой подмигивает корабль-призрак, посланный на х*й

И детские голоса просят на Новый год
У деда Мороза планшет, лего, кигуруми, новенький самокат
Ведь
Человек рожден для счастья
Человек рожден для счастья.









.    .    .







ты можешь запрещать
я все равно скажу
в стеклянной банке шмеликом жужжу...
летающий монах с обритой головою
оставь в покое
нас. зачем ты прилетел
зачем нарушил притяженье тел
в глухие уши оглушительно молчишь
мерцая лишь.

и что поделать:
ноя и кляня
мы слышим шепот моря и огня
мы незнакомцы
дивные цветы
мы безымянны и святы.
мы отвыкаем от своей тюрьмы
мы короли, влюбленные в холмы
границы мира.
кочующие стаи
за тобой взлетаем
стрелами в простор
рассветный пар
в ущельях гулких гор.












.    .    .







не отвлекайте водителя во время движения в никуда
волосы дыбом, если держишься за провода
так вот о чем эти сказочники Ом Вольт Ампер
чувствую до глубины души, до самых недр
сопротивление быта, напряжение на полюсах
при электрическом свете эти слова написав
слышу растущего времени электронный гул
на путях его сигнальные огни, чтоб не заснул
машинист, чтоб не унывали проводники
провожающие глазами последние красные огоньки
перегорают пробки, перетянут жгут
у дирижера перемкнуло в мозгу
и он машет военный марш -
но не наш, а тот
где auch der Tod
и в воздухе красном ему все тесней
и воздух все красней.

не отвлекайте водителя во время движения в ад
он танцует в безумии и вальсирует невпопад
а ведет его в танце вы видите кто -
за мгновение до..














.    .    .







шумит мир металлом ломко хищно
в нас не попало
мимо
и мы как ужимки мима -
мнимы
беззвучны, словно его слова
я помню все те четыре
раза, когда наши руки
соприкоснулись едва.

судьба будто что-то от нас хотела,
сталкивая то и дело
может быть высекала искры
может быть отсекала лишнее
от каждого. а шедевры вышли ли?
эти глупые игры
птичьи
молчи
это слишком личное.

скажешь - окаменеешь
по пояс, затем по шею
древние статуи - это влюбленные каменели,
пытаясь друг друга назвать по имени
я - тебя
ты - меня
ты не умеешь
я не умею.

тишина между каменных лиц
или музыка
но ведь это все тот же сценарий древнего ужаса
если этой застывшей руки ты посмеешь коснуться -
ты услышишь биение пульса

и у губ оживших воздух взвихрится вдохом
и встревожится произнесенным словом
кто же первый из нас и будет ли расколдован?
шепот, переходящий в грохот:

это лопаются один за другим железные обручи на сердце верного Генриха..











.    .    .







размыкаются, расстаются руки, сцепленные в замок
отвыкаются, льются слезы, омывая марсианский песок
разбивается мир в осколки - лазурная скорлупа
по следам древние волки устремляются, и ночная тропа,
разлетаясь звездами, бежит от беззвучных лап
не спастись иначе, чем взмыв до шумящих крон, до пустых вершин
будто всегда умел, дерзости в крылья набрав
и не спросив, кто бы тебе разрешил.

так, как всегда хотел
так, как видел во сне -
сквозь бесконечный дом, в немыслимых городах
мира последний край, на изумрудной траве снег
и единственный страх -

это отсрочка: вдруг город, где я бесконечно жив,
меня не дождавшись, сорвется с места, и не найдешь
кассы, в которой купишь туда билет,
и поздно спохватишься - это была любовь.

то самое небо, воркующее грозой,
и безмятежный табор, из дома в дом, меж покрывал бродящий
по изумрудным холмам
до края, где, глядя в твои глаза, молчит Океан..













.    .    .







что если опустеет ад?
останется ли на самом дне
заживо вмерзший в упрямый лед
самый из всех одинокий бес?

Данте в скафандре, как Ив Кусто,
вновь забирается в батискаф
и за каким-то чертом вновь
в бездну свою устремляет взор.

давящей толщи грозная тьма
и холод вежливо намекнут,
что любопытства пузырь смешон,
нежен, предательски уязвим...

пасти зубастой в три ряда
усмешка: "а точно тебе сюда?
а наверху там кокосы, пляж.
что ж ты, куда ж..."

"Данте, зачем ты ныряешь в ад?" -
спросит Вергилий пять раз подряд.
тот промолчит и замер глубины
внесет в бортовой журнал.

может быть, он здесь кого-то знал;
кто-то из клетки своей вины
бросил ему обреченный взгляд,
и он обещал спросить в верхах:

скоро амнистия, или швах...
и надо теперь отыскать вот те
глаза, в которых страх.

а может, он просто родился здесь
и диалект узнаёт в толпе,
и по рисунку шрамов метод
битья узнаёт влёт.

или ведет его дикий вопрос,
научный дерзкий эксперимент,
и только здесь, по следам копыт,
можно найти ответ.










.    .    .






это не птицы слетают зерно клевать
и не охотник их поджидает с сетью
это слетает ангел шептать слова
это на зеркало падает луч рассвета

и освещает тайное, имена
заново каждый день всем вещам давая
с тел неподвижных спадает заклятье сна
и умывает лица вода живая

чтобы в потухший город выйдя, меж лиц
мертвых мы видели бы друг друга
и новостей, зашифрованных в крики птиц,
переводили сводки глухим на ухо.

бывает, Иона, такое, что ты забыт
и, богом забытый, все же обязан верить
как будто зная: откроет и этот кит
однажды пасть и выйдешь и ты на берег.

и ровно на этот случай свое лицо
ты щупаешь в темноте: еще живое?
еще мое. рыдает и скалиццо
и даже, киту подпевая, тихонько воет.











.    .    .








что еще не вычерпал мир из меня
и отчего его не пойму, если я - из него
он все убегает из рук огнем, изменяя
себе самому
от войны до войны - всего ничего
вой на солнце, на целое небо молчи
человек, человек, почему ты рычишь
и я вижу, где шел по тебе ледокол -
эту черную трещину не залечить
шутка я для тебя?
жутко я для тебя?
эта страшная сила в твоей голове покоя не даст
либо вновь тебя собственный страх предаст
либо вечности дашь выпорхнуть из себя
непосильный вопрос
Тень Отца
тень Отца
Тень отца
наконец у черты своего лица,
где всегда знал ответ -
находишься ты.










.    .    .







жизнь вернулась пустой
свежевыжатый сок
слёз
ароматной смолой тянется миг
ты дрожащей струной притих
мир
вот-вот проснется, вспорхнет
и от прежнего дня не останется камня на камне
есть замки, что отпираются только слезами
я стираю следы добела
до утра
и деревьев дышит кора
и я в новое время, как в новое имя,
расту
и смотрю, изучая,
еще не звуча.












Защита Лужина





не выздоравливай
не приближайся к норме
если не знаешь формулы перехода
через границу яви и отражений
кто-то из нас должен быть настоящим

то что шепчу я на языке нелепом
ты сквозь оркестр войны и толпу расслышишь
не переспоришь, не убедишь, и страха
зеркалом занавешенным не излечишь

взгляд отражается взглядом
я тебе верю
и не гадаю - кто из нас повторяет
кого. время зеркально так же
что для тебя грядущая неизвестность
там я вижу ясно времени ветви
и наблюдаю, как тают следы твои снегом
весенним, водой, испарением влаги














.