Дуэль
1
Он навещал их постоянно
то по делам, то просто так,
читал стихи, и было странно,
что он поэт, хотя в летах.
А впрочем, водятся поэты
и при сединах и без них.
Чего на свете только нету!
…Нет, аксельбантов золотых,
и ростом он намного ниже,
и некрасиво морщит лоб,
и, может, он по-русски пишет,
но ликом – сущий эфиоп.
2
А он, пловец в житейском море,
познавший многих и любых,
тонул, тонул, тонул не споря
в ее бездонных голубых.
Он видел, что она бездушна
и равнодушна ко всему,
зато пленительно воздушна,
и пусть достанется ему.
Он наделит ее душою,
он силой духа своего
заставит вялое, чужое
работать сердце – для него.
Недаром, посудите сами,
и молодежь и старики
глядят на мир его глазами,
цитируют его стихи.
Такое может лишь присниться
или пригрезиться спьяна.
Ужель ему не покорится
пустая женщина одна?!
3
Она и думать не желала
о нем и о его стихах,
да маменька с присущим жаром
велела выбрать жениха:
«Голуба наша и отрада,
о сестрах вспомни наконец!
Скудна мошна моя, а надо
их тоже вывесть под венец.
На скотный двор в посконном платье
за ослушание сошлю!»
Ах, до чего явилось кстати
для них поэтово «люблю»!
4
Он ей сначала не поверил,
когда спокойные уста
раскрылись медленно, как двери,
и еле слышно слово «да»
к нему спустилось. Растерялся,
но переспрашивать не стал.
Быстрей обычного расстался,
стремглав по лестнице сбежал.
Как вор с добычею богатой
растаял в несколько минут –
боялся, что рабы обратно
вернут и слово отберут.
5
И только дома среди груды
своих бумаг и книг своих
он понял: совершилось чудо,
и он любим, и он велик.
Сам Бог ему теперь приятель,
а первый друг и побратим
тот древнегреческий ваятель,
что камень девой обратил.
Свершилось! Кончились мученья.
Он нынче гений, он устал.
Как лучшее свое творенье
ее он слово повторял
6
И полетели письма к милой.
«Душа моя, – писал поэт, –
сижу в деревне, все постыло,
но выхода отсюда нет:
холера буйствует, я пленник,
я в карантине, как в тюрьме».
Она в ответ: «Пришлите денег,
нам впору думать о суме».
А он: «Душа моя, послушай,
хочу признаться до конца.
Люблю теперь в тебе я душу
гораздо более лица.
Проклятье этой деревеньке!
Я от нее сойду с ума!»
Она же: «Деньги, деньги, деньги…» –
сама как вечная сума.
7
Женился. Год за годом длился.
А между тем, ища наград,
барон в столице появился,
красавец и кавалергард.
Широкоплечий, длинноногий,
расшитый золотом тесьмы,
он был ужасно одинокий
вдали от родины, семьи.
"Попасть из Франции в тунгусы!
Как вам не повезло, мон шер!"
И было видно, что по вкусу
ей этот унтер-офицер.
8
Хоть от острот кавалергарда
несло казармой за версту,
она ему бывала рада,
прощая грех за простоту,
за то, что был во всем ей близок,
что был понятен, как никто.
А благороден или низок,
ей безразлично было то.
Да, рядом с ним она могла бы
жить беззаботней, веселей,
быть, извините, просто бабой –
без поэтических затей.
9
Он никогда так не смеялся,
стонал и слезы утирал.
«Шептался с ней во время вальса,
и с нею же покинул бал.
Гостил у Вас до поздней ночи,
когда отсутствовали Вы…»
– Ох, пощадите, нету мочи!
Ох, не сносить мне головы!
Мужлан, которому конюшня –
вселенная и все – скоты,
болван, который, если нужно,
отнимет грош у сироты –
и бескорыстна, прямодушна,
как вешняя заря, свежа
и всё пленительно воздушна,
его жена, его душа?!
Как будто сцену из Мольера,
тайком подброшенный листок
читал и хохотал сверх меры
и успокоиться не мог.
ЭПИЛОГ
Поэт был ранен на дуэли
и мир оставил через день.
Мы долго верить не хотели
в его летальный бюллетень.
Потом искали пистолеты
и клялись Троицей Святой,
что был на деле у поэта
лепаж обманный, холостой.
Еще твердили про кольчугу,
про то, что кавалер-подлец
прикрылся тонкой и упругой
рубашкой из стальных колец
и что злодею прямо в руки,
дабы убил и не тужил,
и пистолет тот и кольчугу
великосветский сброд вложил.
Оно известно, рассуждали,
поэт им неугоден был,
ведь это мы его читали,
для нас он, стало быть, и жил.
1978, 2024
Свидетельство о публикации №124011603128