Мухаммас

Мухаммас (араб. «упятеренный») - строфическая форма в поэзии Ближнего и Среднего Востока и Средней Азии, стихотворение, каждая строфа которого состоит из 5 строк. Строится по схеме: ааааа, бббба, вввва, гггга и т.д.  В последней строфе (в любой из пяти последних строк) автор включает свой тахаллус (псевдоним).

Мухаммас может быть как полностью произведением одного поэта (мухаммаси озод), так и откликом (назирой) на газель другого поэта (мухаммаси тазмин). В этом случае к каждому исходному бейту газели, пишущий назиру пристраивает сверху три свои строки в той же рифме и в том же ритме, как бы раскрывая её и дополняя.

Мухаммас может быть мустазодным
(мустозод - с араб. прибавленный), когда к каждой строке, имеющей основную монорифму, прибавляется полустишие с собственной монорифмой;

а также мухаммас-тарджи, чья схема ааааа, бббаа, ввваа, гггаа и т.д., где последние две строки имеют смежную рифму и повторяются в каждой строфе, или ааааа, бббба, вввва, гггга  с одной повторяющейся строкой в каждой строфе.


В жанре мухаммаса творили: Саят-Нова, Агахи, Машраб Бабарахим, Вагиф, Мукими, Фуркат.



Мухаммас армянского поэта Саят-Новы:

Златые пуговки твои под стать искусному шитью,
Иран, Туран, Азербайджан, цветущий дол в родном краю!
Ты меч напрасно занесла: обезоружен я стою.
Зачем ты причинила боль рыдающему соловью?
Избранник недостойный спит под колыбельную твою.

Служанками окружена, не медли, выходи в цветник.
Там на рассвете соловей тебя приветствовать привык.
Осанки царственной твоей не в силах описать язык.
Я славословьем утомлен,- признаюсь в этом напрямик:
Сто сорок пятистиший спел и все еще тебя пою!

Луне подобная, зачем в зеркальную глядишься гладь?
Зачем за ножницы взялась, как бы подравнивая прядь?
А шея стройная – кувшин из хрусталя, ни дать ни взять!
Казнив беднягу без вины, ты славу думаешь снискать?
Иль достоянием своим считаешь голову мою?

Нигде покоя не найду. Одна лишь смерть – отрада мне.
Весь мир сложи к моим ногам,- и я скажу: не надо мне!
Смущенных глаз не отвести от пышного наряда мне,
Любимая, в парче, в шелках прекрасной кажешься вдвойне.
Я ладанки твоей не крал,- нашел и на груди таю.

Я лживых слов не говорил. Кто на меня поклеп возвел?
Кто очернил меня? Поверь, он сам коварен был и зол.
Прелестница, тебя воспеть бессилен бедный мой глагол.
К чему стремлюсь? Не про меня Моголов золотой престол.
Зачем же я, Саят-Нова, в напрасной скорби слезы лью?