Никто не заплачет

Глава 1
Утренняя Прага пахла мокрым булыжником и горячей сдобой. Вконце мая в городе стояла небывалая тропическая жара. К полудню столбикогромного термометра на башне старинной ратуши подскакивал вверх до тридцатишести градусов. Наступивший день обещал быть знойным, потным, тяжелым. Но покабыло раннее свежее утро. Улицы городского центра еще не наполнились толпамилюдей и машин, радостно щебетали воробьи, от умытой брусчатки веяло прохладой.

Полупустой трамвай неторопливо пересек площадь и грохотнулна повороте. Мужчина лет тридцати, сидевший на заднем сиденье первого вагона,сильно вздрогнул и пробормотал себе под нос по-русски:

– Почему?! Ну почему?!

Соседка, пожилая пани с клеенчатой сумкой на коленях,удивленно скосила глаза. Она увидела вздыбленный ежик темно-русых волос, мягкийкурносый профиль, бледную щеку с неприятной трехдневной щетиной.

Молодой человек достал несвежий носовой платок и сталнатужно сморкаться. Он страдал аллергией на тополиный пух, слизистая носараспухала, глаза слезились. Он почти не мог дышать, особенно когда нервничал. Асейчас он не просто нервничал – психовал, сходил с ума. Ему казалось, что шеяокаменела. Надо было повернуть голову, взглянуть сквозь заднее стекло во второйприцепленный вагон. Оттуда, из пустой кабины водителя, на него смотрелиспокойные, немигающие глаза убийцы. Надо было убедиться, что это мираж, бред,последствие бессонной ночи. Надо было всего лишь оглянуться. Но шея окаменела.

– Пшичка станичка Инвалидовна! – сладко зевнув, сообщил вмикрофон кондуктор.

В детстве, проезжая мимо трамвайной остановки со страннымдля русского уха названием, Денис Курбатов каждый раз усмехался.

– Это бабулька, старая-престарая, с клюкой. Инвалидовнойзовут, – говорил Денис брату.

– Нет, – возражал Антон, – это тетка средних лет – толстая,косолапая, злющая.

Они пробирались к выходу, на следующей надо было выходить.По этому маршруту два года они ездили в чешскую школу. Особым шиком считалосьпридержать раздвижные двери и спрыгнуть на брусчатку мостовой в самый последниймомент, когда трамвай уже трогался. Если водитель или кондуктор замечали такиебезобидные детские шалости, они начинали громко ругаться в микрофон. По-чешскибранные слова звучали смешно и необидно.

Про Инвалидовну они придумывали разные истории, рисовали ееуморительные портреты. Это была одна из их любимых игр. Все свое детство братьяКурбатовы, погодки, старший Антонии младший Денис, играли только друг с другом.Чешские мальчики и девочки сторонились их со странно-взрослой вежливостью. Шел1976 год, но память о советских танках была еще жива. Одноклассники Дениса,дети шестьдесят восьмого года рождения, разумеется, ни – чего помнить не могли.Но брезгливый ужас перед стальными монстрами, прущими с грохотом по узкимулочкам родного города, эти дети впитали с материнским молоком.

Отец, Владимир Николаевич Курбатов, был направлен в ЗлатуПрагу, в сердце Европы, именно тогда, в 1968-м. Он преподавал марксизм-ленинизми историю КПСС в Пражском университете, являлся доктором общественных наук,подполковником КГБ. Чешским языком Владимир Николаевич владел свободно, выучилего в Институте международных отношений. И сыновей своих отдал не в русскуюшколу при посольстве, а в чешскую – во-первых, для того, чтобы как следуетзнали язык, а во-вторых, чтобы учились одолевать трудности, с детства привыкалик чужой среде. Он готовил мальчиков к дипломатическо-шпионской карьере иникаких возражений не терпел…

Сквозь толстые трамвайные стекла взгляд убийцы жег ДенисуКурбатову затылок. Струйка холодного пота быстро пробежала под ворот мятойльняной рубашки. Трамвай остановился, пожилая пани с клеенчатой сумкойспохватилась, неуклюже поднялась и направилась к выходу. Краем глаза Денисувидел, как пани неловко переваливает ногу в растоптанной туфле с высокойтрамвайной ступеньки на мокрую, блестящую брусчатку. Через минуту, когда дверистали медленно закрываться, он вскочил со смутной паникой вспоминая детскуюзабаву, раздвинул двери слабыми, дрожащими руками и выпрыгнул на ходу.

Трамвай тяжело двинулся по рельсам. Водитель и кондукторхором ругались ему вслед по-чешски. Он бежал по мокрой улице, мимооткрывающихся фруктовых и мясных лавок, мимо распахнутых дверей утренних тихихкофеен, мимо темно-серого пятиэтажного здания школы, в которой проучилсякогда-то два года. Он бежал очень быстро, не оглядываясь. Редкие прохожиепровожали его удивленными взглядами.

Он помнил с детства, что где-то здесь, в переулке,неподалеку от школы, между табачным магазином и парикмахерской, должен бытьпроходной подъезд. Он даже узнал этот дом, с парадным ходом на улицу, с чернымходом в тихий дворик. Но дверь парадного подъезда теперь оказалась стальной, смаленькой коробкой домофона. Бессмысленно взглянув на кнопки с цифрами, онсделал несколько шагов, уже медленно, почти спокойно.

В открытой двери парикмахерской стояла, прислонившись ккосяку, полная девушка в сиреневом халатике с чашкой кофе в одной руке и споловинкой поджаристого роглика в другой.

– Прошу, пан, проходите, доброе утро, – сказала онапо-чешски и ласково улыбнулась.

Он шагнул в приторный запах лака и одеколона, рухнул ввертящееся кресло. Из огромного зеркала на него смотрел чужой, за одну ночьпостаревший, очень бледный человек, с черными кругами под глазами, с заросшими,ввалившимися щеками.

Пани в халатике быстро доела свой роглик с маслом, однимглотком допила кофе и возникла в зеркале у Дениса за спиной.

– Пана побрить? Стричь не надо? – спросила она, быстрымилегкими движениями заправляя крахмальную простыню под ворот его рубашки.

– Да. Только побрить, – ответил он хрипло по-чешски, –стричь не надо.

– В общем, и нечего пока стричь, – улыбнулась пани,прикасаясь прохладными пальчиками к его вздыбленным, очень густым и короткимволосам, – такой ежик пану к лицу. Мне нравится, когда у мужчины короткаястрижка. – Она хохотнула и стала взбивать помазком мыльный крем в фарфоровойчашке.

Он немного успокоился. В зеркале отражалось широкое открытоеокно. За окном был виден кусок улицы как на ладони. Не поворачивая головы, онмог наблюдать за прохожими. Вот промелькнул банковский служащий в строгом серомкостюме, молоденькая мамаша в шортиках прокатила прогулочную коляску. Угодовалой девочки на голове была ярко-розовая соломенная шляпка. Потом не спешапрошел мимо окна старик трубочист в черном цилиндре. Денис вспомнил, какнравились ему в детстве эти сказочные пражские трубочисты. В старинном городемного каминов, и трубы чистят все так же, как триста лет назад. Однако сейчас,в конце мая, вряд ли кто-нибудь разжигает камин душными вечерами…

Трубочист взглянул в окно, кивнул парикмахерше. Онаулыбнулась в ответ и крикнула: «Доброе утро, пан Сташек!»

И тут голова Дениса резко дернулась. Лезвие скользнуло пощеке, оставив на коже тонкий глубокий порез. Сквозь белоснежную пену просочиласьструйка крови. Денис не почувствовал никакой боли, но от вида собственной кровина мыльной пене его затошнило.

– Ах, простите, пан так неожиданно повернулся, я сейчас…простите, заволновалась девушка и стала аккуратно стирать стерильной салфеткойпену с его щеки.

Убийца появился сразу, вслед за трубочистом.

Он остановился прямо у окна парикмахерской и закурил,спокойно глядя в зеркало, на Дениса. Их глаза встретились. Денису показалось,что по молодому черноусому лицу скользнула тень усмешки.

«Это убийца, преступник! – хотел выдохнуть он в чистоеличико девушки, которая осторожно протирала порез на его щеке ваткой сперекисью. – Вызывайте полицию, срочно!»

Но он не сказал этого. Он не мог оторвать глаз от зеркала.Там, за его спиной, маячило черноусое лицо и мягко слоился на утреннем солнцедымок сигареты.

– Проминто просим, пани, – прохрипел он еле слышно, – здесьесть где-нибудь поблизости факс?

– Да, очень близко, за углом, на Кленовой улице, офистуристической компании. Оттуда можно недорого отправить факс.

Парикмахерша очень осторожно добрила его щеку, нежнопоскребла лезвием по подбородку, стерла пену с лица.

– Пан желает массаж или маникюр? – спросила она, промокаяего подбородок салфеткой с одеколоном.

Лишь на секунду Денис прикрыл глаза, просто моргнул. А когдаопять уставился в зеркало, убийцы за окном не было. Только слабая струйка дымаподнималась от плохо затоптанного окурка.

– Нет, спасибо, больше ничего не нужно. – Двадцать четырекроны, – немного обиженно сообщила девушка.

– Простите, где у вас туалет? – спросил он, доставая деньгииз поясного портмоне.

На этот раз ему повезло. В маленькой кабинке было окно,густо замазанное масляной краской. Дернув шпингалет, он перемахнул через низкийподоконник и очутился в глухом безлюдном дворике. Сначала ему показалось, чтоэто тупик, дворик окружен домами с четырех сторон, и выхода нет. Но потом онзаметил маленькую, заставленную мусорными контейнерами арку.

Он присел на корточки за одним из контейнеров, не чувствуяпомойной вони, стараясь оставаться в тени, оглядел кусок улицы. Ему показалось,что все спокойно. Черноусый убийца опять потерял его. А может быть, тот пареньза окном был просто похож на убийцу? Может, там стоял и курил совсем другойчеловек? Ведь глаза болят и слезятся от аллергии, к тому же бессонная ночь,пережитый ужас… И никто не сверлил ему затылок ледяным взглядом сквозьтрамвайные стекла. Померещилось. На самом деле он оторвался от убийцы ещенесколько часов назад, на Центральном вокзале. Или все-таки нет?

Денис покинул подворотню и быстро, пружинисто зашагал потенистой стороне узкой улицы. Хотелось есть. Это хороший признак – значит,опасность действительно миновала. Он с раннего детства чувствовал опасностьживотом.

* * *

Антон Курбатов нажал кнопку отбоя и тут же опять набралвосьмерку, потом код Праги. Задребезжали протяжные гудки.

– Дениска, ну где тебя черт носит! – проговорил он в гудящуютрубку, подождал еще немного, полистал толстую записную книжку, закурил.

Он сидел голышом в огромном кожаном кресле. За окном гуделутренний Кутузовский проспект. Московское майское солнце пробивалось сквозьтяжелые шелковые портьеры.

– Я же просила тебя не курить в комнате! – На пороге появиласьвысокая худая женщина лет сорока в прозрачном пеньюаре. – И вообще, кончайзвонить в Прагу, мне потом счета придут баксов на сто.

– Извини, – буркнул Антон, но сигарету не загасил и опятьстал набирать пражский код. На этот раз трубку взяли очень быстро.

– Проминто просим, пани, – заговорил Антон по-чешски, – панДенис Курбатов живет у вас в гостинице в тридцать девятом номере. Да, я знаю,как позвонить в номер. Но там никто не отвечает вторые сутки. Да, спасибо. Яперезвоню через полчаса, если позволите.

Столбик пепла упал на дорогой пушистый ковер. Женщинавыхватила сигарету из его руки.

– Никуда ты перезванивать не будешь! – заявила она. – Мнеэто надоело! Сегодня Вовчик прилетает, а ты мне здесь свинячишь, да еще забугор названиваешь за мой счет!

– Га-лю-ша, не заводись! – Антон быстро взглянул на часы,мягким кошачьим движением соскочил с кресла, опрокинул Галюшу прямо на ковер истал ловко расстегивать перламутровые пуговки пеньюара.

– Ты думаешь, если ты такой великий трахатель, тебе всеможно? – Галюша игриво шлепнула его по мускулистой голой заднице. – Найдетсятвой братец, никуда не денется, – прошептала она уже с придыханием, с закрытымиглазами.

Ровно через полчаса Антон опять набирал код Праги. Галюша,скорчив притворно-гневную гримаску, отправилась в ванную.

– Что вы говорите, пани? Вторую ночь не ночует в номере? Агорничные не могли ошибиться, перепутать? Да, простите. Я понимаю. До какогочисла оплачен номер? То есть еще два дня? Огромное вам спасибо. Пожалуйста,если он появится, передайте ему записку, звонил брат из Москвы. Номер телефонаи факса фирмы поменялся. Я буду сам ему звонить. Еще раз благодарю.

Положив трубку, он опять закурил, задумчиво глядя в окно.

* * *

Все-таки хорошо, что у него интуиция, словно уэкзальтированной дамочки. У мужчин это редко бывает. Даже сны ему снятся вещие,иногда становилось страшно: чувствуешь опасность, вот она, за поворотом, черезминуту… Это нельзя объяснить словами, просто желудок сжимается, сердце бухаетглухо и медленно.

Так было вчера, ранним вечером, когда он сидел в пивномресторане «У Флэка», праздновал фантастическую шальную удачу, в которую сампока что верил с трудом. Хотелось ущипнуть себя и спросить: «Я не сплю? Этоправда?..»

За соседним столом шумно гуляли немцы-туристы, вопили хоромтирольские песни, громыхали пудовыми кружками. Денис невольно следил, каквысокий тощий парнишка у черной от времени пивной бочки разливает янтарную«деситку» светлое десятиградусное пиво. Парнишка был как будто частьюконвейера, одна его рука непрерывно двигала кружки, другая закрывала иоткрывала медцый кран. Денис знал, что этой пивной восемьсот лет, ни на одиндень за восемь веков она не прекращала работу. И рецепты пива все те же. До сихпор пивовары проверяют качество напитка древним способом: выливают на дубовуюскамью, садятся в пивную лужу в кожаных штанах, по пять-шесть человек. Посидятнемного, потом встают одновременно. Если тяжеленная лавка поднимается вместе сними, значит, пиво хорошее.

Злата Прага потому и осталась золотой, что во всех войнахсразу сдавалась на милость врагу. Турки, крестоносцы и прочие завоеватели,которых было немало за тысячелетие, не трогали чудесный город, не разрушалидома и соборы. Как было все, так и сохранилось – Карлов мост, собор святогоВитта, кривые улочки Стара Мяста. Черная брусчатка Вацлавской площади помнит,как горели на кострах инквизиции знаменитые на весь мир пражские алхимики. Иэта древняя пивная, все с теми же столами, бочками, лавками, все с той же«деситкой» и «дванадцаткой» – тоже символ вечности. Может, тощий парень вкожаном переднике так и стоит, разливает пиво уже восемьсот лет?

Поймав вилкой последний кнедлик, размокший в мясном жирномсоусе, глотнув черной «дванадцатки», Денис вдруг застыл. Почему? Откуда взялосьэто знакомое чувство опасности? Сначала он подумал что зря заказал свое любимоедвенадцатиградусное пиво. Слишком оно крепкое, валит с ног, туманит голову.Разница всего-то в два градуса, но если пьешь пятую кружку… А голова должнабыть ясной. Почему? Ведь он празднует самое невероятное везение, которое можетвыпасть человеку. Зачем же ему сейчас ясная голова? Затем, что из глубиныполутемного зала следят за ним чьи-то странные, неподвижные глаза.

Денис попытался разглядеть лицо сквозь клубы табачного дыма,но заметил только аккуратные черные усы, могучую шею и мятый пиджак, надетый начерную футболку.

«Что ж он так уставился? Может, просто „голубой“? Много ихсшивается по пивным, туристический сезон давно открылся…»

Однако он тут же понял, что врет самому себе, пытаетсяспрятать голову в песок, как глупый страус. Никакой это не «голубой». Этотурок, киллер. Денис уже видел его однажды, в аэропорту в Анкаре. Тогда удалосьуйти, и это было чудо. Его вели двое, молодой и старый. Вот он, молодой,черноусый… Профессионал он или нет, не важно. Все равно убьет.

Они целый год за ним охотились. А он, дурак, думал, их всехвзяли… Ведь был телерепортаж… Ну как не поверить репортажу? Корреспондент изАнкары очень убедительно рассказывал, что всех их арестовал Интерпол, словноДениса Курбатова лично утешал с телеэкрана.

Однако так не бывает, чтобы всех… Вот он, один из них, в глубинезала, сверлит Дениса своими угольно-черными турецкими глазами. Это можно былопредвидеть, да что толку? Телохранителей нанять? В бронированный бункерзасесть? Рано или поздно они бы все равно достали его – в Москве ли, в Париже,в Праге, на Северном и Южном полюсе, на дне океана. А так он хотя бы год прожилспокойно. Хотя бы год. И на том спасибо…

Но почему именно сейчас? Может, одно с другим как-тосвязано? Да нет, ерунда… А если и за Антошкой в Москве тоже идет «хвост»? УАнтошки нет такой острой интуиции, он не просечет опасность вовремя. От однойтолько мысли об этом Дениса передернуло. Остается надеяться, что до брата онине доберутся. Зачем им? В конце концов, Антон к той истории не имеет отношения.Им нужен Денис. Его хотят они убить. И понятно, за что. А брата не тронут.

Немного успокоившись, Денис Курбатов подозвал официанта,расплатился, оставил щедрые чаевые и не спеша направился к выходу. Ничего, онотлично знает старый центр, он сумеет уйти, запутать убийцу в узкихсредневековых улочках. Он ведь родился в этом городе. Главное, все время быть втолпе, держаться людных мест. Вряд ли убийца решится стрелять в толпе. Или унего нож?

Нельзя ни в гостиницу, ни в офис филиала фирмы, нельзя наавтостоянку, где он оставил машину, Там могут ждать. Вполне вероятно, убийца неодин.

И началась изнурительная гонка по самому красивому городумира. Денис любил этот город, знал историю каждой улочки в старом центре, емубыло здесь уютно и хорошо. Но только не сейчас.

Настала ночь, народу становилось все меньше. Денис затесалсяв группу английских туристов, медленно прошел Карлов мост. Туристы шумнозагружались в автобус. Он огляделся и понял, что стоит один под ярким фонарнымлучом, как живая мишень; метнулся в темноту, нашел глазами небольшую группумолодежи, кинулся к ним. Это были студенты из Амстердама. Ему тут же предложилисигарету с марихуаной. Он отказался.

Иногда черноусый убийца мерещился ему за поворотом, в теницветущей липы, за пьедесталом конной статуи в глубине Стара Мяста. Черныенемигающие глаза отражались в витринном стекле сувенирной лавки. Знаменитыекуранты на Старомястской ратуше пробили полночь. Медленно заскользили по кругуфигуры двенадцати апостолов. Головы редких прохожих были подняты вверх, а Денисопять почувствовал ледяной взгляд. Черноусый человек в льняном пиджаке,единственный на всей площади, глядел в эту минуту не на знаменитые часы сготическими фигурами, а на Дениса Курбатова.

Иногда ему казалось, что убийца его потерял, совсем потерял.Он ведь иностранец. Откуда турку знать улицы старой Праги? Денис вздыхал соблегчением. Он сразу, как только заметил и узнал убийцу, рассудил, что преждевсего надо оторваться, а потом уж принять решение, как быть дальше – лететь лив Москву, осесть ли здесь, в Праге, переждать в укромном месте. Или вообщервануть куда-нибудь в Братиславу или Брно, туда, где они ждать его не могут.

Но сначала надо оторваться. А он не мог. После полуночишансов спастись было все меньше. Улицы стали пустынны. Автобусы с туристамиотчаливали один за другим. Надо было срочно менять тактику. Он решилотправиться на Центральный вокзал. Поймал такси. Сквозь зеркало заднего вида онзаметил, как успел вскочить в другое такси черноусый убийца.

– Этот парень преследует меня весь день, – сказал Дениспо-чешски милому пожилому водителю, – какой-то сумасшедший «голубой», может,вообще маньяк. Надо оторваться от него.

– Почему пан не обратится в полицию? – спросил таксист.

– Так не с чем пока обращаться. Он просто ходит за мной ипрожигает глазами насквозь. За это не арестовывают.

– Оторвемся, – хмыкнул водитель, – попытаемся удрать.

Таксист виртуозно крутился по спящему городу, домчал Денисадо вокзала таким причудливым маршрутом, что понять, куда они едут, былоневозможно.

На вокзале Денис отдышался и немного успокоился. Черноусыйпотерял его. Глаза слипались. Он рухнул в удобное кресло в зале ожидания и самне заметил, как уснул. Но поспать ему удалось не больше часа. Проснулся он оттого, что сильно заболел живот. В соседнем проходе стоял убийца и тревожноозирался по сторонам. Захотелось залезть под кресло, исчезнуть, статьневидимкой.

Убийца заметил его. Здесь он, конечно, не станет стрелять.Его сразу схватит полиция. Этот турок не идиот, не самоубийца, он ждет подходящегомомента. Рано или поздно такой момент настанет, либо черноусый потеряеттерпение и пальнет…

По радио объявили, что поезд на Братиславу отправляетсячерез десять минут, с пятого пути. Денис не спеша поднялся, потер кулакамисонные глаза и направился к платформам. Он вел убийцу к брати-славскому поезду. «Тебе, приятель, придется взять билет, – мысленно обратилсяон к черноусому, – сейчас ты убедишься, что я сажусь в этот поезд, рванешь ккассам. Ты ведь не решишься отправиться зайцем. Зачем тебе лишние неприятностипри твоем деликатном ремесле?»

Но черноусый решился и вскочил в поезд.

Денис быстро шел по вагонным коридорам. Поезд тронулся. Впустом тамбуре проводник гремел ключами, собираясь запереть дверь.

– Простите, пан! Я сел не в тот поезд, я перепутал! – Денисрванул еще не запертую дверь и выпрыгнул прямо на соседний путь.

– Пан! Вы сумасшедший! – кричал ему вслед проводник.

Было начало третьего ночи. До рассвета он слонялся по городуи уже не мог понять, мерещится ли ему черноусое лицо или вправду убийца где-торядом и трюк с поездом не удался. К утру его шатало от слабости, аллергияобострилась, нос совсем не дышал, из глаз текли слезы. Надо было поспать хотябы пару часов. Ему вдруг пришло в голову, что убийца – тоже человек и ночнаягонка должна была его порядочно измотать. Но вслед за этой утешительной мысльюмелькнула другая паническая: а если ему на смену пришел другой? Турокотправился спать, а за Денисом идет «утренняя смена». Этого он знает в лицо. Акак узнает другого? Глаза почти не видят, руки трясутся, интуиция может и несработать.

Но черноусый появился опять – во втором трамвайном вагоне,потом за окном парикмахерской. Это не может продолжаться бесконечно. Нужна хотьнебольшая передышка. Для начала необходимо поесть.

В маленьком баре под потолком шумел старомодныйвентилятор-пропеллер. Денис заказал себе яичницу с ветчиной и две порциикофе-экспрессо. Откинувшись на неудобную спинку венского стула, он наблюдал,как за стойкой, у небольшой электрической плиты, выливает яйца на шипящуюсковородку толстый хозяин в лихом поварском колпаке.

Аппетита не было, но он заставил себя съесть все. Послепервой чашки крепкого сладкого кофе он закурил. «Когда это кончится, мы сАнтошкой купим дом в Карлштейне. Именно тот, двухэтажный, прошлого века. Мыприведем его в порядок, починим камин, проведем воду, канализацию, сделаем триванные комнаты. Двух, конечно, достаточно. По нашим российским меркам и однойхватит, но если можно три – почему нет? Это так удобно. Во всем цивилизованноммире при каждой спальне полагается иметь отдельную ванную, тем более Антошкабудет таскать туда своих бесконечных баб. И пусть таскает! В доме местадостаточно, есть два отдельных входа. Перед домом лужайка, там можно устроитьмаленький теннисный корт…»

Горячий кофе попал в дыхательное горло. Денис закашлялсяочень сильно, никак не мог остановиться. Слезы покатились из глаз ручьями, лицопобагровело. Хозяин смотрел на него из-за стойки с сочувствием, потом налилводы в стакан, подошел.

– Пана постучать по спине?

Но Денис не мог сказать ни слова, отрицательно помоталголовой, взял стакан из рук хозяина, жадно глотнул холодной воды. Стало легче.

– Только кофе? – услышал он голос хозяина уже у соседнегостолика.

– Да, покрепче, с сахаром, – ответил кто-то на ломаноманглийском.

Денис промокнул слезящиеся глаза салфеткой. За соседнимстоликом сидел черноусый убийца.

* * *

– И что я, по-твоему, должна сказать мужу? – спросилаГалюша, быстро вбивая кончиками пальцев дневной крем в кожу.

Сейчас, ярким утром, в трельяже было видно, что онанемолода, что лицо ее отечно, брови и ресницы бесцветны, нос и губы толстоваты,над шеей намечается второй подбородок.

– Скажешь своему Вовчику, что он – скотина и импотент, что,пока он занимался темными делишками в Стокгольме, варганил очередной «лимон»,его красотка жена развлекалась с молодым пылким любовником. И любовник этот,хороший в общем парень, пару раз звякнул в Прагу.

– Кончай придуриваться, – поморщилась Галя. Розовая губкабыстро скользила по ее щекам и подбородку, лицо покрывалось ровным слоемтонального крема. Антон каждый раз поражался, глядя, как за двадцать минут наего глазах немолодая, весьма потасканная бабеха превращалась в яркую, холенуюкрасотку.

Он увидел Галину Игнатьеву без макияжа только через месяцпосле того, как познакомился с ней. Она умудрялась даже в постели оставаться«при полном параде лица», как сама выражалась. Антон сразу понял почему, когдавлез к ней под душ. Сквозь струи воды он разглядел совсем другое лицо. С техпор она не церемонилась с ним.

– Без макияжа я как без кожи, – говорила она, – как улиткабез ракушки или ежик, перевернутый нежным брюшком вверх. Я голенькая,слабенькая, беззащитная. Тебе я очень доверяю, очень. Цени.

Он ценил. Он вообще относился к своим многочисленным пассиямпо-джентльменски, не допускал слез, сцен, тяжелых разрывов. Он умел сделатьтак, что каждая думала, будто она у него – единственная. И расставаться он умелтаким образом, что покинутой даме казалось – это она бросила легкомысленногокрасавчика. Поиграла и бросила. Это тешило тщеславие стареющих, скучающихдамочек, одиноких и замужних, успешных предпринимательниц и богатыхромантических бездельниц.

Антон вовсе не был альфонсом. Ему нравились женщиныбальзаковского возраста. Но он не терпел однообразия. Когда закручивалсякакой-нибудь очередной роман, Антон искренне верил, что это всерьез и надолго.Однако не успевал закончиться этот роман, а уже как бы сам собой начиналсяследующий. Получалось, что Антон одновременно крутил любовь с тремя-четырьмядамочками, сам того не желая.

Часто обстоятельства складывались так, что ему необходимобыло исчезнуть из дома на несколько дней. И квартиры его стареющих пассийоказывались весьма кстати. Это, пожалуй, был единственный корыстный момент вего романтических отношениях с богатыми дамами бальзаковского возраста.

Вот и сейчас деловая поездка члена Государственной Думыгосподина Игнатьева В. Н, в Швецию обернулась неделей страсти для егосорокапятилетней жены Галины и для тридцатилетнего вольного предпринимателяАнтона Курбатова. Антону надо было исчезнуть на некоторое время из квартиры.Очередная попытка братьев Курбатовых заработать сразу много денег провалилась.

Полгода назад они создали маленькую посредническую фирму попокупке недвижимости в Чехии. Это была авантюра чистой воды, как и все ихпредыдущие попытки быстро разбогатеть. Чем только не пробовали торговать братьяКурбатовы за последние пять лет: итальянской обувью, немецкими памперсами итампаксами, турецкими дубленками, французским шоколадом, отдыхом на Кипре,американскими оздоровительными программами, живой водой с Тибета, средствамидля ращения волос и для удаления волос – всего не перечесть.

Иногда им даже везло, удавалось кое-что заработать. За этипять бурных лет они успели влипнуть в пару-тройку весьма неприятных историй, нокаждый раз чудом выкручивались в последний момент. Вот и сейчас на посредническую фирму был произведенсерьезный наезд, причем с двух сторон: с одной стороны, стали донимать бандиты,с другой налоговая инспекция. Когда это началось, Дениска отправился в Прагу,там был липовый филиал фирмы, состоящий из одной комнаты в квартиреприятеля-чеха Иржи Словчика. Надо было подстраховаться, собрать кое-какиедокументы, подчистить концы, обеспечить тылы, в общем, дел у Дениски хватало.

Антон остался в Москве, чтобы попробовать договориться хотябы с одной атакующей стороной, найти компромисс, лазейку, либо обеспечитьнадежную криминальную крышу, которая решит проблемы и с наехавшими«отморозками», и с налоговой полицией.

За эти три, дня ему удалось выйти на серьезных людей, нолюди эти не сочли маленькую посредническую фирму достойным объектом для своеговысокого покровительства. А атака с обеих сторон приобрела совсем уж угрожающийхарактер. Нельзя было медлить. И Антон принял решение: фирма исчезла,испарилась, будто и вовсе не существовала.

Исчезло все – в подвальчике, где был крошечный офис,какая-то другая фирма делала европейский ремонт и про «Стар-Сервис», которыйнаходился здесь всего неделю назад, не имела ни малейшего представления. Номертелефона и факса принадлежал теперь неизвестно кому, каким-то совершеннопосторонним людям. А сам Антон кочевал от одной своей пассии к другой и всобственной квартире не появлялся.

Но Денис этого еще не знал. Он был в Праге. В последний разони общались по телефону неделю назад, и тогда ситуация еще не выглядела стольбезнадежно. А потом связь оборвалась. Иржи Словчик уверял, что Денис всю этунеделю у него не появлялся, не звонил. Гостиничный номер не отвечал. Антон неслишком волновался за брата. Там, в Праге, сейчас спокойней, чем в Москве.Наезжали здесь, а там никто пока не трогал. Сообщить Дениске, что фирмы большенет, надо было непременно. Но пока не получалось.

* * *

Денис Курбатов влетел в приемную офиса небольшойтуристической компании на Кленовой улице и затравленно огляделся по сторонам.Не было ни одного посетителя.

– Доброе утро, пан. Я могу вам чем-нибудь помочь? –улыбнулась ему девушка, сидевшая за компьютером.

– Пани, факс! Мне надо срочно отправить факс в Москву!

– Матерь Божья! Денис! – Девушка вышла из-за стола.

Она была высокой, полноватой, очень миловидной. Копнаярко-рыжих волос, большие круглые темно-зеленые глаза, мягкий овал лица, полныегубы. Денис несколько минут глядел на нее, тупо хлопая глазами.

– Неужели я так изменилась? – покачала головой девушка. – Вобщем, ты, конечно, тоже изменился. Столько лет прошло. – Она вздохнула. – ЯАгнешка Климович. Ну, вспомнил? Теперь я пани Бем.

Агнешка… Да, конечно, он должен был сразу ее узнать. У них вчетырнадцать лет был заколдованный треугольник. Рыжей Агнешке нравился Антон, аона нравилась Денису. В общем, это была его первая любовь, горькая, глупая,никому не нужная. Он не ревновал ее к брату. Ему просто было обидно. К тому же,если бы Антон не нравился рыжей Агнешке, они не шлялись бы втроем поздними вечерамипо Стару Мясту, не сидели бы в крошечных кондитерских.

У нее все лицо было усыпано яркими хулиганскими веснушками.Она, была очень худенькая, длинная, сутулилась и стеснялась. Она смотрела наАнтона с немым обожанием, отдавала ему свои взбитые сливки, писала за негосочинения.

В четвертом классе из простой чешской школы отец перевел ихв закрытый лицей. Там учились дети сотрудников Пражского отделения КГБ,мальчики и девочки из советского посольства и торгпредства. В классах было небольше десяти человек, на четырех чехов приходилось шесть русских. Отец Агнешкибыл крупным чиновником в правительстве Чехословакии. Она училась в одном классес Антоном.

– Агнешка, где твои веснушки? – спросил он.

– Вспомнил наконец! – Она рассмеялась. – Нет больше веснушек,надоели они мне. Слушай, ты надолго в Праге? А как Антон? Да ты садись, давай якофе сварю.

– Да, спасибо. – Он уселся в мягкое кожаное кресло ипокосился на стеклянную дверь. – Антон в порядке. А я… Вот приехал по делам…Слушай, молено мне быстренько отправить факс в Москву?

– Конечно, – кивнула она, – вон аппарат. Ты как, от рукинапишешь или тебе на компьютере напечатать?

– Я от руки. Там совсем маленький текст.

– Сам справишься или хочешь, чтобы я отправила?

– Сам. Я лучше сам. – Он встал, подошел к аппарату, написална листочке всего несколько слов по-чешски крупными печатными буквами. Простоадрес. «Карлштейн… улица… дом номер… третий этаж… „Мокко“… Туретчина…Брунгильда».

– Это что, шпионская информация? – хохотнула Агнешка,заглянув через его плечо.

Аппарат просигналил, что факс в Москву прошел.

– Это коммерческая тайна, – нервно усмехнулся Денис.

– Ладно, я пойду кофе сварю. Я здесь сегодня одна, мы смужем владеем этой фирмой. Есть еще секретарша и пара агентов, но сегодня яодна… Ты посиди. Можешь покурить пока. И вообще расслабься. Ты какой-тодерганый.

– Спасибо. Сколько я тебе должен?

– Хамишь, парниша! – Она весело махнула рукой. Вчетырнадцать они все трое зачитывались романами Ильфа и Петрова. У них дажесложился своеобразный жаргончик, состоящий из цитат. Агнешка часторазговаривала языком знаменитой Эллочки-Людоедки, у нее это получалось смешно имило.

Она исчезла за дверью в глубине приемной. Оставшись один,Денис скомкал в кулаке листок бумаги, сунул в карман джинсов. Секунду подумав,достал расправил, оторвал кусок с написанным текстом, положил в большую меднуюпепельницу и поджег кончик зажигалкой. Потом крутанулся в кресле, вытянулсигарету из смятой пачки, машинально отметил что это – последняя, закурил.Клочок бумаги скорчился и почернел. Он сгорел быстро, за несколько секунд.

– Денис! – послышался голос Агнешки из соседней комнаты. –Тебе сколько сахару?

– Две ложки! – крикнул он в ответ.

– А Антон женат?

Его немного задело, что Агнешка сначала спрашивает проАнтона.

– Нет! – крикнул он. – И я тоже нет.

Наружная стеклянная дверь бесшумно распахнулась. Денис успелзаметить черные усы, мятый льняной пиджак, закатанный до локтя рукав, руку,обильно поросшую черными волосами. Пистолетного дула с навинченным глушителемон не увидел и вскрикнуть не успел.

В соседней комнате у Агнешки свистел электрический чайник.Никто не услышал легкого хлопка.

– Я тебя не спросила, ты завтракал? Я могу быстро согретьпару рогликов… – Агнешка застыла на пороге с подносом в руках. Забыв, что наподносе стоят две чашки с горячим кофе, она прижала ладонь ко рту. Чашки созвоном упали на пол, покатились, расплескивая коричневую сладкую жижу.Опомнившись, она заплакала и стала звонить в полицию и в«Скорую».

Полина Дашкова