Некрасов и коробейники
Бурная, можно сказать «гусарская» жизнь Некрасова создала ему много недоброжелателей. Литературная и в особенности редакторская его деятельность тоже сильно способствовала этому. Но как бы далеко ни шло в некоторых оценках отрицание не только личных достоинств Некрасова, но и достоинств его поэзии, история русской литературы неизгладимо отметила его, как национальное достояние, а период его жизни Россия зачитывалась его простыми стихами. В Петербурге и Москве Некрасов не пользовался таким обаянием и поклонением, как в провинции, не имел влияния на интеллигентную либеральную молодежь. Столицы рождали своих идолов для поклонения, если и не «полубогов», то таких вождей, которым верило и за которыми шло молодое поколение — Белинский, Чернышевский, Писарев, Добролюбов. Однако увлечение ими и любовь к ним, как порох внезапно вспыхивали, но затем также внезапно ослабевали. Свои стихи Некрасов читал тихим замогильным голосом; что некоторым стихам его очень шло, например, «Еду ли ночью», но где требовалось больше энергии, например, «Стой, ямщик», его чтение не могло производить сильного впечатления на слушателя. Кавелин вспоминал, что когда Некрасов в первый раз прочитал в их кружке «Еду ли ночью», то все так настолько потрясены, что со слезами на глазах бросились обнимать поэта.
Весь образ жизни Некрасова, обстановка, характер выездов и приемов — все это сложилось в условиях холостой, можно сказать богемной жизни. День его начинался поздно; кроме редакционных приемов, вряд ли кому удавалось видеть Николая Алексеевича раньше часу; корректуры, прогулка, обед — обычный распорядок дня. Вечер и часть ночи проводились в клубе. Когда Н. А. Некрасовым была приобретено имение Карабиха и умер его отец, Некрасов часто наезжал в это имение, и принимал множество гостей.
Охота была для Некрасова не только забавой, но, и это главное, средством изучения людей в первую очередь простого сословия. Он повторял, что «самый талантливый процент из русского народа отделяется в охотники». Почти каждый раз привозил Некрасов из своего странствования или охотничьего вояжа какой-либо набросок для своих будущих произведений.
Однажды после охоты Некрасов засел за «Коробейников», которых потом читал крестьянину Кузьме. В другой раз после охоты за два дня явились «Крестьянские дети». Орина, мать солдатская, сама ему рассказывала свою ужасную жизнь. Некрасов несколько раз впоследствии делал крюк, чтобы лично поговорить с нею, — боялся интонационно сфальшивить. (Воспоминания А. А. Буткевича).
Однажды на охоте с крестьянином Гаврилой с Некрасовым произошел прелюбопытный случай —он выстрелил и убил бекаса, а Гаврила в тот же момент — другого, так что Некрасов не слышал звука второго выстрела, слившегося с первым. Собака, к удивлению Некрасова, принесла ему обоих бекасов. «Как, — спрашивает он Гаврилу, — стрелял я одного, а убил двух?»
По этому поводу Гаврила рассказал ему о двух других бекасах, которые попали одному охотнику под заряд. Этот случай дал повод для рассказа об убийстве коробейников, которое произошло в Мисковской волости: «Два бекаса нынче славные / Мне попали под заряд».
Другие житейские подробности, например, о «Катеринушке»:
«Ой, легка-легка коробушка,
Плеч не режет ремешок,
А всего взяла зазнобушка
Бирюзовый перстенек.
Дал ей ситцу штуку целую,
Ленту алую для кос.
Поясок —рубаху белую
Подпоясать в сенокос.
Все поклала ненаглядная
В короб, кроме перстенька:
«Не хочу ходить нарядная
Без сердечного дружка!
Хорошо было детинушке
Сыпать ласковы слова,
Да трудненько Катеринушке
Парня ждать до Покрова.
Не дворянка, не купчиха я,
Да и нравом я смирна,
Буду я невестка тихая,
Работящая жена».
Истории о парне, которого приходилось «ждать до Покрова», основаны на рассказах Матрены, жены Гаврилы, которая также сидела в одиночестве, как и Катеринушка. (Со слов крестьянина Мисковской волости, Костромской губ. Ивана Захарова, сына Гаврилы. «Костромской листок», 1902, л. 140).
Если вы, уважаемый Читатель, возьмете некрасовские народные произведения, то легко сможете убедиться, что все они написаны настолько простым и доступным языком, что всякий, даже безграмотный крестьянин XIX века способен понять их и усвоить от слова до слова.
«Я говорю не наобум, — писал А.М. Скабичевский, — я сам на опыте имел случай убеждаться, что Некрасов делался любимейшим поэтом для совершенно неразвитых людей, услыхавших и прочитавших стихотворения его вроде «Огородника», «Тройки», или «Коробейников» (А. М. Скабичевский. Мысли по поводу текущей литературы. Биржевые Ведомости, 1878, № 6).
Некоторые произведения Некрасова кажутся то ли детскими, то ли до крайности наивными, такие, как например «Коробейники», опубликованные в 1862 году Некрасовым специальным изданием для народа, при чем автор взял на себя все расходы по выпуску книги, о чем свидетельствует следующее письмо:
«Посылаю вам 1500 экземпляров моих стихотворений, назначающихся для народа. На обороте каждой книжечки выставлена цена — 3 копейки за экземпляр, — потому я желал бы, чтобы книжки не продавались дороже: чтобы из 3-х копеек одна поступала в вашу пользу и две в пользу офеней (бродячих торговцев товарами с лотка), — таким образом книжка и выйдет в три копейки, не дороже». (Письмо Н. А. Некрасова к крестьянину-книгопродавцу И. А. Голышеву от 28. III 1862. А. С. Пругавин. «Запросы народа и обязанности интеллигенции», стр. 876).
Это постоянное обращение с народом придавало его манере говорить, его языку безыскусственную оригинальность; нисколько не странно звучало слово «отец», которое он любил часто употреблять, говоря с более близкими знакомыми или сотрудниками. Не совсем легко было схватить своеобразность речи Некрасова, и редко можно было вызвать его на оживленный разговор, особенно в последние годы болезни, осложнение болезни, как и частые припадки хандры делали его угрюмым и молчаливым. Но случалось воспоминания о прежних литературных эпохах или на рассказы о жизни в деревне, на охоте, заграницей просветляли душу Некрасова, являя в эти редкие минуты его обаяние, острый ум, природный юмор и душевный, русский склад характера.
Коробейники (Коробушка)
«Ой, полна, полна коробушка,
Есть и ситцы, и парча.
Пожалей, моя зазнобушка,
Молодецкого плеча!
Выди, выди в рожь высокую!
Там до ночки погожу,
A завижу черноокую —
Все товары разложу.
Цены сам платил не малые,
He торгуйся, не скупись:
Подставляй-ка губы алые,
Ближе к милому садись!»
Вот и пала ночь туманная,
Ждет удалый молодец.
Чу, идет! — пришла желанная,
Продает товар купец.
Катя бережно торгуется,
Все боится передать.
Парень с девицей целуется,
Просит цену набавлять.
Знает только ночь глубокая,
Как поладил и они.
Распрямись ты, рожь высокая,
Тайну свято сохрани!
http://stihi.ru/2024/01/15/5293
Свидетельство о публикации №124011505293