Чайники, осьминоги и отсутствие любви...

     *****


Лунный подоконник, черное окно,
Луковица в банке, словно осьминог;
Тихо дремлет чайник на плите в углу,
Барабанит градом дождик по стеклу.

Грустный барабанщик ходит под окном,
Отмеряет время капля-метроном.
Но никто не слышит дроби тех секунд:
Сны в постели дышат, а они текут
Длинною дорожкой по стеклу,
Медленной слезою по стволу —
В ручейки-минуты, в лужицы-часы,
В бесконечность ночи — бусинкой росы…
Время ощутимо — мокрая вода:
Тронешь, и на пальцах капелька следа…

Спите, люди, крепко, вам неведом страх:
Осьминоги в банках, чайники в парах,
Скрипы табуретки, желто-тусклый свет…
И соседки грусти с вами тоже нет.

      
       *****



В хрущевском кубике кухонном
Остывший чайник на плите,
Незамерзающий родник журчит
           капелью монотонно.
Слова не те, слова не те —
Все жалобно и пустозвонно…

Опять начеркаю в тетрадь
Банальных, пошлых повторений:
За стенкою храпит Каренин,
А Вронский… стоит ли рыдать,
Бросаться под каток машинный?
Как жить среди возни мышиной
И ждать любви? Стареть и ждать…

      
         *****


Кухонный незамерзший родничок
терзает ночь, отскакивая эхом
от потолка:
  здесь не живет сверчок
        под низкой стрехой.
Бетонный кубик с прорезью окна
стандартно мал, безлик, универсален:
я в нем живу,
        я в нем заточена,
          в бетонном сем Версале.

       
        *****


Как весело трещали бы в камине
Смолистые поленья жарких дров!
Но мой панельный неуютный кров
Не скроен для писания стихов —
И в комнате камина нет в помине.
Озябшей птицей, кутаясь в платок,
Смотрю в окно на мокрую дорогу.
Хотя бы снег, скорее, ради бога!
Чтоб сине-белый свет унял тревогу,
Согрел, как доброго вина глоток.


1995-2024