Високосный год

Всё вроде перевидели, но год
не зря был вискосный: рыжий Сёма
бесчинствовал: "Ушла от режиссёра
к простому осветителю с "Довженка"!"
Скакал потом со сломанной ногой
с цветами и конфетами. "До Женьки?" -
допытывалась бабка, щуря глазки.
А Женька, пригубляя самогон,
с разбитым сердцем выла: "Шуровал бы!"

Спасибо Сёме - с ним-то детвора
усвоила словесные постройки
и вширь и ввысь. "Сергеевич, построже!
Такой, давай по правде, наснимает! -
дед Жора участковому орал -
А жители поддакнут, нас немало.
Тем более - побил Петровне стёкла".
Степан Сергеич вдумался "он прав!",
но вздрогнул от - пельмени стынут, Стёпка!

Законы Стёпа знал как отче наш,
но первого - "вообще не спорить с мамой"
боялся чрезвычайно. Банка смальца
на солнце рифмовалась с кобурою.
При входе - тётя Лида: "Вот те на!
Опять напился, сволочь! Щас урою!"
"Я, Лидочка, послушал довод сердца!" -
Фесенка, инвалида в орденах,
вели к жене для сдачи два соседа.

Семён на днях признался, мол, висяк:
"Кто сжёг мотоколяску, не узнать мне.
Не спросишь, дядь Серёж, теперь у Саньки -
присел дурак за кражу дерматина". 
"Ничто вам не под силу, молодняк!"
Семён курил и думал: "Дед противный,
но кто из оскорблённых не греховен.
Найду минуту, выберусь на днях
поговорить про новую в горкоме!"

Бичи украли списанный станок,
воришек покрутили у продмага.
Один стрелял в Семёна, но промазал
(Семён перекрестился в туалете,
чтоб старший не увидел). "Ух, стальной!
Сам мастерил? За выстрел ты ответишь!"
"В ГУЛАГе я за всё ответил прежде,
пока вы тут хватали всей страной
бациллу оправдания репрессий!"

Метельщик пережёвывал слушок,
что Женьку обрюхатил осветитель.
"Святой отец, хоть кольца освятите,
когда отказ даёте повенчаться! -
взмолился Сёма. - Я-то к вам - с душой!"
Электроплитка грела полный чайник.
Из кухни доносился бабкин говор:
"Ох, Сёма, не вставай, сынок, дожуй!" 
Потом толпа выкрикивала "горько!"