Айсберг-3. Шахматист

Айсберг, Часть-3. Шахматист
Виктор Одесский

1. Шахматист

Бой на шахматном поле, в аду и в тюрьме,
Для врагов здесь пощады и жалости нет,
Каждый шаг мой продуман, холодный расчёт,
Жизнь - Игра, и я делаю правильный ход.

 Несмотря на весь маразм ситуации, в которую я попал, и все бури вселенной, свалившиеся на мою голову, в этом убогом и уёбищном месте под названием «Айсберг», где пиндосовские нелюди превращают людей в животных, я до сих пор считаю себя счастливым человеком. А что мне ещё остается делать?

 Я очень хорошо помню, когда будучи штатным переводчиком войск коалиции в «зелёной зоне» Багдада, где находилась внутренняя тюрьма для военнопленных, мне не единожды приходилось наблюдать во время допросов, что эти «борцы за мир во всём мире» способны делать с людьми. Я помню, как несчастных арабов они травили собаками. Я помню, как их мучили жаждой. Я помню, как не давали им спать несколько суток подряд, пока пленные полностью не вырубались. Я помню постоянные избиения, унижение и как американские телки заставляли их лизать «пуси», потому что в исламском мире это табу, как привязывали их на цепи и таскали по коридорам, как животных, заставляя лаять, как постоянно пытали водой. Я всё это видел, я всё это помню.
Ожесточённое войной сердце воспринимало это как должное, просто потому что были такие условия. Они были соответствующими, хотя хуже войны невозможно придумать ничего. Но в то время эта боль не была такой острой, хотя внутренне я всегда старался абстрагироваться от тяжелых и бесчеловечных условий непредсказуемых ситуаций, делая сноску на войну. Внутри себя я старался, как мог, оправдаться перед собственной совестью. Ведь прямого отношения я к этому не имел. Я всего лишь навсего был техническим сотрудником и просто помогал обеим сторонам понимать друг друга. Но внутри меня всегда бушевала титаническая боль несправедливости, которую янки демонстрировали по отношению к пленным.
Я понимаю только теперь весь ужас и трагедию того, чем занимался. И я не помню ни у одного из своих сослуживцев хоть какое-то подобие от слова «милосердие», так присущее российским ребятам, с которыми когда-то я тоже «делил табачок в окопах». Мне есть с чем сравнивать!
Просто теперь поменялось место действия, но люди остались те же самые. Они представляют ту же систему, выращенные в той же среде и, по умолчанию, не могут быть другими. Они те же самые варвары, которые разрушили всё, куда только ступал их сапог.
Это именно они - исчадия Ада, выхоленные и взлелеянные в стране сатаны! Так что от них ожидать? Абсолютно ничего! С ними нужно бороться, а вернее, воевать и только по их правилам. В смысле, вообще, без правил!
 Пока я занимался личными проблемами, отбывал наказание в карцере, потом лечился, потом проходил реабилитацию, прошло немало времени. Это время я проводил по-разному – уровень моего психического состояния опустился ниже плинтуса. Радостного мало, да и жаловаться не буду, но один стопудовый факт могу доложить с гордостью – я остался живым. Хоть и «покоцанный», но одним куском.
 Несгибаемая защитница, моя дорогая Мэган Бремер, которая за время тяжких испытаний, стала моей единственной надеждой во вселенной, хоть на какой-либо свет в дремуче-тяжком тоннеле. За короткое, но бурное время, она буквально заменила мне отца, мать, сестру, лучшего друга и в какой-то степени даже жену.
Мэган буквально разбивала себя вдребезги и истязала беспощадно, вступив в неравную борьбу с системой. Мы с ней дошли уже до такого уровня доверия, что могли обсуждать любую жизненную тему, где ключевое слово – любую! Очень интересное открытие,  которому я очень обрадовался, произошло в моей душе и сознании. Наверно, впервые в своей жизни, при общении с этой мужественной, милой и хрупкой женщиной, которая практически общалась со мной как с любимым братом, мой израненный, заживающей член, который был всегда самым главным катализатором моего отношения к женщинам и к окружающей среде, ни разу не посмел налиться бурлящей кровью. Я ни разу, даже в самых дерзких воображениях или диких фантазиях, не видел её…  своим сексуальным партнёром. Она была для меня просто другом с соседнего двора и ничего, кроме любви и теплоты, я к ней не испытывал, Мои братские чувства были построены на огромной уважухе, за её профессионализм и горячее сердце.
 Я молился Богу и благодарил Вселенную за то, что всевышний послал её ко мне и она так неожиданно появилась в моей жизни. В самый что ни на есть подходящий момент! Удивительная закономерность присутствует в моей биографии: чем труднее мне даются преодоления жизненных баррикад, чем мощнее меня прессует природа трудностей, чем больше стараются уничтожать меня враги, Бог всегда присылает мне помощь в виде кого-то или чего-то и…  балансирует ситуацию. В любой безвыходной или патовой ситуации мне всегда есть на кого опереться. Чаще всего, конечно, в этом списке под номером один присутствую я сам и не знаю, как это объяснить?! А может, я вижу это больше других или просто вижу все по-другому? Может ли быть такое, что я не от мира сего?
 Понимая моё психическое состояние, Мэган делала всё для того, чтобы я не оставался один: она привлекла к поддержке моего морального духа всех, кого только возможно. Находясь в одиночной камере - 23/1, то есть в течение суток, ты закрыт полностью, за исключением одного часа, который тебе дают на прогулку.
 В тюрьме существует неписаное правило, что общественные деятели, медицинские работники, адвокаты и сотрудники учреждения имеют прямой доступ в любое время суток к своему подзащитному или клиенту. Поэтому Мэган загрузила такое количество людей, организаций и всевозможных представителей всего возможного люда для общения со мной, что я в одиночной камере практически не находился до самого отбоя. Ко мне шли ходоки со всего света, из всех организаций.  Доктор Ван Кил только заступал на смену, постоянно меня вызывал на больничку, где мы с ним могли просто сидеть в кабинете, трепаться час – полтора, пить кофе или чай и пи*деть ни о чем.
 Он прописал мне все возможные и невозможные медикаменты, за которые в тюрьме можно купить все. Одна обезболивающая пилюля на кодеине, а также транквилизаторы, в тюрьме являются «золотым запасом» и прописывается исключительно с разрешения главврача под роспись, в специальном протоколе!
 Ван Кил добивался этого чуда по мановению волшебной палочки да и потому, что главврач медицинского учреждения был его армейским другом и был в курсе моей истории. За все полученные мной повреждения и увечья от сотрудников «Айсберга», они имели полное право, не кривя душой, выдавать мне всё, что я просил. И я хорошо знал, что нужно просить.
 Ко мне приходили представители религиозных конфессий, общественных организаций по борьбе за права человека, какие-то журналисты и ученые дяди и тети, которые писали обо мне целые статьи. Меня постоянно вызывали в приёмник, где я проводил большее время суток, а не парился в камере! Мэган их организовала из числа тех людей, кто мне либо симпатизировал лично, либо из идеологических соображений поддерживали Россию.
Пара ребят из числа охранников, прошедших через горячие точки, каждый день, приходя на смену, обязательно заходили ко мне минут на 15-20, чтобы просто потрепаться и вытащить меня из камеры. Точно такие же американцы, точно такие же представители сатанинской страны, но совершенно другие. Я хочу сказать, что в Америке существует большое количество порядочных людей, которое нельзя игнорировать.
 Я продолжал записывать свои воспоминания на обратной стороне приговора и любых кусках бумаги с чистым полем, где можно что-то писать. Самым ценным в этом занятии были чернила. В карцере запрещалось иметь хоть какие-либо средства для чтения и писания, кроме библии и приговора и резинового карандаша.
 Резиновый карандаш для подачи прошений и рапортов администрации, был изобретением американской науки. Каждый раз, как только я брал его в руки, пытаясь что-то написать, мне хотелось этому «изобретателю» засунуть этот карандаш в его задницу.
 Для того чтобы общаться с администрацией, существуют системы подачи рапорта. Рапорт — это обычный лист бумаги, на котором, с одной стороны написаны несколько предложений, которые нужно заполнить и указать причину вызова врача, священника или своего адвоката. Задняя часть этого рапорта было пустой и для меня это было целое сокровище, потому что там можно было записать большой кусок. Я старался это делать мелким и убористым почерком, чтобы захватить больше памяти своей истории, которую я уже записывал третий год. Всякими способами, больше всего – почтой, я отправлял эти записи на волю своим друзьям, которые перепечатывали рукопись и выставляли ее на онлайн. Понятно, что редактирование было «от вольного» и получилось то, что получилось. Для меня, самым главным желанием, было познакомить остальной мир с тем, что на самом деле происходит в американской карательной системе.
 Мне не нужно было что-то «высасывать из пальца», а просто записывать обычную рутину, что со мной происходит каждый день. Записывал я, по мере возможности, стараясь захватить более существенные моменты моей жизни за решеткой. Все посетители, кто приходил ко мне по рапорту или утвержденному администрацией списку, подвергались обязательному обыску. Они не могли ничего приносить, кроме религиозных или юридических брошюр и документов, которые заранее оговаривались и утверждались. Тюремный «шнырь», который мыл полы в моей камере через день, мне помог. Его удалось уговорить, и он проносил мне несколько стержней от авторучек, из которых я мастерил нормальную ручку при помощи анкеты для заполнения товарных закупок в тюремном «булдыре», зубной пасты и капельки мочи. Он, конечно, сильно рисковал потерять работу и стать моим соседом в этом же самом помещении. Но к тому времени, после известных событий и моей битвы со спецназом в голом виде, благодаря сарафанному радио, мой авторитет в тюрьме настолько вырос, что если я обращался к кому-то с просьбой, никто не отваживался мне отказать. Получалась хорошего размера и правильной жёсткости авторучка, которую при обыске я прятал в вентиляционным доке, подвесив ее на выдранной из полотенца нитке и привязанной к решетке дока изнутри.
 Однажды я запросил у администрации и подал рапорт на священника для того, чтобы он провёл обряд очищения и исповеди. Существуют юридические законы в положении о депортации или перемещении людей. У «Айсберга» по этому закону, оказывается, есть только 90 (девяносто) суток для того, чтобы привести приговор в исполнение. Об этом мало кто знает, потому что они, естественно, всё скрывают. Если «Айсберг» в течение девяноста дней не докажет, что человека нужно депортировать на законных основаниях, то они обязаны этого человека…  выпустить. То есть остановить процесс депортации и дать человеку «вольную». Эти уроды злоупотребляют, естественно, как могут, и эти девяносто дней они автоматически превращают в 180 (сто восемьдесят) дней - якобы главный супервайзер локального «Айсберга» уполномочен сделать одно продление. Дать «Айсбергу» вторую попытку для повторного захода на депортацию. Это ужасные и сатанинские попрания своего же собственного закона, которым они безгранично пользуются.
 У меня подходили к концу уже вторые 90 (девяносто) дней, то есть я находился на процессе депортации уже полгода. Учитывая мой статус - службы во вражеской армии и работы с разведывательными департаментами практически всех силовых структур и Агентства Национальной Безопасности страны, права меня депортировать из страны, у «Айсберга» заканчивались. Эту фишку раскопала Мэган и немедленно решила претворить её в жизнь, что и привело к замедлению процесса моей депортации.
 «Айсберг» послал нас на три буквы, но согласился принять рапорт и начать расследование. Отказать они не имели права, в противном случае Мэган просто порвала бы их на лоскуты, как «тузик тряпку» в зале иммиграционного суда. Мы «купили время», как говорят американцы, что давало Мэган возможность для манёвра.
 В ближайшее воскресенье ко мне пришел православный священник. Выше меня ростом и сухощавый, как дрыщ, отец Александр из местной, сербской христианской церкви.
Отец Александр был из прекрасного сербского города Нови-Сад, в котором я успел побывать ранее, иммигрировал в Пиндостан в статусе беженца во время недавнего Балканского конфликта.  Свои проповеди он вёл на русском языке, потому что основная масса прихожан, была из русской иммиграции, разбавленная всяким людом из восточной Европы.
 Я спустился из карцера вниз, в отделение приема гостей, и ко мне заходит такая каланча в полном иконостасе. После мощного рукопожатия, которое было похоже на домкрат, мы обменялись открытым взглядом, и я его сразу зауважал. Не знаю, почему, но душевная близость европейца к европейцу, была видна невооруженным взглядом у нас обоих, с первого взгляда. Как первая любовь!
 Первое, что он спросил, голоден ли я? Это чисто одесский вопрос, от которого у меня сразу потеплело в душе. Мне стало понятно, что могу вести себя с этим человеком откровенно и быть самим собой.
 Слегка смутившись, я не успел ответить, как священник с ловкостью факира достал из своей бесконечной христианской робы небольшой кусочек торта, завёрнутый в газету. Чисто по-русски. Отец Александр попросил его сразу скушать, потому что он рисковал и пронёс «контрабанду» через досмотр, не доложив проверяющему инспектору.
 Тортик был слоёным, похожим по вкусу на «Киевский», который я особенно обожаю. Я его моментально проглотил, получив неописуемое удовольствие. Газету, в которую был завёрнут тортик — это был нижний правый угол последней страницы, непроизвольно оторванной и промасленной тортиком, я аккуратно сложил и засунул себе под резинку трусов, чтобы не оставлять компромата. После любого контакта или встречи с представителями внешнего мира, меня обязательно шмонали.
 Мы приятно общались более двух часов, отец Александр провёл со мной все необходимые процедуры, принял исповедование и причастил меня. Было очень приятно находиться в компании с человеком близким по духу, тем более священником. Моё настроение моментально поднялось, дух крепчал и, возвращаясь к себе в ненавистную одиночную лачугу, я буквально парил над землёй.
 Вернувшись в камеру, я заклеил туалетной бумагой дверное окно и прорезь для подачи подноса с едой. Мусульмане придумали эту процедуру, когда мастурбируют или ходят в туалет, чтобы их случайно никто не увидел в окошко – щель, как они справляют свои естественные надобности. Это, конечно, бред для любого европейца или любого цивилизованного человека, но у них это закон, они это делают, и эта рутина является для них чуть ли не священной.
 Кому нахер нужна твоя голая черная жопа и кто на неё собирается смотреть? Ну, для них это такая серьезная фишка, учитывая тот факт, что мусульмане писают на коленях, чтобы не разбрызгивать священную землю вокруг себя и не окропить её неблагоприятной мочой!

 В туалет «по большому» они тоже ходят удивительно странно, забираясь на сиденье с ногами и справляют свои естественные надобности в позе «орла». Это такие тонкости и нюансы тюремной жизни, что когда ты не знаешь их примочек, то моментально попадаешь впросак, что со мной происходило не раз, пока я не выучил все их «зае*оны»! Они нас называют «дикарями» и всякой низостью последней цивилизации, а у самих столько дырок в голове и проплешин в сознании, что невозможно объяснить и даже описать!
Когда я убедился, что дежурный или кто-то из проходящих жандармов не сможет меня увидеть со своего «скворечника», я достал аккуратно сложенный обрывок газеты, который представлялся мне неописуемым подарком. Ведь в нём наверняка я смогу раздобыть хоть какой-то кусочек полезной информации и узнать, что происходит в мире?

Я разложил его у себя на маленьком столике в самом углу камеры, расположившись спиной к двери, всем телом прикрывая «контрабанду». Нежно и аккуратно, почти с любовью, я разгладил обрывок. С лицевой стороны, была реклама из местного магазина подержанных машин и резиновых покрышек, а на обратной стороне, экспертами была описана и аккуратно разложена на атомы, шахматная партия за титул обладателя мировой короны. Этот легендарный матч между чемпионом мира Борисом Спасским и моим земляком Бобби Фишером, проводился на побережье Адриатики, на острове Святого Стефана, в Югославии, в ранге матч-реванша. Первый матч выиграл мой кумир Бобби Фишер, который защищал цвета Соединенных Штатов. Его мама Рита, из Одессы иммигрировала в Иллинойс, забеременев от немецкого еврея - антифашиста. Потом она его бросила, начала крутить шухры-мухры с венгерским доктором, и они все вместе переехали в русскую мешпуху, в Бруклин, где Бобик провел детские и отроческие годы.  На Брайтоне маленький Фишер проходил шахматные университеты у старых еврейских пенсионеров, с которыми играл в парке на «шалбаны» или детскую пепси-колу. А потом он всех порвал, став самым молодым в истории чемпионом мира.
У меня моментально заблестели глаза и вспотели ладони. Передо мною лежало сокровище. В этом счастье присутствовал маленький, но неприятный осадок. Начало партии было оборванно вкосую и для меня она начиналось с 13-го хода. Моё любимое, фартовое число. Я не был великим шахматистом. Когда-то в детстве, дедушка меня научил канонам и правилам игры в эту великую древнюю утеху королей. Несколько раз в тюрьмах Вирджинии и Пенсильвании, я садился за шахматный стол и меня лупили все кому не лень. Я был любимым партнёром для каждого, кто хотел получить удовольствие от победы над русским. Русская шахматная школа известна на весь мир, и каждый, кто играет в эту игру, прекрасно осведомлены, что русские лучшие шахматисты. Победив меня, они вставали в когорту счастливцев, которым удавалось победить непобедимых русских. Неважен размер и неважен масштаб, самое главное - конечный результат. Счастье партнера укладывалось всего в три слова - победа над русским!
Учитывая, что я обладал таким огромным сокровищем, как бесконечное время в запасе, а шахматы являются самым лучшим способом по убиванию этого самого бесконечного времени, я решил заняться этой утехой - убивать свое время! Но вначале, мне нужно было раздобыть первые двенадцать ходов, которые отсутствовали в этом клочке бумаги…
И я стал разбирать партию.

  Последующие несколько недель отсидки в карцере, я провел исключительно в математических расчётах, которые мог позволить мой интеллектуальный уровень. Я практически потерял счёт времени и даже не всегда мог быстро определить, день сейчас или ночь?  Единственным расчётом времени для меня существовал прием пищи, на который я практически перестал обращать внимание...
 
http://stihi.ru/ (Уважаемые друзья и дорогие читатели: полная версия истории Виктора Одесского выкладывается на страницах электронного журнала Литрес, с титульным названием "Путь на запад" и "Надеюсь, в Аду мне нальют рюмку водки").
(Продолжение следует)