Курица в полёте

 Часть 3, глава 12
Для первых съемок кухню оборудовали в студии на Королева,19. Элла принимала в этом самое деятельное участие. Пузайцер сначала пыталсявозражать, но потом махнул рукой. В конце концов, ей там работать. Ей пришлось немалоповозиться с новой незнакомой плитой, поставленной рекламодателем. Оказалось,что плита плохо пропекает снизу.

— Я не смогу убедительно рекламировать такуюдрянь, — заявила она. Но после небольшого скандала плиту все-таки заменилина другую, хоть и той же марки. Но эта работала прекрасно. — Вот, совсемдругое дело, — удовлетворенно сказала Элла.

Однажды, когда она в отсутствие всех обживала кухню, чтобыне тыркаться там как слепой щенок, и раскладывала по баночкам специифирмы-рекламодателя, она совершенно позабыла о том, что это студия, и приняласьтихонько что-то напевать себе под нос. Ее услышал Пузайцер.

— Элла! — воскликнул он. — У меня гениальнаяидея!

— Ой, Аркадий, как вы меня напугали!

— Элла, а что, если вам во время готовки еще и петь? Увас чудный голос! Это может быть такая фишка!

— Аркадий, да мы распугаем нашу аудиторию!

Если, конечно, она у нас вообще будет! Какое, к черту;пение?

— Но вы же учились в школе Столярского!

— И что? Может, мне помешивать картошку на сковородкесмычком?

— Смычком не надо! А вот если ваши рецепты зарифмовать,положить на музыку… Клево может получиться! Надо перетереть это с Кутепычем.

— Аркадий, стоп! Я петь не буду! Как вы себе этопредставляете?

— Шикарно! Это будет шикарно! Если петь вашим голосом…Блеск!

— А что, может интересно получиться! У меня на кухненадо еще для достоверности поставить телевизор!

— Зачем? — насторожился Пузайцер.

— Как — зачем? Представьте себе: я леплю котлеты, а потелевизору показывают «Лебединое озеро». Я беру сковородку, ставлю на огонь,потом решительно выключаю телевизор и говорю, нет, пою глубоким меццо-сопрано:«Пошлем к черту балеты, будем жарить котлеты!» Так по-вашему?

— А ну вас в баню! Я думал, вы серьезно…

Несмотря на время от времени одолевающие его безумные идеи, Пузайцерей нравился. Он был надежный, исполнительный и очень добрый. И самозабвеннолюбил свою работу. Ей вообще нравилось здесь почти все. Декорация, группа, дажекошмарные останкинские коридоры перестали ее пугать. Она приносила угощение длябегающих по ним собак и для живущего в зимнем саду роскошного рыжего кота.Вечером накануне первого съемочного дня она напекла гору пирожков и сделалабольшую бадью бабушкиного соте, с трудом отыскав на рынке грунтовые, неголландские баклажаны. А кабачки ей презентовала соседка, у которой был богатыйурожай кабачков. Они, конечно, были уже жестковаты, но Элла с этим легкосправилась, Когда ей позвонила Маша, которая волновалась, пожалуй, даже больше,чем она сама, и узнала, что Элла развела грандиозную стряпню, она весьмаодобрила подругу:

— Правильно, Элка, мудро! А то съемочная группа будеттолько слюнки глотать, глядя на твой форшмак! Сколько ты там его приготовишь! Атак… Правда, на пять съемок этого не хватит, но важен почин! А твой почин ввысшей степени благородный!

К концу второго съемочного дня Элла простонала:

— Кажется, я больше никогда ничего не захочу готовить!

Маша, поправляя ей грим, шепнула:

— Элка, держись! Это будет такая программа…

Ты станешь настоящей звездой! Подумать только, мы с тобой суниверситета дружим, а я и не подозревала, что ты такая…

— Брось, Машка, я просто усталая кухарка!

— Вот увидишь, кухарка!

Надо сказать, что пирожки и бабушкино соте произвели фурор ирасположили к Элле даже тех, кто просто исполнял свои обязанности, на первыйвзгляд ничуть не интересуясь программой и ее героиней. Женщины в перерывахнаперебой записывали рецепт соте и пирожков.

— Элла, ты это зря, — сказал Пузайцер, перешедшийс ней на «ты», как только начались съемки.

Признал ее за свою. — Такие рецепты надо давать впередачу, а не всем и каждому! И потом, это в некотором роде коммерческаятайна! Что, если завтра кто-то на других каналах начнет твои рецепты давать?Непрофессионально, заруби себе это на носу!

— Поняла, — кивнула Элла. Ей и в голову неприходило, что рецепт пирожков может быть коммерческой тайной канала!

К вечеру третьего дня она просто валилась с ног. И Машкатоже.

— Элка, а ты за эти дни похудела! Смотри, свитерболтается! Знаешь что, предлагаю поехать ночевать ко мне, гораздо ближе.

— Нет, хочу в свою постель… И завтра мне на работу!Аркаша, а что теперь? — задала она вопрос, мучивший ее. Снято пятнадцатьпередач. На их показ в лучшем случае уйдет несколько месяцев, первая программавыйдет в эфир незадолго до Нового года. Там Элла печет бабушкин кекс с цукатамии орехами и жарит перепелок. Но мысль о том, что на несколько месяцев придетсярасстаться со всем этим, причиняла настоящую боль.

Он смотрел на нее с некоторым сочувствием.

Видно, понимал, что с ней происходит.

— Дальше? Ну будут смотреть отснятый материал, что-тозабракуют, что-то потребуют переснять, монтировать будут, потомперемонтировать. А потом ты проснешься знаменитой!

— Да ну, я серьезно!

— И я серьезно! У Кутепыча глаз верный, если он поверитв кого, тот просыпается знаменитым!

А дальше уж все от человека зависит! Если рейтинги будутхорошие, тебя начнут приглашать в другие передачи и смотреть, что за зверьтакой эта Элла Якушева. Во всяких кретинских ток-шоу начнут спрашивать, как тысебя чувствуешь в своем весе, почему ты не хочешь похудеть, как к тебеотносятся мужчины, ну сама, что ли, не знаешь?— А если я не хочу?

— Тебя никто не спросит. Если скажут — надо, пойдешькак миленькая, это же реклама… Ну а потом, скорее всего, арендуют квартиру,соорудят кухню и будем снимать в уже более щадящем режиме, а потом ты выйдешьзамуж и глупый муж станет ревновать тебя к телезрителям и к съемочной группе, апотом, насколько я тебя понимаю, ты его бросишь ради телевидения, возможно,тебя еще пригласят на радио, я тут краем уха слышал, что создается какое-тоновое радио и они хотят запузырить кулинарную пятиминутку. Жизни у тебя небудет, начнут узнавать в метро, придется купить машину, учиться водить, будешьстоять в пробках, гаишники тебя узнавать не будут, они кулинарные программы,как правило, не смотрят. А потом программу неизбежно прикроют и постепенно твояпопулярность сойдет на нет. Вот примерная схема твоей жизни на ближайшиегоды! — весьма печально подытожил Пузайцер.

— Аркаш, а за кого она выйдет замуж, ты нескажешь? — полюбопытствовала Маша, слышавшая сей трагический монолог.

— Какая разница, — поморщился Пузайцер,потягиваясь. — Лучше всего за иностранца, который живет за кордоном и неимеет понятия о нашем телевидении.

— Ерунда! — возмутилась Маша. — А иностранцычто, не ревнуют к зрителям и съемочной группе?

— Безусловно ревнуют, но… Не знаю я, девочки, насчетиностранцев, ну их в баню! Все, я пошел!

Валерка тебя отвезет, Элла! Пока!

— Да, Элка, похоже, он знает, что говорит, нашПузайцер.

— Да ну, — отмахнулась Элла, — просто онустал — и вся скорбь еврейского народа выплеснулась в этом монологе. Все будетпрекрасно! Я ведь не собираюсь стать вечной звездой телеэкрана.

Поиграю в это сколько получится, и хватит. У меня естьпрофессия!

— А у меня две или даже три, но мне понравился этотбардак!

Элла едва доковыляла до машины, так у нее отекли ноги, ведьона весь день крутилась на высоких каблуках. В следующий раз, если он будет, низа что каблуки не надену. Ни за что! Домой она попала в половине второго ночи.

* * *

Утром Элла позвонила на работу и сказала, что опоздает.Просто не было сил встать… Не хотелось ни есть, ни пить, ни спать… Совсемничего не хотелось. Она включила телевизор. И сразу увидела приплюснутуюмордочку Зои Звонаревой, которая что-то готовила в студии. Да еще соревноваласьс итальянским поваром. Понятно было, что она тут не для того, чтобы победитьитальянца, — она мазала сгущенкой готовые коржи, щебеча, что, когдастолько работаешь, столько пишешь, нет времени на разносолы, но все ее мужьяобожали ее торт со сгущенкой! А времени на него уходит всего ничего, надотолько смешать сгущенку со сливочным маслом и ложечкой какао! Итальянец готовилчто-то умопомрачительное, сложное, красивое, а знаменитая писательница совалапод нос ведущему свой торт. Тот явно не хотел его пробовать, его актерскоготаланта не хватало, чтобы это скрыть, а она кокетливо-великосветским тономукоряла его: невежливо, мол, отказываться от угощения…

Потом подводились итоги соревнования, и в результатепобедила дружба. Тьфу! Эх, пригласили бы меня с ней посоревноваться, у меня быдружба не победила! Я ж не бессловесный итальянец, я бы такое сказала… И это бывырезали — и все равно победила бы дружба, потому что такова концепцияпрограммы!

Зазвонил телефон.

— Алло!

В трубке молчали.

— Алло! Говорите, вас не слышно.

Трубку повесили. И буквально через три минуты раздалсязвонок в дверь.

И кого черт принес? Она накинула халат и поплелась к двери.

— Кто там?

— Элла, открой, это Воронцов!

Она пришла в ужас. У нее такой вид!

— Элла, пожалуйста, это очень важно!

Она открыла дверь на цепочку:

— Вы?

— Я! Элла, надо поговорить!

— О чем?

— Но не через цепочку же нам разговаривать.

— Хорошо, я открою, но вы не входите! Я вам крикну,когда можно! — И она бегом кинулась в ванную. — Проходите на кухню! Идверь за собой заприте!

— Слушаюсь!

Он пришел! Пришел! Она заперла дверь и полезла под душ.Потом наскоро вытерлась, расчесала волосы и осталась недовольна своим видом.

Бледная, осунувшаяся, а главное — не было радости от егоприхода, только страх. Хотя чего бояться?

И наплевать, какой у меня вид, уж безусловно лучше, чем уэтой щебечущей мартышки… Я что, ревную к ней? Еще не хватало! Она накинулахалат и пошла на кухню. Он курил, стоя у окна.

— Хотите кофе?

Он резко повернулся к ней. Вид у него тоже был не слишкомавантажный.

— Элла! Что происходит? Зачем ты так?

— Что? — не поняла она.

— Зачем ты передала жилет через Любашу?

— А что мне было с ним делать? Вы не объявлялись. Авдруг у меня его съела бы моль?

— У тебя водится моль? — почему-то засмеялся он.Что тут смешного?

— У меня — нет! Но, может, в вашей жилетке былиличинки…

Он еще громче расхохотался.

— Так вы хотите кофе или нет? — раздраженноспросила она.

— Хочу!

— Черный или с молоком?

— Черный, покрепче и без сахара.

Она достала банку с кофе и турку, включила плиту, и вдруг онподошел, к ней сзади, обнял, поцеловал в шею. Она вздрогнула, закрыла глаза,увидела золотую пчелу, которая тут же сменилась мордочкой Зои Звонаревой. Итомления как не бывало.

— Не надо! — дернулась она.

— Почему? — прошептал он.

— Не хочу, и все!

Он отступил.

Она сварила кофе, налила ему и себе.

— Есть хотите?

— Нет, я завтракал, спасибо. Курить можно?

— Так вы уже курите, — пожала она плечами и далаему пепельницу.

— Спасибо. Элла, что случилось? — Он смотрел нанее, видел, что она неважно выглядит, у нее измученные глаза. Критическиедни! — догадался он. Могла бы прямо сказать, не девочка уже, и, после тогочто между нами было… Впрочем, это неважно. Понятно только, что лезть к ней ненужно. Но выяснить отношения необходимо. Все это время он старался избавитьсяот мыслей о ней, в какой-то момент ему показалось, что он преуспел в своемстремлении, но стоило ему взять в руки жилетку, впитавшую в себя запахи еевещей, ее самой… Он вообще-то напрочь забыл, что оставил жилетку в ее квартире.А тут сразу нахлынуло… Но она, похоже, совсем ему не рада. Странная все-такиособа, но до чего привлекательная. Как нестерпимо хочется ее трогать, гладить,обнимать… Ну и все остальное…С ней тогда было фантастически хорошо, фантастически… И ейвроде бы тоже… Тогда в чем дело?

Или опять вмешалась полоумная Инка? Неужели выследила меня ипотом устроила скандал? Как бы это выяснить?

— Почему вы так на меня смотрите?

— А почему ты опять говоришь мне «вы»?

— Мне трудно переходить на «ты». Бабушка таквоспитывала…

— В прошлый раз ты легко перешла на «ты».

— В прошлый раз я вообще наделала много глупостей.

— Элла, что случилось? Ты ведь в тот раз не перелетабоялась, да? Ты испугалась чего-то другого, связанного со мной? Неужели этойненормальной, которая учинила скандал?

Она молча покачала головой. Потом встала и взяла из шкафакоробку печенья:

— Вот берите, вкусное…

Ах, как он мне все-таки нравится… Это мужественное лицо,этот квадратный подбородок, синие глаза, этот загар, эти русые с проседьюволосы, он похож на англичанина-колонизатора из фильмов пятидесятых годов… И онпришел, он все пытается что-то понять, что-то сказать. Я хочу его, с ним такхорошо… Но неужели я теперь вместо пчел буду видеть Лиркину рожу, ее даже рожейне назовешь, только рожицей… Нет, зачем мне ее объедки? Не хочу.

У него зазвонил мобильный.

— Извини! Алло! Да, здравствуй, — холодно произнесон. В голосе появился металл. — Нет, нет, исключено! Я занят, ты по-русскипонимаешь? Еще не хватало! Разбирайся уж как-нибудь сама! Даже не заикайся,подыщи другую кандидатуру! Мне наплевать, слышишь? И вообще, хватит менядоставать! Мне это надоело!

Ага, его достает какая-то баба. Интересно, балерина или тапридурочная драчунья? До чего ж холодный голос! Она его о чем-то просит.Никогда не буду его ни о чем просить… Никогда не буду ему звонить… Никогдавообще ничего не буду…

— Лира, сколько можно, прекрати всю эту канитель раз инавсегда, и вообще, мне сейчас неудобно говорить! Все! — Он злобноотключил мобильник. — Прости, ради бога, прости, но это уже невыносимо!

У Эллы резко переменилось настроение. Ага, Лирка добиваетсяего? Хочет вернуть? Значит, не она его бросила, а он ее? Это несколько меняетдело!

— Это ваша очередная дама? — лукаво спросила она,а он сразу уловил перемену интонации.

— Нет, это моя бывшая жена. Прости, у тебя нет холоднойводы?

— Есть. Вот, пожалуйста.

Он залпом выпил два стакана ледяной воды.

— Извини, но после разговора с ней… Этоневыносимо! — повторил он. — Прости, я не сдержался, вероятно, я былгруб с ней, но…

— Бывает, — усмехнулась она. — Я неослышалась, вашу даму зовут Лира?

— Не ослышалась. Это моя бывшая жена! Но я не хочу оней говорить!

— Я когда-то училась в школе с одной девчонкой по имениЛира, на редкость противная была девчонка.

— Не надо о Лирах!

— Ну да, теперь ведь в ходу евро!

Он засмеялся и взглянул на нее с нежностью:

— Как Тунис?

— Замечательно! Я просто в восторге! А хотите тунисскихфиников? Я еще не все съела!

— Хочу!

Она достала коробочку фиников.

— Расскажите о себе, — попросила она.

— Какой у тебя голос! Аж мурашки по спине…

И вообще.., ты вся… Сплошные мурашки… — вдруг охрип он.

— Это вы обо мне рассказываете, а я о себе и сама всезнаю!

— Ну что тебе рассказать? Ты ж, вероятно, многое знаешьот Любашки. Вы ведь наверняка меня обсуждали, я вас, женщин, знаю…

— Да нет, не обсуждали, или совсем чуть-чуть…

Знаю только, что вас бросила жена…

— Теперь это так называется? Что ж, если ей такприятнее… Меня не убудет.

— Значит, вы ее бросили?

— Да, но какое это имеет значение?

— А сколько у вас было жен?

— Две! С первой мы разбежались через год…

А с Лирой я прожил семь лет… А ты? Ты была замужем?

— Была, в ранней молодости, на втором курсе выскочила.По глупости. Бабушка уговорила… Мол, если я выйду замуж, ей будет спокойнее, аЛева хороший человек, из хорошей семьи и все такое… Только я его не любила. Явообще в жизни никого не любила, только Витьку. А его посадили… Он был вор…

— И ты его любила?

— Да — Знала, что вор, и все равно любила?

— Да. Я думала, он завязал, мне было всего пятнадцать,и я сходила с ума… Он мне обещал… А потом моя бабушка узнала все.., и вытуриламеня в Москву, а он кинулся за мной и по дороге обокрал какого-то кагэбэшника.Его замели сразу. А у меня была внематочная беременность… Больше я в Одессу невернулась. Бабушка обменяла квартиру на Москву, продала дачу… Так все икончилось.

Зачем она ему это рассказывает? Она и сама не знала Простопотянуло…

— И что дальше?

— Дальше? Стали жить в Москве. Потом заболел Люсик ибыстро умер.

— А кто это — Люсик?

— Бабушкин муж. Мы остались одни и опять брализаказы.., бабушка у меня готовила на заказ, я ей помогала. Потом поступила вМГУ на юридический.

— Хотела стать адвокатом, чтобы защищать своего Витьку?

— Наверное, но это было безотчетно.., не знаю даже… Яобиделась на него.

— А он жив?

— Нет, — почему-то сказала Элла. Наверное, так онаэто ощущала.

В его глазах читалось сострадание.

— Знаешь, а я в юности тоже отсидел полтора года…

— За воровство?

— Нет, за драку.

— Это другое, это не стыдно…

— И что, после Витьки у тебя.., никого не было, кромемужа?

— Да нет, почему, я же живой человек, но любить нелюбила. Сердцу ведь не прикажешь.

А между прочим, заложила меня бабушке Лирка!

Донесла, что у меня роман с вором… Она вообще была гадина иябеда. Если бы я тогда знала, что это ее рук дело… Я бы специально в Одессувернулась и придушила бы ее на фиг! Но мне бабушка только незадолго до смертипризналась, что это Лирка. Может, если бы не она, все сложилось бы иначе… Может,меня не отправили бы в Москву, Витька не спер бы бумажник, его бы не посадили…

— Эллочка, если бы да кабы…

— Я знаю. Просто услыхала это имя и расстроилась…

Он давно уже смекнул, что речь идет о его бывшей супруге,однако делал вид, что не понимает, но ни на секунду не заподозрил, что этаженщина, такая милая, прелестная, попросту с ним играет.Зазвонил телефон. Элла схватила трубку.

— Эллочка, вы когда будете? — спросила МарияИгоревна. — Если можно, поторопитесь, вы здесь очень нужны, должен прийтиклиент, а меня срочно вызывают — мама заболела!

— Хорошо, я сейчас приеду! Вы сможете подбросить менядо работы? — спросила она у Воронцова.

— Разумеется!

— Тогда я пошла одеваться!

— Что-то случилось?

— Надо срочно подменить коллегу!

— А…

Через десять минут они вместе вышли из квартиры. Когда оноткрыл перед ней дверцу своего джипа, она помедлила.

— Смелее! — подбодрил он ее и слегкаподсадил. — Никто на тебя не бросится!

— Как знать!

— Да ладно тебе! Элла, ты… Что ты делаешь вечером?

— Еще не знаю, я вымоталась за последние дни.

— Мне Люба сказала, что у тебя в перспективе карьера нателевидении.

— Да какая там карьера! Боюсь сглазить.

— У меня не черный глаз. А хочешь, я подарю тебеамулет, настоящий, африканский, из черного дерева?

— Благодарю, не стоит. А вот мы и приехали!

Спасибо, что довезли.

Он вышел, подал ей руку и на мгновение прижал к себе, у неевсе внутри задрожало. Но она тут же справилась с собой:

— До свидания, Митя!

— До свидания? Это обнадеживает, все-таки не «прощай».Пока, моя хорошая!

«Моя хорошая»! Никто никогда ее так не называл, ей почему-тоэто безумно понравилось, просто маслом по сердцу! Странные вещи иной разпроизводят на нас впечатление. Ей в этих простых словах послышалось что-тонеформальное, искреннее, что-то предназначенное только ей одной! Она былауверена, что ни балерине, ни драчунье, ни тем более этой щебечущей мартышке онне говорил «моя хорошая».

— Элла! — встретила ее Леля. — Что зашикарный кавалер тебя привез? Где таких берут?

— Секрет фирмы! — улыбнулась Элла.

— Ты в последнее время меня удивляешь!

— Погоди, я еще не так тебя удивлю!

— Выйдешь замуж за этого джипника?

— Это не так интересно, замуж выходят сплошь и рядом!

— А что еще?

— Пока не скажу! Ну, где клиент?

— Будет Через пять минут. Слушай, Элла, а что это утебя такой утомленный вид? Кавалер утомил?

— А хоть бы и так!

— Понятно, ты его накормила небось своими чудесами, вотон и вдохновился.

— Ты не поверишь, но я его ничем не кормила, кромефиников!

Леля посмотрела на нее с абсолютным недоверием. Чтобы такойшикарный с виду мужик клюнул на эту корову? Невероятно! Да еще без класснойкормежки? Ерунда! Хотя он так нежно высадил ее из машины…

— Эл, он иностранец!

— Да почему? Самый что ни на есть наш. А, понимаю, тыне в состоянии понять, что такой мужик может на меня клюнуть?

— Это за пределами здравого смысла!

— Леля, ты идиотка, — вмешался в разговор ТимурИзмаилович, компьютерщик, чинивший принтер. — И хамка к тому же! Непонимаю, как тебя тут держат.

— Ха! — сказала Элла, давая понять наглячке, чтоуж ей-то известно, почему Лелю тут держат.

А поскольку Валерий Яковлевич был давно и прочно женат, ктому же побаивался своей супруги, информация о связи с секретаршей была строгосекретной. И Леля сама эту секретность оберегала.

Она покраснела от злости. Но прикусила язык. Надо же, этакорова что-то здорово осмелела, — видно, и вправду закрутила с шикарныммужиком.

В конце концов, встречаются среди них и извращенцы!

Элла подумала: завтра обещают похолодание, надо будет надетьнорковую шубу, Лелька решит, что это и есть тот сюрприз, который я ей посулила.Но что с ней будет, когда увидит меня по телевизору… Почему-то мысль об этомочень ее позабавила. Ей даже немного жалко стало глупую девчонку, но, с другойстороны, она и вправду дура и хамка. И нередко обижала Эллу. Та не былазлопамятна, но…

Вечером, когда она складывала в сумку бумаги, которыесобиралась повнимательнее изучить дома, в спокойной обстановке, Леля вдругсказала:

— Эл, а кавалер-то уже тут как тут, дожидается!

— Какой кавалер? — рассеянно осведомилась Элла.

— А у тебя их что, много?

— Да есть вообще-то…

— Ну тот, джипник!

— Фу, какое мерзкое слово! — вспыхнула Элла.

Он приехал за ней!

* * *

— Привет!

— Привет! Вы меня ждете? — не придумала она ничегоумнее.

— Да, мы сейчас поедем ко мне — и я покажу тебе свойновый фильм о коалах. И угощу ужином, который сам приготовлю. А потом, еслибудешь настаивать, отвезу домой. Возражения не принимаются.

Он повезет ее к себе, накормит ужином… Это как-то легкоувязывалось со словами «моя хорошая». Он хочет показать мне свой фильм, хочетнакормить меня, хочет что-то для меня сделать, а ведь ему куда проще было быпригласить меня в ресторан… Интересно, как он живет? Но неужели ондействительно что-то ко мне испытывает кроме желания трахнуть? Он же сказал,если я буду настаивать, он отвезет меня домой… Наверное, лучше и в самом делеуехать. Я не чувствую себя сегодня готовой… Я слишком устала за эти дни. Авпрочем, там будет видно.

Он жил в новом доме, в огромной, но однокомнатной квартире,больше напоминавшей ателье художника. Везде было очень чисто и аккуратно.

На стенах висели картины и фотографии, но не людей, аживотных, и навстречу им вышел невероятной красоты рыжий кот.

— Познакомься, Элла, это мой лучший друг Фантик.

— Какой красавец, можно: его погладить? — И, недожидаясь ответа, она погладила кота и почесала под подбородком. Он громкозамурлыкал.

— Смотри-ка, признал тебя! Он вообще-то весьмаразборчивый господин. Ты любишь кошек?

— Очень! В Останкине в зимнем саду живет очень похожий…А с кем вы его оставляете?

— Его берет мама. Она тоже в нем души не чает.

Ну давай пальто и проходи! Обувь можешь не снимать, авпрочем, как угодно.

Она все-таки сняла сапожки и влезла в большие тапки,расшитые причудливым узором.

— Это из Чада, — объяснил он. — Знаешь, чтобыло на озере Чад?

— Ну, кроме того, что там бродил изысканный жираф,пожалуй, ничего. А что?

Он посмотрел на нее с восхищением:— Любишь стихи?

— В общем да.

— Садись, устраивайся поудобнее, хочешь, залезай надиван с ногами, и будем смотреть кино. Я только на минутку пойду на кухню…

— Помощь не требуется?

— Нет-нет, я уже все подготовил, осталось поставить вдуховку.

Он ушел, слышно было, что он чем-то гремит на кухне. Ей былоздесь хорошо и уютно, к тому же Фантик тоже запрыгнул на диван и улегся рядом,свернувшись в клубок.

— Ах ты мой милый, славный котяра, — приговаривалаона, почесывая его за ухом.

— Ого, какая дружба, пожалуй, даже любовь с первоговзгляда! — сказал Воронцов, смеясь, а про себя подумал: совсем как уменя. — Ну, хочешь смотреть кино или нет? Не думай, я не обижусь…

— Конечно, хочу! — горячо отозвалась она. —Тем более про коал!

У него был домашний кинотеатр с огромным экраном."Компания Би-би-си представляет новый фильм режиссера и оператора ДмитрияВоронцова «Что мы знаем о коалах».

Он не стал садиться с нею рядом на диван, а сел так, чтобывидеть не столько экран, сколько ее лицо. Ему была интересна ее реакция.Балерина, например, через четверть часа уснула. Но Элла и не думала спать. Онато и дело восклицала:

— Боже, какая прелесть, какая мордочка! Ой, я не могу,так хочется его пожамкать! Господи, с ума сойти! Митя, он и вправду разбился?Да?

— К сожалению. Потом выяснилось, он был больной,словом, не жилец.

— Жалко его. Ой, а как же это…

Фильм шел сорок пять минут и смотрелся на одном дыхании.Элла была в полном восторге. Он видел, что восторг совершенно искренний. Емудовелось слышать уже немало восхищенных отзывов от специалистов-зоологов икинематографистов, но почему-то восторг этой женщины, немного наивный, доставилему огромное удовольствие.

— Но как же вы это снимали? Сколько времени?

— В общей сложности больше года.

— С ума сойти! А вы их трогали?

— Конечно!

— Они приятные на ощупь?

— Да нет, не слишком, а когти у них — просто ужас! Такчто особенно жамкать не рекомендуется, — засмеялся он.

Она вдруг залилась краской.

— Бабушка так говорила…

— Все, мадам, пошли на кухню, ужин готов.

Стол на просторной кухне был уже накрыт.

Из духовки пахло жареной курицей.

— Садись, я сейчас.

И он торжественно вытащил из духовки глубокий противень, накотором стояла бутылка с насаженной на нее курицей.

— «Курица в полете»? — расхохоталась Элла.

— Откуда ты знаешь? — обескураженно спросил он..

— Так это, можно сказать, мое коронное блюдо!

— Серьезно? — огорчился он.

— Более чем.

— Очень простое блюдо, удобное… — словно быоправдывался он. — Собственно, не надо ничего уметь, сунул в духовку, ивсе, главное — не спалить. Кстати, я научился этому у.., бывшей жены.

Она практически не умела готовить.

— Отважная женщина!

— Почему?

— Я сегодня утром видела по телевизору, как онаготовила наперегонки с итальянским профессиональным поваром.

— Лира?

— О нет, Зоя Звонарева!

— Ты с ней училась в школе?

— Разумеется. Только она переделала себе нос.

— Переделала нос? — ахнул он.

— Ну да. Раньше он у нее был длинный и тонкий, а теперькакая-то пимпочка!

— С ума сойти, я не знал… Она мне не говорила… Слушай,а что же она там готовила?

— Какую-то пакость. И еще утверждала, что все ее мужьяс восторгом это ели.

— Совсем офонарела!

— Митя, давайте уже есть курицу!

— Ох, прости, прости! Но ты так меня удивила, —бормотал он, снимая курицу с бутылки и довольно ловко разделывая ее. — Азнаешь, чего она сегодня от меня требовала? Чтобы я пришел к ней и изобразиллюбящего мужа в передаче «Пока все дома».

— Очень в ее духе. Плюнь в глаза — божья роса.

Но боюсь, мы сейчас начнем перемывать ей косточки, а этовсе-таки не слишком способствует пищеварению.

Он расхохотался и положил ей на тарелку курицу и рис,аппетитно пахнущий карри.

— Ну как?

— Вкусно, — сказала Элла вполне искренне.

Кроме двух фиников утром и одного куска кекса на работе, онасегодня ничего не ела. Да и в предыдущие дни столько готовила, что почти немогла есть.

— Мне Славка говорил, что ты готовишь какие-то чудеса…А я так примитивно тебя кормлю.

— Ну почему примитивно? Рис просто потрясающий! Дайтерецептик!

Как с ней приятно есть, она совсем не жеманится и так явнополучает удовольствие от этого процесса…

— Знаешь, давай в ближайшие дни сходим в какой-нибудьхороший ресторан! Мне так нравится, как ты ешь… Помню, я студентом по ушивлюбился в одну девочку. Мы учились во ВГИКе — я на операторском, она наактерском. Красоточка была, надежды подавала, я млел как идиот и решил, чтоженюсь, пока не увели… Пригласил домой познакомить с родителями. Мамапостаралась, наготовила всего, она у меня тоже кулинарка великая. А Викапришла, от всего отказалась, мама рассердилась, папа стал ее уговаривать, итогда она согласилась съесть «разве что немножко оливье»! Возмущению мамы небыло предела.

— Может, она стеснялась?

— Да то-то и оно, что нисколько. Просто она считала,что получать удовольствие от еды — дурной тон. С тех пор у нас в семье, когдакто-то плохо ел, говорили: ну возьми хотя бы «немножко оливье»!

— И вы не женились на ней?

— Нет, — рассмеялся он, — мама умела таквысмеять моих девушек, что я сразу терял к ним интерес.

— А как же Лира? Ваша мама ее не раскусила?

— Видишь ли, когда я на ней женился, родители работализа границей и я их поставил перед свершившимся фактом. Надо было видеть маминолицо. Но мы ведь не хотели о ней говорить… Элла, да ты совсем спишь.

— Дайте мне чашку кофе, я проснусь.

— Зачем? Если хочешь спать, спи.

— А вы обещали отвезти меня.

— Как скажешь! Я потому и не предлагал выпить,догадывался, что ты запросишься домой.

— Спасибо. За все большое спасибо. Мне у вас оченьпонравилось. И фильм ваш просто потрясающий… И кот!

В машине она почти сразу уснула. Он смотрел на нее сгрустью. Боже мой, какая женщина, как с ней легко и просто. Она совсем ничегоиз себя не строит. С ней уютно даже в машине. Вот она спит, посапывает рядом, ау меня в душе разливается опасное тепло… Нет, Митяй, опомнись! Это сейчас онамилая, уютная и беззащитная, а потом… Кто знает, какие жабы могут обнаружитьсяпод этой прелестной оболочкой… Ты уже однажды купился на милую бесшабашность,бытовую неприхотливость Лиры. А что оказалось? Нет, хватит с меня. Да и зачемя-то ей нужен? Она еще молодая, ей надо замуж, она такая домовитая, она задушитменя своей заботой, разбалует, я буду из всех экспедиций стремиться к ней подкрыло, а она в один прекрасный день меня этим крылом и прихлопнет. Да и вообще,я не способен к нормальной семейной жизни. Зачем давать женщине надежду, еслизнаешь, что не сможешь ее оправдать? Тем более такой женщине. Она цельнаянатура, сколько лет любила какого-то уголовника, может, и сейчас еще любит… Нокак к ней тянет…Как хочется вот сейчас остановить машину и накинуться нанее… А может, просто объясниться с ней по-честному, сказать — так и так, я немогу жениться, не хочу обманывать, согласна принимать меня таким — отлично, нет— очень жаль и давай расстанемся без лишних драм. Ах боже мой, зачем ты, Митяй,опять наступаешь на те же грабли? Она, конечно, согласится принимать тебятаким, но в душе все равно будет надеяться и верить, что сумеет тебя приручитьи никуда ты от нее рано или поздно не денешься… А потом она будет умирать отгоря, притворяться, что хочет покончить с собой, а то заявит, что беременна,или вовсе родит, сказав, что это будет только ее ребенок, что от меня ей ничегоне нужно… Все они такие, все жаждут захомутать мужика. Нет, Митяй, надо бежать,пока не поздно… Мне моя свобода и независимость дороже всего. Но как сладко онасопит… Как хочется ее трахнуть…

— Ой, я заснула! Простите!

А какой голос, с ума сойти.

— Да за что прощать? Ты так сладко спала, видно,действительно утомилась.

— А где это мы едем? В темноте не разберешь, это ужеЛенинский?

— Совершенно верно. Элла, говори мне «ты», меня твое«вы» как-то деморализует, я чувствую себя почти старцем…

Она улыбнулась, как ему почудилось, загадочно.

То есть она и впрямь считает меня стариком? С какой стати?

— Что ты делаешь завтра вечером? — неожиданно длясебя самого спросил он.

— Пока не знаю. А что?

— Давай завтра куда-нибудь сходим, а? В театр,например, а потом где-нибудь поужинаем, а?

— Можно, — просто и радостно ответила она.

— Хочешь, сходим на концерт Хворостовского, а?

— Туда, наверное, не попасть.

— Но ты хочешь?

— Да нет, пожалуй.

— Ты не любишь пение?

— Очень, очень люблю. Но Хворостовский…

Я умом понимаю, что у него божественный голос, что онизумительно поет, все понимаю и ценю, но.., наверное, я скажу глупость… У меняот его пения мурашки по спине не бегут… Организм не реагирует, понимаете? Это,конечно, мое субъективное ощущение…

Он изумленно взглянул на нее и затормозил.

Они приехали. Он не выдержал и спросил охрипшим голосом:

— А от меня… От меня у тебя бегут мурашки?

— Еще какие! — просто ответила она.

Но тут у него зазвонил мобильный.

— Мама? Что? Да, сейчас еду! Да, мама, понял!

Прости, Элла, отца увезли в больницу… Сердце… Я долженмчаться. Я позвоню. До свидания.

Время шло. Жизнь Эллы вошла в прежнюю колею, словно никогдав ней не было ни телевидения, ни Воронцова. Но вот по дороге с работы онакупила очередной номер «ТВ-Парка» и в субботу обнаружила в программе своюпередачу — «Рецепты моей бабушки»! Сердце забилось как сумасшедшее. Эллазаметалась, ей стало так страшно, как еще никогда в жизни. Что, если япровалюсь? Вдруг мое шоу никуда не годится? Она бегом бросилась домой ипозвонила Маше.

Но там никто не отвечал. А Машкин мобильник былзаблокирован. Наверное, забыла заплатить.

Она опять открыла журнал, словно надеясь, что на сей раз еешоу там не окажется. Но напрасно.

Черным по белому было написано: «Рецепты моей бабушки». Иболее того, справа, где анонсировались старые фильмы и новые программы, былакрохотная заметочка: «Канал открывает новую рубрику: „Рецепты моей бабушки“.Ведущая — юрист Елена Якушева». Елена! Какой идиот это писал? А впрочем, такдаже лучше — раньше времени никто из знакомых и коллег не узнает. Она еще невидела смонтированный вариант программы. Надо позвонить Пузайцеру, пустьпокажет ей, — в конце концов, она имеет право… А то сняли и забыли о ней.Ее кухню, которую она так любовно обживала, разобрали, слишком дорого стоит вОстанкине аренда. А новую, скорее всего, и не построят, шоу провалится… Какпить дать провалится!. Увидят зрители на экране такую корову и скажут: куда ты,дура, суешься на экран?

Кто-то на днях говорил, что телекамера очень полнит, мол, втелевизоре каждой женщине, считай, прибавляется восемь кило… Ужас!

Словом, она была в панике. Металась по квартире и врезультате затеяла разборку шкафов на кухне. За последнее время там черт знаетчто образовалось. Вот, если мне заплатят на телевидении, как обещали, надобудет сделать ремонт, хотя бы косметический. И купить новый холодильник, а тоэтот уже никуда не годится. В наше время просто смешно размораживатьхолодильник. А какой шикарный холодильник на кухне у Воронцова — огромный,серебристый… Нет, об этом вспоминать нельзя! Это табу! Машка поняла, молчит, нио чем не спрашивает. Но тут она сама позвонила, и голос у нее звенел отрадости:

— Элка, ты сидишь или стоишь?

— Сижу, а что случилось?

— Элка, тогда ляг, а то со стула свалишься!

— Машка, не тяни!

Маша понизила голос:

— Элка, я беременна!

— Нет, правда?

— Правда, правда, истинная правда! Тест подтвердил! Ябуду рожать! Мама в восторге! Можешь себе представить!

— Машка, от кого?

— Ты легла? От Пузайцера!

— Машка, кончай шутить!

— Какие шутки! У меня, кроме него, в последнее времяникого и не было.

— Но я ничего не заметила.

— А что ты вообще в последнее время замечала?

— Когда ж вы успели?

— Долго ли умеючи?

— Но у него же и так двое детей!

— А при чем тут он? Он свое дело сделал! Между прочим,имей в виду, если ты ему хоть словечко ляпнешь, хоть намекнешь, я с тобойрассорюсь навсегда! Я хочу ребенка, а этот тип мне совершенно не нужен!

— Так ты что.., сознательно.., хотела ребенка именно отПузайцера?

— Да нет, просто был такой момент, когда я захотелаПузайцера. И легко этого добилась.

И вдруг такой подарок! А что, у него ведь хорошая морда, онтрехжильный, детки симпатичные такие, я фотки видела, так что наследственностьвполне приличная… А главное — получилось! И мама счастлива. Можешь себепредставить, она пошла в поликлинику, обследовалась и сказала: «Я теперь могу счистой совестью советовать тебе рожать без мужа! Я успею его вырастить!»

— Скажи маме, что я ее обожаю! И буду помогать тебетоже чем смогу. Это будет мой двоюродный ребенок, ты согласна?

— Помощь принимаю от всех, у кого добрые намерения! Ноот Пузайцера ничего не хочу, и меньше всего хочу, чтобы ребенок носил фамилиюПузайцер! Элка, ну скажи, разве не здорово?
— Еще как здорово. А как ты себя чувствуешь?

— Великолепно!

— Маш, а у меня тоже новость: в программе объявлена мояпередача. Только там написано: ведущая Елена Якушева.

— Вот сволочи! Но в конце концов… Элка, ты, надеюсь.Новый год с нами встречаешь?

— Что за вопрос? Машка, а можно я у тебя одну вещьспрошу?

— Валяй!

— Маш, ты Пузайцера без бейсболки видела?

— Нет! Но я, честно говоря, и не стремилась.

Может, лучше не видеть?

И они расхохотались.

— Элка, на Новый год с тебя фаршированная рыба!

— Договорились!

— Слушай, а тебе не страшно одной смотреть своюпередачу?

— Не то слово!

— Хочешь, я к тебе приеду?

— А ты сможешь в субботу?

— Во всяком случае, постараюсь!

Екатерина Вильмонт