Курица в полёте

Глава 14


Первого под вечер она проснулась вся мокрая от пота, но сясной головой. Температура наверняка упала. Она с трудом содрала с себярубашку, вытерлась и переоделась. Сразу стало еще лучше и захотелось есть. Онапомерила температуру. Тридцать семь и пять. Совсем другое дело! Пошла на кухнюи взяла себе кусок фаршированной рыбы.

" Вкусно, черт побери! Ведь вот почти в обморокеготовила, а хорошо получилось. Придется все съесть самой, нельзя же угощатьлюдей рыбой с гриппозной инфекцией. Пожалуй, только Лирке я бы с удовольствиемдала этой рыбы… А своим бывшим коллегам нет. Не потому, что их жалко, а простона них жалко даже рыбы с гриппом… А чуда не случилось. Никакого. Она взяла себееще рыбы, заварила чай и отправилась к телевизору. Но по дороге увидела, чтоавтоответчик включен и мигает вовсю. Я забыла его выключить, когда пришла…

А звонка не слышала, что ли? Хотя тут разве услышишь, когдаза окном непрерывно взрываются петарды? А телефон звонит негромко, и я спалакак убитая. Надо послушать. Пять звонков.

«Эллочка, поздравляю вас, милая, и желаю вам всего-всего, аглавное — любви! Ваша Елизавета Петровна».

Кто о чем, а вшивый о бане, раздраженно подумала Элла.

"Элка, привет тебе, звоню из городу Парижу!

С Новым годом тебя! Приеду, повидаемся! Целую!"

Это звонил старый университетский приятель, вот уже годживущий во Франции.

«Привет, мафиозная подстилка! Тебе в этом году пофартило,сука, но ты зря радуешься!»

Элла замерла. Голос был совершенно незнакомый, но такойненатурально-грубый, как будто текст произносила очень плохая актриса.

«Эллочка, это мама. Поздравляю с праздником, надеюсь, тывеселишься! У меня все прекрасно, Томас шлет тебе привет! Целую!»

«Элка, куда Ты девалась? — испуганный голосМашки. — Куда тебя понесло с температурой? Как вернешься, позвони. Ивключи мобильник, черт бы тебя побрал!»

В этот момент телефон зазвонил. Элла взяла трубку.

— Алло, — слабым голосом проговорила она.

— Ты, звезда экрана, — раздался мужской голос.

— Алло, кто говорит?

— Не твое собачье дело. Ты учти, ты не звезда, а п…аэкрана! Сколько твой е…рь заплатил, чтоб тебя…

Элла, вся дрожа, швырнула трубку.

Звонок повторился, но она сидела неподвижно.

Какая гадость! И кто это старается? Мужчина, женщина… Онизаодно или даже не знакомы между собой? Но за что? Кому я так насолила? Может,там были другие претендентки на роль ведущей, и я перебежала им дорогу? Нет, вэтих звонках есть что-то общее. Мол, ты попала на экран благодаря кому-то, ктос тобой спит… Мафиозная подстилка… И что за удовольствие звонить человеку иговорить такие мерзости? Хотя тут все элементарно. Видимо, я им тоже сильноиспортила настроение… А ведь это только начало, меня всего один разочекпоказали, и уже такое… То ли еще будет. Как это перенести?  А как другие переносят? Надо будет спросить у кого-нибудь, утого же Пузайцера или у Елизаветы…

Надо просто научиться не обращать внимания.

Она с трудом поднялась и пошла искать свой мобильник, чтобызарядить его… Но никак не находился зарядник. С досады Элла расплакалась. Заокном то и дело взрывались петарды. Да, такого ужасного Нового года, пожалуй, уменя еще не было.

Значит, и весь год такой будет? Вот в прошлом году мы сМашкой ездили в новогоднюю ночь к Ступишиным на дачу, играли во что-то, уж непомню, и я выиграла главный приз… Я тогда решила, что в Новом году меня ждетчто-то хорошее, важное, я думала — любовь, а оказалось, телевидение и радио.

Любовь тоже могла быть, но, видно, не судьба.

И она еще горше заплакала.

К вечеру температура опять подскочила. Но она собралась ссилами и позвонила Машке.

— Куда ты девалась, ненормальная? — накинулась нанее подруга.

— Да никуда, просто не слышала звонка, спала, и еще этипетарды…

— Тебе лучше?

— Немножко. А как вы встретили?

— Нормально, только без тебя скучали. Я никуда непоехала, завалилась спать, а сегодня весь день блаженствую. Хожу в халате,смотрю телик, ем — словом, веду типичный образ жизни беременной бабы. Исовершенно от этого счастлива!

Элла хотела рассказать подруге об этих гнусных звонках, нопередумала. Зачем портить человеку праздник? А еще она позвонила ЕлизаветеПетровне. Та обрадовалась звонку, искренне огорчилась, узнав, что Элла больна,даже предложила приехать, чем-то помочь, но Элла категорически отказалась.

— Да что вы, Елизавета Петровна, я умею одна болеть. Уменя все есть, не хватало еще вам заразиться! Сейчас я, по вашему примеру,отключу телефон. Все звонки уже были…

— Ox нет, судя по вашему голосу, главный звонок еще непрозвонил.

— У меня нет главного…

— Бросьте, Элла, вы ж говорили, что он не женат.

— Ну и что?

— Позвоните ему сами! Если б я могла сама емупозвонить, когда мне хочется… Он, правда, говорит, чтобы я звонила, но я боюсьуслышать равнодушный голос…

— Вот и я боюсь.

— А вы не должны бояться. У вас другое… У вас всевпереди… В конце концов, кто сказал, что мужчина должен звонить первым?Позвоните. Новый год — прекрасный повод!

— Вы так считаете? — В голосе Эллы прозвучалосомнение…

— Безусловно! Позвоните, поздравьте, а там кто знает,как еще повернется разговор.

— Я попробую!

Элла глубоко задумалась. А в самом деле… Почему я не могупозвонить? Наверное, я должна была позвонить ему еще раньше, когда узнала, чтоу него умер отец.., выразить соболезнования… А в Новый год и в самом делеможно! Или лучше завтра?

Нет, позвоню прямо сейчас!

И она набрала его домашний номер. Там попросту никто неответил.

— Ну и ладно, на нет и суда нет, — произнесла онавслух и хотела отключить телефон, но не стала этого делать. А вдруг он сампозвонит в Новый год?

Эти сволочи небось тоже отдыхают и звонить не станут. А яему еще разок позвоню, попозже.

Но она уснула, проснулась уже ночью, и не было сил ни начто.

Утром температура опять немного упала — и она позвонилаВоронцову.

— Алло! — ответил молодой женский голос.

Элла положила трубку. Вот тебе и поздравление! Новый годначался хуже некуда.

* * *

Но все, как известно еще со времен царя Соломона, проходит.Грипп и мерихлюндия тоже. И ко всему можно привыкнуть, даже к грязной ругани наавтоответчике. Эти звонки повторялись с завидной регулярностью, и в результатеЭлла перестала его включать. В конце концов у нее есть мобильник. Видимо, намобильник они звонить боятся, там высвечивается номер. Трусы, гадкие, мелкиетрусы. Голоса менялись, а стиль и лексика — нет. И она решила, что эторазвлекаются ее бывшие коллеги. Их не так мало, у них есть друзья иродственники, которым можно поручить столь приятное развлечение. А между тем вэфир каждую неделю выходила ее программа, и однажды Пузайцер сообщил ей, чтодля утреннего времени у нее на удивление высокий рейтинг. И в конце февраля илив начале марта, скорее всего, начнут снимать следующий блок. К тому же черезнеделю ей предстояло участвовать в популярном дневном ток-шоу на родном канале.Ей уже делали рекламу. Предсказания Пузайцера сбывались. В метро и на улице еечасто узнавали. Она стала носить платок, пряча под ним свои каштановые кудри, изаказала очки с простыми стеклами. Летом, конечно, будет сложнее. В окрестныхмагазинах ее мгновенно опознали продавщицы и были безумно с нею ласковы илюбезны. В советское время я могла бы извлечь из своей популярности многопрактической пользы — покупать без очереди, получать дефицитные продукты, сосмехом думала она. Однажды продавщица в булочной, краснея, попросила у неесовета — как приготовить лосятину, муж где-то добыл огромный кусок. Онапопробовала поджарить, мясо оказалось жестким и невкусным.

— Нет ничего проще, — с удовольствием ответилаЭлла. — Положите на ночь, а еще лучше на сутки, в воду с уксусом, можнодобавить постное масло, но не обязательно, потом хорошенько промойте и жарьте вдуховке до румяной корочки, а потом нарежьте большими ломтями и тушите всметане!

Ешьте с картошкой и брусничным вареньем.

— Надо попробовать, — воодушевилась продавщица. Ачерез неделю сообщила, что позвала на лосятину гостей и все трескали, простоужас! Некоторые, правда, насчет брусничного варенья не поняли, но мнепонравилось, ужас!

И с тех пор она воспылала к Элле такой неистовой любовью,что та стала ходить за хлебом в другую булочную.

Элла купила себе компьютер и подолгу сидела в Интернете,выискивая рецепты, простые и доступные, для радио. Для телевидения у нее покаеще своих хватало. Но, прежде чем дать рецепт в эфир, она считала своимсвященным долгом попробовать самой это приготовить, что-то добавить,усовершенствовать, может быть. Кое-что она браковала, что-то брала навооружение для себя, но в результате этой творческой деятельности она ещерасполнела. Эти два-три кило уже мешали ей жить, и пришлось все-таки сесть надиету Помогло, она довольно быстро сбросила то, что набрала. И теперь решила —пробовать не больше одного рецепта в день. И уж не есть тогда ничего другого.Короче, она экспериментировала! А программа продолжала набирать рейтинги.Иногда Элла принимала гостей, в том числе и Махотиных. С Любой они опять оченьсдружились, и с Вячеславом Алексеевичем тоже, хотя он был постоянно занят. Но,встречаясь с Эллой, всегда радостно улыбался. Она была его протеже и полностьюоправдывала все рекомендации. К тому же всегда фантастически вкусно егокормила. Прелесть что за баба. О Воронцове Элла больше речи не заводила. Привоспоминании о нем — а она все-таки иногда вспоминала — больше не жужжализолотые пчелы. В ушах звенел радостный, молодой голосок «Алло! Я вас слушаю,говорите!» Меня он тогда сразу согласился отвезти домой, а эта наверняка у негоночевала. Судя по голосу, ей совсем немного лет. Девчонка, кожа да кости небось… Но ему такие милее, что жподелаешь. Попробовал что-то другое, не понравилось. Как говорится, вольномуволя… Хотя последний его вопрос был: «А от меня у тебя бегут мурашки?» Я, дуранабитая, сразу призналась: «Да!»

Но тут ему позвонила мама… А если б тогда ничего неслучилось, что было бы после моего «Да!»? Он пошел бы ко мне, остался бы?Наверное, иначе зачем был этот вопрос насчет мурашек? Из простого любопытства?Мужского тщеславия? Черт его знает, не буду даже думать о нем! Хорошо, чтодалеко не зашло, а то мучилась бы не знаю как. А разве я сейчас не мучаюсь?Мучаюсь, но несильно, могло быть куда хуже! И вообще, не бывает так, чтобы все— популярность, телевидение, высокие рейтинги и «счастье в личной жизни». Онауже многое знала о частной жизни некоторых звезд канала, звезд женского пола,знаменитых по-настоящему, не ей чета, как говорится, популярных уже в течениемногих лет. Ну и что? У одной ребенок без мужа, у другой ни мужа, ни ребенка, утретьей такой муж, что лучше бы его и не было… Телевидение и семья, похоже,плохо сочетаются. Кстати, одна из этих женщин, ведущая политического ток-шоу,талантливая, умная, к которой Элла относилась с огромным уважением, еще когда ине подозревала, что будет работать на телевидении, как-то остановила ее вкоридоре Останкина и сказала, что ей страшно понравилась Эллина передача, чтоона даже попробовала приготовить по ее рецепту салат из капусты с клюквой ияблоками — Какая прелесть! И витамины и польза, а при этом вкусно до чего! Моямама тоже всегда вас смотрит! Поздравляю!

Элла была польщена. И понимала, что это сказано искренне. Вконце концов, кто ее за язык тянул, правда?

Кстати, в тот самый день Елизавета Петровна шепотом сообщилаЭлле, что собирается в Довиль.

— Всего на пять дней, но я все равно совершенно счастлива!Между прочим, Элла, вами очень интересуется один человек… Вот вернусь изДовиля, непременно вас познакомлю!

— Да, и кто это? — улыбнулась Элла.

— Прелестный человек, умница, вдовец! Он влюбился в вашголос, стал расспрашивать о вас, а я порекомендовала ему посмотреть ваше шоу, ион теперь жаждет познакомиться с вами. Это мой сосед по дому, у него своя сетьаптек, пока небольшая, но…

А вот и кандидат в глупые ревнивые мужья, как предсказалПузайцер.

Из Останкина она поехала на строительную ярмарку — присмотретьсантехнику и плитку для ванной и кухни. Люба уговорила ее начать ремонт. Онауже поменяла два окна — в кухне и в большой комнате. На третье пока не хватилодуху Она решила, что спальню трогать не будет, нужен хоть один неразоренныйуголок. Плитку для кухни она купила сразу, а для ванной пока ни на чем неостановилась. Выбор огромный, глаза разбегаются, а ведь плитка не обои, черезгод-два менять не будешь. В воображении она видела ванную в розовых тонах, нопока не могла ни на что решиться. Попрошу Любку со мной поехать, она в ремонтеразбирается, правда, у нее и деньги совсем другие, но она человек деликатный ипоймет, что я не могу покупать то же, что она. А вкус у нее прекрасный. Ипочему я раньше об этом не подумала? К тому же у Любы машина, с ней можнопоехать даже на Каширский рынок, там, говорят, все гораздо дешевле. И унитазнадо поменять… Да, тут только начни…

Выходя с выставки, она заметила еще один магазин плитки,заглянула и туда, там цены были намного круче! Но она тем не менее приняласьразглядывать выставленный товар. Интересно же!

— Извините, пожалуйста, вы что-то определенноеищете? — обратилась к ней девушка-продавщица.

— Ищу плитку для ванной, но пока только присматриваюсь.

Девушка вздрогнула, уставилась на нее:

— Это вы?

— Что? — не поняла Элла, с изумлением разглядываястранную плитку — малюсенькие кусочки керамики, наклеенные на сетку, которуюможно свернуть в рулон. Похоже на мозаику. Очень красиво. Но, взглянув на цену,она решила, что ничего красивого в этой плитке нет. Вот тут-то и прозвучалвопрос девушки.

— Ой, это вы по телику выступаете, да? Я по вашемурецепту пирожки малюсенькие пеку, все просто тащатся!

— Спасибо, мне приятно это слышать!

— Хотите купить эту плитку?

— Эту? Да ни за что! Мне она не по карману!

— А мы вам скидочку сделаем!

— Спасибо, но у меня от нее в глазах рябит!

И ванная у меня совсем небольшая.

И она направилась к двери, слыша, как девушки зашушукались.

— Ой, подождите! — пронзительно крикнула одна изних. — Вы мне автограф не дадите?

— Да, пожалуйста! — Автограф Элле давать еще неприходилось. Она расписалась на какой-то бумажке и поспешила уйти.

Ну за каким чертом ей мой автограф? Перед подружкамихвастаться? Нашла чем! Гляньте, девки, у меня автограф Эллы Якушевой! А ктотакая Элла Якушева? Первый раз слышу! Как, вы не знаете?

Она печет пирожки по телевизору! Тоже мне персона!

Да, вот так у людей и едет крыша! Но у меня же есть все-такичувство юмора… И жизнь меня достаточно помытарила, у меня хватит ума относитьсяк этому с иронией. Хотя, черт возьми, приятно! Все, конечно, так, но себе-тосамой я могу признаться, что курица взлетела? А это покажет доигрывание. Но вполет ведь она все-таки ушла, курица? А далеко ли она способна улететь? Этобудет видно. И куда ты, курица, летишь? Да никуда, я не лечу, я летаю! Даже,можно сказать, порхаю!

Порхаешь по магазинам плитки и сантехники? а хоть бы и так!Почему-то на душе вдруг стало хорошо и спокойно. И она поехала домой. Поймалачастника. Это был молодой человек лет двадцати пяти, который не обратил на неени малейшего внимания. Она сидела сзади. Вдруг у водителя зазвонил мобильник,заиграл «Турецкий марш».

— Алло! — ответил он. — Да, привет! Часикадва еще поезжу. Курицу? Ладно, куплю! Пока, моя хорошая!

«Моя хорошая»! Как ей нравилось это словосочетание. Скольков нем теплоты и нежности. Счастливая, должно быть, жена у этого парня.

А ночью ей приснился дурацкий сон. Она входит в какой-тошикарный магазин обоев, и глаза у нее разбегаются. Она ходит вдоль стендов ивидит синие обои, синие с золотыми пчелами. И сразу понимает, что ей надокупить именно эти.

Но вдруг с обоев слетает одна пчела и начинает кружить надЭллой и жужжать так воинственно, что сразу понятно — сейчас ужалит. Элламетнулась в сторону, а пчела пролетела у нее над ухом и прожужжала: «Мояхорошая!»

Через несколько дней в квартире начался разгром.

— Ничего, Элка, это разгром созидательный, —утешала ее Люба. — Сейчас, конечно, кошмар, а потом будет хорошо, красиво.

— Да, я понимаю, — довольно уныло отвечалаЭлла. — До красоты еще дожить надо!

— А хочешь, поживи у нас на даче? Там тепло, уютно, мыприезжаем редко, мешать тебе не будем. Ты своих мастеров в квартире можешь оставить?

— В принципе могу. Да у меня и красть-то нечего.

— Ну так в чем же дело? На даче хотя бы можно нормальномыться по утрам.

Эта фраза решила дело. Она согласилась. Собрала вещички исмоталась.

Дача у Махотиных была небольшая, но современная, элегантнаяи очень удобная. Но это была лишь половина двухэтажного дома. Во второйполовине жила семья эстрадной певицы не первого ряда — мать и две тихие, милыедевочки четырех и шести лет, Саня и Маня, с которыми Элла сразу нашла общийязык. Сама певица появлялась крайне редко, как сказала ее мать, котораяобрадовалась появлению соседки. И Элле было спокойнее, когда за стенкой живыелюди.

— Это Любочка вас уговорила делать ремонт? —смеялась Алла Сергеевна. — Она все что-то усовершенствует, никак неуспокоится.

По вечерам они часто чаевничали вместе, Элла как-то испекладаже «Наполеон» — у Мани был день рождения. Восторгу бабушки и внучек не былопредела.

Уложив девочек, Алла Сергеевна в сердцах сказала:

— Тоже мне мать, даже и не вспомнила про день рождения…Все по гастролям мотается. Талант у нее, видите ли. Если талант, то зачемрожала? Куда это годится? У нее была нормальная профессия, в наше время вполневостребованная, экономист, и вдруг она все бросила и запела! А я тут отдуваюсь.У меня, между прочим, тоже профессия есть, и я нестарая еще, но ведь не бросишьдевок, правда? Поет она! Это ее гадалка с панталыку сбила.

— Какая гадалка?

— Черт ее знает, будь она проклята! Моя дурищапоперлась к ней, а та сказала: ты должна резко поменять жизнь, у тебя божий дари все такое. Ну и началось. Она, правда, неплохо поет — что верно, то верно, иголос есть, но никак по-настоящему не выбьется. Ей уж и Вячеслав Алексеевичпоспособствовал на телевидение попасть, но ничего это не дало. Деньги оченьбольшие нужны, чтобы ее клип почаще крутили, а где их взять? Мы уж квартирупродали, чтобы этот чертов клип снять, тут вот теперь живем, а Маньке набудущий год в школу… И как тут быть?

— А отец девочек кто?

— Не отец, а отцы… Где — только одному богу известно.Ох, вы простите, Элла, что вываливаю на вас свои проблемы, но иной раз такприпрет…

— Ну что вы… Я понимаю. Меня саму бабушка вырастила, японимаю…

Но тут к дому подкатила машина.

— Неужели Анька приехала? Слава тебе господи! Адевчонки-то уже спят!

— Зато утром сколько радости будет! — улыбнуласьЭлла и поднялась, чтобы не мешать встрече матери с блудной дочерью. Но АллаСергеевна ее не отпустила, познакомила с дочкой, которая оказалась милой,немного застенчивой, с усталыми глазами. Она с удовольствием накинулась наЭллин торт. У нее куража нет, подумала Элла. Не выбьется она в первый ряд.

Прожив несколько дней на даче, она поехала в Москву,посмотреть, как продвигается ремонт.

Как это ни странно, в комнате уже все было готово, на кухнеоставалось лишь наклеить моющиеся обои и установить новую мебель.

— Слушай, Элла, раз уж ты тут не живешь, давай мы итвою спальню тоже отремонтируем, ну глупо же полдела делать. Там у тебя ничегоособенного — потолок побелить да обои поклеить, комната не кухня, трубыпереносить не надо… — принялась уговаривать ее малярша.

Элла подумала и согласилась. В конце концов, ей хорошоживется на Любиной даче. Воздух свежий, тихо, не говорят по телефону всякиегадости, не тормошат без дела. И она отправилась покупать обои, благо в пятиминутах ходьбы от ее дома находилось множество магазинов и магазинчиков,торговавших тысячами видов обоев. Но она твердо знала, чего хочет, и довольноскоро вернулась домой с покупкой.

— Ой, Элла, я совсем забыла, — смущенно призналасьТаня, плиточница. — К тебе тут мужчина заходил. Интересовался, где ты.

— Какой мужчина?

— А немолодой такой, в куртке.

Кто бы это мог быть? А впрочем, кто угодно!

— Он что-нибудь передал?

— Ага. Телефон. Просил перезвонить', как приедешь.

— А где телефон-то?

— Таська, где телефон, который тот мужик оставил?

— На холодильнике лежит!

На бумажке было написано: «Дмитрий Михайлович». И номермобильника. Сердце оборвалось.

Неужели он не знает, что я живу у Махотиных на даче? А еслизнает, почему не позвонил туда, почему не приехал? Почему сюда явился беззвонка?

Хотел устроить сюрприз? Он что, думает, я сижу и жду его идальше буду ждать? Тоже мне нашел Пенелопу. Одиссей хренов… Скиталец окаянный…

Но позвонить хотелось отчаянно.

— Девушки, а вы этому мужику дачный телефон не давали?

— Нет, ты же не велела!

— И правильно!

Однако звонить отсюда невозможно. У девчонок ушки на макушке,да и вообще… Позвоню вечером с дачи.

Она поехала в, Останкино, отдала Елизавете Петровне толстуюпачку новых рецептов и поинтересовалась, как прошла поездка в Довиль.

— Все хорошо, Эллочка, — без всякого энтузиазмаответила Елизавета Петровна.

— Нет, что-то не так, я чувствую! — встревожиласьЭлла.

— Сейчас нет времени, но скажу в двух словах: он тамслучайно встретил знакомых…

— А-а… — поняла Элла и вспомнила отрешенно-неприятноевыражение лица, которое ей удалось подглядеть в Шереметьеве. Бедная ЕлизаветаПетровна. Вероятно, при встрече со знакомыми у него было такое же лицо. Я такпонимаю, что поездка была испорчена. Ох, как жалко ее…

— Элла, не надо сочувствия, ничего, я свое урвала… Тамвсе-таки были часы и минуты.., счастья… да, наверное, можно так сказать… А выочень посвежели. Совсем другой цвет лица! Вот что значит чистый воздух. Рада завас. Когда закончите ремонт, я напрошусь к вам в гости, ладно?

— Господи, Елизавета Петровна, буду счастлива.

По дороге от станции к даче она вдруг подумала: так вот кчему был тот дурацкий сон про пчелу, слетевшую с обоев. И прибавила шаг, чтобыскорее позвонить Воронцову. Но у дома стояла машина Любы.

— Элка, у тебя мобильный работает? Я звоню, звоню, а тыне слышишь! Хотела тебя предупредить, что приеду.

— Господи, зачем предупреждать? Это же твоя дача!

— А вдруг ты с кавалером заявилась бы?

— Да какие у меня кавалеры? Кстати, если позволишь, я утебя тут задержусь, меня уговорили заодно уж и спальню отремонтировать.

— И правильно! Это такой кайф — вернуться в свеженькую,чистенькую квартиру! Живи сколько хочешь! Места много! Да и мне спокойнее, неговоря уж об Алле Сергеевне, она просто счастлива, что ты тут живешь. Когда они сели пить чай, Элла словно бы между прочимспросила:

— Люб, а что там про Воронцова слышно?

В глазах Любы мелькнуло странное выражение — то ли испуг, толи сомнение.

— Ну он все-таки уезжал…

— Куда?

— Не помню уж, кажется, в Кению.., или Зимбабве, язабыла. Он как-то тоже о тебе спрашивал…

— И что ты ему сказала?

Господи, неужели она всерьез в него влюбилась? Может, зря яутаила от него, что она живет у нас? Хотя у нее есть телефон и он вполне мог быее найти, если б захотел. Нет, я в это лезть не стану. Хочет она затянуть усебя на шее эту петлю, пусть, но я ей помогать не буду.

— Ты почему так странно на меня смотришь? —поинтересовалась Элла.

— Скажи, тебе это надо?

— Что именно?

— Я понимаю, он интересный мужик, талантливый, егофильм про коал только за один месяц огреб сразу два престижнейших приза, но дляжизни он не годится.

— Прекрасно это понимаю.

— Элка, с ним ты намучаешься не знаю как!

— Любашка, никакого «с ним» нет и не будет.

Мы просто знакомы.

— Да ладно, что ж я, не вижу, какие у тебя глаза стали…Ты, конечно, сама будешь решать…

— И решать мне нечего. Он любит не таких, как я.

— Что ты хочешь сказать?

— Ну ему нравятся тощие.

— Это он тебе сказал?

— Нет, что ты! Просто я видела трех его баб.

Там ни граммулечки мяса, не говоря уж о жире…

— Элка, ты что, комплексуешь из-за фигуры?

Никогда раньше за тобой не замечала! Очень глупо! Ты ж некакая-то толстуха, ты толстушка, пышечка — и тебе это идет! У тебя красивыеноги, и вообще, если хочешь знать, ты мужикам страшно нравишься. Кстати, иСлавка тоже всегда при тебе млеет.

— Ну, положим, он млеет не от меня, а от форшмака! —засмеялась Элла.

— А ты Митьку хоть раз кормила?

— Нет.

— И не вздумай! Или разве что «курицей в полете»!

— «Курицей в полете» он сам меня кормил.

А потом, сейчас уже курица не прохиляет. Мой бывший хахальпосле первой же программы так меня обложил за эту, как он выразился,«аэрокурицу»! Сказал, что я сука, кормила его столько лет говнищем… — со смехомвспомнила Элла.

— Скотина! А между прочим, кто-то мне говорил, будтоЛирка жаждет его вернуть.

— Флаг ей в руки! Кстати, Люб, я вот давно хочу спросить.Сейчас уже только из электромясорубки не лезет Лиркина рожа. Почему? Она что,так нравится телевизионщикам, а? Она и готовит, и в интеллектуальные игрыиграет, и дает советы по всем вопросам жизни.

— Элка, какая же ты наивная, с ума сойти! — почтиумилилась Люба. — Да за нее платит издательство, ее таким образомраскручивают, рекламу делают, ты ж помнишь, одно время везде, куда ни глянь,была Маринина, потом Донцова, теперь вот Устинова и Звонарева.

— То есть если завтра платить перестанут…

— Так и не будет ее на экранах. Все очень просто.

Почему-то Элле приятно было это слышать.

— Эл, а я чего приехала-то…

— Понятия не имею.

— Ах да, у меня уже склероз. Мне нужно взять тутСлавкин лыжный костюм. Он ему мал, я хочу отдать его своему племяннику, чегозря лежать будет?

Они еще посмеялись, поболтали, и Люба уехала. А Элла опятьзадумалась. Любка не хочет, чтобы у меня что-то было с Воронцовым. Считает, чтоя буду страдать… Можно подумать, что я уже не страдаю. Хотя, если честно, покастрадаю вполне терпимо. А почему я должна страдать? Я буду страдать, если несбудутся мои ожидания.

Буду страдать от разлуки с ним, так? Значит, не надо никакихожиданий, надо жить сегодняшним днем. Или ночью. Вот встречусь с ним, мне будетхорошо, а уедет, скатертью дорожка. Тем слаще будет встреча. Так можносуществовать, вон существует же Елизавета Петровна и еще считает себясчастливой… Но ей уже за пятьдесят, а мне еще даже не под сорок… Детей у менябыть не может, я с таких ранних лет это знаю, что даже и не мучаюсь по этому поводу.Не всем же суждено… Итак, надо настроить себя — никаких ожиданий, мне от негоничего не нужно, кроме него самого… Нет, это уже не правильно. Ничего вообще ненужно. С ним хорошо, и без него неплохо.

И надо как-то дать ему это понять. Мол, мы оба свободныелюди. У тебя своя работа, не совместимая с семейной жизнью, и у меня, кстати,тоже.

И прекрасно. А что это я тут строю планы, может, он простохочет спросить у меня что-то или сказать… Словом, может, он вовсе не намеренвозобновлять наши отношения. Я строю оборонительные рубежи, а нападать никто ине думал. Надо ему позвонить. Интересно, он написал номер мобильного. Значит,домой звонить не следует, там живет тощая юная дева. Так зачем я-то емупонадобилась?

С неприятно бьющимся сердцем она набрала его номер. Довольнодолго никто не отвечал, она собралась уже повесить трубку, как он вдруготкликнулся.

— Алло!

— Дмитрий Михайлович?

— Элла! Эллочка, как я рад тебя слышать! Здравствуй,моя хорошая!

Внутри все залило сладким теплом. Держись, Элка!

— Здравствуйте, Дмитрий Михайлович, — как можноспокойнее и холоднее проговорила она.

— Элла, ты где? Мне твои малярши сказали, ты загородом.

— Да, но сейчас я в Москве, у подруги, на дачу вернусьзавтра.

— Зачем ты мне врешь? — засмеялся он таким смехом,что она задрожала. — Ты врать совсем не умеешь. Я же вижу, что ты звонишьс махотинской дачи. Я сейчас приеду!

— Нет! — закричала Элла, но было уже поздно.

Он отключил телефон.

Значит, я все правильно думала. Он хочет начать с тогомомента, на котором все оборвалось.

То есть с мурашек… По спине немедленно побежали мурашки.Черт возьми, вечно у меня секс с каким-то энтомологическим уклоном… Пчелы,мурашки… Ею вдруг овладела паника. Она кинулась в ванную, вымыла голову, благона стене в махотинской ванной висел отличный фен. Он ведь может приехать оченьбыстро. Машина у него мощная, пробок в этот час, скорее всего, нет. Надетьхалат? Ни в коем случае, еще не хватало. Она надела брюки и свитер. Междупрочим, я тут немножко похудела. Любка права, я не толстуха, я, как говорилодин мой приятель, «полная-интересная».

И еще я сексапильная.., даже очень! И красивая!

Глаза большие, серо-голубые, волосы темно-каштановые,вьющиеся. Не баба, а.., конфетка! Не то что эти его живые мощи… — уговаривалаона себя, торопливо меняя белье на постели. Покончив с этим, она сказала себе:нет, надо все-таки покобениться, чтоб не думал, что я.., по первому требованию.Он тогда примчался, сказал два слова…  Не помню, кстати, говорил он хоть что-то или нет? Надо,наверное, чем-то его для начала покормить, чтобы не сразу валиться в постель…Черт, а как хочется сразу… Любка же не велела его кормить… Хотя налить ему чаюи дать бутерброд, наверное, можно… Она достала из буфета чашки, тарелки, нарезалахлеб, вынула из холодильника сыр, масло, зелень, коробочку конфет. И хватит снего. Выпить не предложу, он же за рулем. И не факт, что он сегодня не уедетнесолоно хлебавши.

Не факт! Надо взять себя в руки, забыть про энтомологию ивстретить его просто как доброго знакомого. Да, именно так! Это нужно, чтобы нерастечься в сироп, чтобы не дать ему в руки такой козырь… Нет, я буду спокойна,я должна, просто обязана повести себя разумно и прилично! А что это он какдолго не едет? И слава богу, есть время привести себя в чувство…

И когда у дома посигналил его джип, она была уже почтиспокойна.

Накинула на плечи теплую шаль, сунула ноги в валенки ивыскочила, чтобы открыть ворота.

Но он уже сам открывал их.

— Беги в дом, простудишься! — распорядился он как-тобуднично, как будто это невесть какое привычное дело — он приезжает домой, аона выбегает в валенках открыть ему ворота. Совсем не романтично, не, волнующе.Мурашки не побежали. Пчелы не жужжат. Отлично, просто превосходно! Однако онане послушалась и не ушла в дом, а когда он въехал на участок, кинуласьзакрывать ворота.

— Что ж ты какая упрямая, а? И непослушная?

— А почему я должна вас слушаться? Вы небось думаете,что я курица?

— Ну что ты, какая ты курица? — нежно улыбнулсяон. — Ты — пава! Пава с голосом горлицы…

— Интересное сочетание. Заходите в дом.

— Как ты мне нравишься вот такая — в платке, вваленках… Как жаль, что в этом доме нет печки, даже камина нет…

Что он несет, зачем ему печка?

— Вам захотелось порубить дрова?

— Нет, — засмеялся он, — просто камин илилучше печка хорошо вписываются…

— Во что?

— Да так, неважно… Ну, здравствуй, моя хорошая!

— Здрасте! Чаю хотите?

— Нет, я хочу водки!

— Но вы же за рулем!

— А если я не уеду сегодня?

— Ну дело ваше, тут места много. Можете лечь вкабинете.

— Элла!

— Что?

— Ты прости меня. Я знаю, я повел себя глупо, это поменьшей мере. По-хамски… Но ты должна понять… У меня было большое горе.

— Я знаю и очень вам сочувствую.

— Не надо этого. Дай мне сказать.

— Слушаю вас!

— Ох, какая ты… Я думал, что в том состоянии… был тебене нужен. Мне казалось, что уже ничего хорошего в жизни не будет… К тому жезаболела мама… Срывалась экспедиция… Словом, я впал в депрессию…

— Очень типично для мужчины.

— Что?

— Впасть в депрессию, вместо того чтобы пытаться как-торазрулить ситуацию. Можно еще уйти в запой, начать ширяться или.., загулять стощими девками! — вне себя от злости выкрикнула Элла.

Он посмотрел на нее и расхохотался.

— Что это вы тут ржете?

— Ну иди ко мне, не злись, хотя тебе идет, глазапотемнели.., ты знаешь, что ты самая красивая женщина на свете?

— Чушь собачья!

— Ты не дала договорить. Для меня ты самая красиваяженщина на свете. Хочешь — верь, хочешь — нет! И самая милая. И самая желанная…

Откуда-то появилась золотая пчелка и начала жужжать надухом.

— Вот в это поверю, на данный момент.

— У тебя что, комплекс неполноценности? Из-за твоейполноты? Ты выбрось эту чушь из головы, я лично давно уже выбросил. Знаешь, ещегод назад я даже предположить не мог… Но стоило мне тебя увидеть, как я вдругпонял, что ты.., моя женщина.

С первого взгляда. Ну хватит дуться, иди ко мне!

— Вы тут много чего наговорили о своих вкусах ичувствах. А вы про мои спросили? Да, не спорю, я в какой-то момент поддалась..,ну тогда… Просто у меня давно не было мужчины…

Он вспыхнул:

— Ты хочешь, чтобы я уехал?

По спине испуганно забегали мурашки. Вдруг он и вправдууедет? Но она молчала, из глупой гордости, от обиды.

— Хочешь, чтобы я уехал, скажи?

Она молчала.

— Молчание — знак согласия. Только на что ты согласна,а?

Он подошел к ней, погладил по голове, она рванулась было, ноон ее удержал и обнял.

— Дурочка, гоноровая пани, я же просил прощения,осознал свои ошибки. А ты тут хорохоришься… — Он все продолжал гладить ее поголовке как маленькую. Она всхлипнула и уткнулась лицом ему в грудь. —Помнишь, я спросил у тебя насчет мурашек, а? Бегают?

— Кажется, да.

Он поцеловал ее в шею под левым ухом.

— А теперь? Посмотри мне в глаза и скажи честно! —Он взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза. Но она уже ничего не виделаиз-за ослепительного блеска золотых пчел и ничего не слышала из-за их жужжания…

Утром он уехал. Обещал вернуться вечером.

А она, когда закрывала за ним ворота, подумала: он обещалвернуться, но уверенности в том, что вернется, нет ни малейшей. Значит, я нестану его ждать. По крайней мере не буду жить этим ожиданием. Она быстрособралась и уехала в Москву. На мгновение пожалела, что не попросила егодовезти себя до города, а потом решила: и слава богу! Дел в Москве у неесегодня не было, запись на радио предстояла только послезавтра, но она решилапробежаться по магазинам, ведь совсем скоро у нее будет новая кухня, акастрюли, например, у нее старые и некрасивые, еще бабушкины. Но сначала онаотправилась в салон к Маше. Там ей сказали, что Маша сегодня не придет, плохосебя чувствует. Элла помчалась к ней.

— Ой, Элка, как хорошо, что ты приехала!

Машка плохо выглядела, была бледная, несчастная, под глазамитемные круги.

— Что с тобой? Токсикоз?

— Да. Первое время я так прекрасно себя чувствовала, атеперь началось. Чуть что, бегу блевать, кошмар какой-то!

— Ничего, это, говорят, проходит.

— Да, но пока пройдет! Элка, какая ты умница, чтопришла! Как ты там? Как твой ремонт?

— Да я первым делом к тебе…

— А что случилось?

— Ничего.

— Ой, не ври! Меня не обманешь! У тебя такой вид…

— Какой?

— Свежепотраханный!

— Машка! — слегка смутясь, фыркнула Элла.  — И кто?

— Воронцов! Только не говори Любке, она почему-топротив него настроена.

— Не против него, а против его альянса с тобой. Онасчитает, что он принесет тебе горе.

— Нет, уже не принесет, — Элла покачала головой снемного загадочной улыбкой.

— Почем ты знаешь?

— Да так… Создала оборонительные рубежи, выставилафорпосты, или как там это все называется.

— Да брось, фигня все это. Он тебе наплетет с трикороба, ты и раскиснешь. Форпосты она выставила . Расскажи лучше, что вчерабыло, я хоть вспомню, что бывает в жизни что-то кроме токсикоза.

Элла рассказала.

— Он хоть цветочек привез?

— Нет. — Элла только сейчас подумала, что онприехал без цветов, спешил наверное. Но все равно, ей это не понравилось.

— И вообще ничего не привез?

— Нет.

— Значит, жадный. Гони его в шею. Нет ничего гнуснеежадного мужика. Терпеть не могу!

— Понимаешь, — задумчиво проговорила Элла, —мне кажется, он просто плюет на всякие условности.

— О! Вот они, твои рубежи! Дура, ты уже егооправдываешь… Погоди, ты с ним нахлебаешься. Условности он презирает! Нельзяжить с таким человеком, разве что иногда спать… В постели можно наплевать наусловности, просто даже необходимо. А в жизни…

— Маш, я с ним жить не буду, ну в смысле вместе, однимдомом. Ни за что!

— Слова, слова, слова!

— Вот увидишь!

Но тут Маша вскочила и кинулась в уборную. Ее тошнило.

Екатерина Вильмонт