Курица в полёте
Глава 10
Через три часа бесконечных мук ее отпустили, не дав никакого ответа. Как только все закончилось, казалось, к ней потеряли всякий интерес. Я им не подошла, решила Элла, и слава богу. Это же дурдом! Выйдя в коридор, она поняла, что никогда не найдет выход и будет блуждать тут, как герой Фарады из фильма «Чародеи». Она решительно толкнула дверь.
— Господин Пузайцер, я не хочу погибнуть в ваших коридорах, проводите меня! — Она сама себе удивилась, обычно была застенчива.
— Ах да, конечно! Линда, проводи!
Совсем юная девица со звучным именем Линда выбежала за дверь и на бешеной скорости понеслась по коридору. Элла едва за ней поспевала. Я как вдова Грицацуева, которая бежит за Вендором, успела она подумать, и эта мысль была ей неприятна.
— Линда! — крикнула она вслед девчонке.
Та замерла.
— Я не могу так бежать!
Вокруг уже собралась толпа.
Хорошо, что он забыл про меня, подумала Элла.
Но зря, милиционер вскоре вернулся:
— Гражданочка, пройдемте!
— Куда? Зачем?
— Так вы же потерпевшая! Надо заявление написать.
— Никуда я не пойду! И заявление писать не буду. Отпустите эту идиотку, у меня к ней претензий нет.
— Но она нарушила общественный порядок в непосредственной близости от.., объекта…
— Послушайте, но это просто бабья разборка, и все. Отпустите ее, а со мной лучше не связывайтесь, я юрист!
— Значит, у вас к ней претензий нет?
— Нет!
— А если я ее отпущу, а она опять на вас накинется?
— Я опять ее оболью, у меня еще вода осталась!
— Решительная дама! — заметил кто-то из собравшихся зевак.
И тут появился хозяин джипа:
— Что тут происходит? Элла, что случилось?
Элла выскочила Из машины:
— Сержант вам все объяснит, всего наилучшего! — И она побежала прочь, оставив открытой дверцу машины. Он не смог кинуться за ней. А она поймала такси и, плюхнувшись на сиденье, крикнула:
— На Профсоюзную!
Жизнь не удалась. Жизнь определенно не удалась! И с этим ничего уже не поделаешь, против судьбы не попрешь. Тридцать шесть скоро, а жизнь пуста, как.., пустыня. Отвратительная тавтология, но куда денешься? Ни семьи, ни детей, ни любви…
Любовник, правда, есть, но лучше б его и не было.
Его присутствие в жизни так минимально, что без него вполне можно обойтись. А что сегодня было?
Непристойная сцена с дракой на улице Королева, 19, где рухнули разом все мечты. Интересно, у этого загорелого хмыря хватит смелости позвонить и извиниться? Хотя зачем это нужно? Он же попытается как-то загладить свою невольную вину, начнет приглашать на ужин, а в ресторане, куда он меня поведет, обязательно окажется еще какая-то его баба. Два раза я его видела, и оба раза были бабы… Балерина, топ-модель… Что это его вдруг ко мне потянуло? Надоели худые красотки-молодки?
Кости щупать обрыдло? Захотелось чего-то помягче, чтоб было за что подержаться? Фиг ему! Господи, скорей бы слинять на недельку в Тунис! Теплое море, солнышко, веселые, загорелые лица — и никаких забот. Машка старается каждый год на недельку съездить в Туниски там нравится. Вот и мне понравится! Хотя Машка нормальная, в отличие от меня. У нее нормальная, любящая мать, которая все время должна знать, где находится ее обожаемая дочь, она то и дело звонит ей на мобильник… Машка говорила, что мамины звонки не раз ломали ей кайф и она договорилась с ней, что будет перед свиданием звонить и предупреждать: «Мама, я в порядке, но ты мне два часа не звони, я отключу телефон». И Роза Савельевна этим вполне удовлетворяется. Она понимает, что женщине в таком возрасте нужно иногда.., отключать телефон. А моя матушка ни разу за эти дни даже не позвонила. Ни разу!
Машкиной первой любовью был гениальный физик, который сделал в Америке грандиозную научную карьеру, а моей первой, и единственной, любовью был малолетний преступник, достигший совершеннолетия на зоне. Правда, впоследствии он одумался, но мне от этой любви осталось только кольцо… И полная пустота в душе, такая пустота, что ветры свищут. Наверное, если бы не наша встреча в Вене, с этим новым мертвым Витькой, такой пустоты не было бы… Он жил бы в душе несчастным, заблудшим, любящим и любимым, я бы вспоминала о нем с болью в сердце, а так… Я идиотка, я должна была бы радоваться, что он жив, здоров и благополучен, а я? Я же никому на свете не нужна… Разве что Машке да клиентам фирмы. Я состоялась только как юрист. Вероятно, это немало, но… Мне мало, мне чудовищно мало! Мне нужна любовь.., да такая, чтобы страсти в клочья, чтобы жизнь на нее положить… Хотя кому это в наше время нужно? Мужчинам уж точно не требуется. Их мечта — женщина с кнопкой. Нажал на кнопку — пришла, нажал еще раз — ушла… Вон этот Воронцов… Пришел в гости с бабой, положил глаз на другую. Встретил эту другую случайно, так тут же возникла третья и учинила скандал с дракой… Черт знает что! Хотя вспомнить, как ловко я действовала, приятно. В мгновение ока сорвала с ноги туфлю и бац ее по башке, а потом еще водой облила! Ну и вид у нее был, как у мокрой курицы… Кайф! На сей раз курицей была не я! И больше я курицей не буду!
Я вообще вычеркну из своего лексикона слово «курица». И никогда не стану готовить «курицу в полете». Никогда!
Зазвонил телефон. Она решительно взяла трубку, чтобы послать куда подальше этого чертова бабника. Но звонила Машка:
— Элка, путевки у меня на руках! Послезавтра ни свет ни заря летим! Из Домодедова! Так что приезжай завтра ко мне ночевать.
— Слава богу! — выдохнула Элла.
— Что — слава богу? — насторожилась Машка.
— Ничего, просто я рада, что мы уже летим. Хочется к морю.
— Элка, у тебя что-то случилось?
— Да так, ерунда, расскажу в самолете, посмеешься.
— Но у тебя какой-то очень деловой голос.
— Я тут приняла кое-какие решения, расскажу!
Слушай, а веревочку надо брать?
— Какую веревочку?
— Ну чтобы натянуть на балконе, купальники сушить?
— Не надо, там сушилки стоят. Прищепочки я возьму сама, у меня маленькие.
— А шампунь брать?
— Ну вообще-то там дают, но я всегда беру свой, там противный.
— А фен?
— Фен есть в номере. Ладно, Элка, я что-то сегодня устала.
— Ты завтра еще работаешь?
— В салоне уже нет, но надо с утра сделать массаж одной клиентке, у нее вечером важная встреча.
Целую.
— Пока!
Рано утром ее разбудил телефонный звонок.
Она глянула на часы — восемь. И кто это в такую рань?
— Алло, — сонным голосом пробормотала она.
— Элла, я вас разбудил?
Она сразу узнала его, сердце подпрыгнуло, но она ведь больше не курица!
— Да, разбудили, а кто это?
— Элла, я хочу извиниться за вчерашнее.
— А, это вы.., герой-любовник! — хмыкнула она, сама себе удивляясь. — Еще минута — и я бы оставила ваш чертов джип без присмотра. А то, знаете ли, в чужом пиру похмелье…
— Умоляю, простите!
— Прощаю! Всего наилучшего.
И она бестрепетной рукой швырнула трубку.
Но бестрепетной была только рука. Сердце здорово колотилось. У него по телефону такой сексуальный голос… Но мне это не нужно. Я молодец, послала его…
Телефон зазвонил снова.
— Алло!
— Элла, вы заняты сегодня?
— Да!
— Но вы же в отпуске!
— Кто вам сказал? — крайне удивилась она.
— Разведка донесла, — усмехнулся он.
Странно, подумала Элла, Махотины улетели отдыхать на Сейшельские острова. Это он просто берет меня на пушку.
— Не выдумывайте. И что вам от меня нужно?
— Ну вообще-то многое… Но на данный момент хочу предложить вам съездить за город.
Линда что-то пробурчала себе под нос, возможно обругала Эллу или, наоборот, извинилась, но пошла медленнее.
Наконец она остановилась у лифта:
— Вот тут спуститесь, нажмите на кнопку "П".
Знаете, я боюсь этих коридоров и бегаю по ним как оглашенная, вы извините, до свидания. — И она припустила бегом, только пятки сверкали.
Да, подумала Элла, выйдя наконец на улицу, изнанка телевидения мне совсем не понравилась.
И слава богу, меня все равно не возьмут, а значит, наплевали и забыли! Я никому не буду про это рассказывать! Но как я устала, ужас просто! Совсем нет сил. Надо поймать такси, а то ноги дрожат. Едва она ступила на проезжую часть, как рядом с ней затормозил джип темно-вишневого цвета. Элла собралась уже подбежать к нему, но тут же поняла, что этот джип ее не повезет. Водитель вылез и захлопнул дверцу.
Тут она его узнала. Это был Воронцов. И в ту же минуту он заметил ее.
— Здравствуйте, — расплылся он в улыбке. — Вы меня узнали?
— Да, да, конечно! Здравствуйте!
— Простите, кажется, вы Алла…
— Элла.
— Извините, ради бога. Нам не удалось и словом перемолвиться у Махотиных, вы рано ушли, просто как Золушка с бала сбежали…
Элла смутилась. Он так ей нравился!
— Элла, вы спешите?
— Ну, в общем, да…
— Какая жалость. А что, если я вам позвоню, это возможно?
— Почему бы нет? — И она торопливо вытащила из сумочки свою визитную карточку.
— О, спасибо. А вы тут по делам были?
— Да.
— Мне Слава говорил, что вы прекрасный юрист.
Элла пожала плечами. Не скажешь ведь в ответ «да, я прекрасный юрист!».
— Элла, а что, если.., вы не могли бы подождать меня, ну максимум полчаса, и мы где-нибудь поужинали бы…
— Нет, спасибо, я очень устала, хочу поймать такси и ехать домой.
— А вы посидите пока в моей машине, там удобно, можете даже вздремнуть. Просто, раз уж мы так встретились, не хочется упускать вас снова…
Она не успела опомниться, как он открыл дверцу, помог ей сесть, показал, как открыть окно, где лежит бутылка с минералкой.
— Только не вздумайте убежать, как Золушка, а то машину угонят, а это будет жалко. Ну все, я пошел! Скоро вернусь!
Элла опомнилась, когда его след простыл. Ну ничего себе хватка у этого типа! Но какое обаяние!
Неужто я ему понравилась? Видимо, да, иначе зачем ему запихивать меня в свою машину? Вероятно, ему надоела его балерина, хотя она такая хорошенькая… А я? Я толстая корова и могу проложить путь к сердцу только через желудок. Но я не буду!
Пусть ест «курицу в полете»! И вдруг ее окатило жаркой волной восторга. Нет, все это неспроста!
Чтобы человека в один день пригласили на телевидение — и тут же такая встреча… И не просто встреча, а, по-видимому, с продолжением… Значит, получится все! Все-все! И на телевидение возьмут, и любовь… Да, любовь! Я теперь совсем свободна для настоящей любви, а он такой подходящий объект…
Любка говорила, что он очень известный режиссер-документалист и оператор. Снимает всяких экзотических зверей и птиц для Би-би-си… Это так романтично! Да, все получится, я знаю. Теперь, когда счеты с прошлым окончены, у меня начнется новая жизнь.., счастливая… После ареста Витьки вся моя жизнь была окрашена в серые тона. В ней не было вкуса, запаха и цвета. А теперь будет! И не стану я готовить ему «курицу в полете»! Я так его накормлю! И сама я больше не буду курицей! Хотя если ты родилась курицей… Ничего, я тоже отправлюсь в полет, вот прямо сегодня и отправлюсь.
Захочет он зайти ко мне, пусть! Захочет повезти меня к себе, пусть! Я на все согласна, я не могу больше жить этой серой, невкусной жизнью… И все теперь будет отлично! Если он позовет меня с собой в Африку, или на Крайний Север, или попросту на край света, я поеду! Все брошу и поеду! Посмотрю мир… И буду рядом с любимым. И ему станет хорошо в этой жизни. Наверное, ему плохо сейчас, если он решил за мной приударить. Ему показалось, что я тихая пристань? Но это он ошибается! На тихой пристани, как и в тихом омуте, такие черти водятся! Просто он еще не знает, что такое курица в полете…
Ее счастливые размышления были прерваны резким звуком открывшейся дверцы. Она радостно повернула голову. Перед ней стояла молодая девушка, по виду топ-модель, с искаженным от злобы лицом.
— Вы что тут делаете? — прошипела она.
— Я? Я жду…
— Ждешь? И кого ты ждешь, корова?
— Послушайте…
— Ничего не желаю слушать! Выметайся!
— Да кто вы такая?
— А ты кто?
— Не все ли равно? Просто хозяин машины…
— Димка? Сукин сын! Давай-давай, вываливай свои окорока, я сама тут покараулю! Ишь расположилась! Вали отсюда, говядина!
Вот этого Элла уже стерпеть не могла. Почему-то слово «говядина» показалось ей смертельно обидным. Она сорвала с ноги туфлю и хлопнула ею девушку по лбу. Несильно, но решительно. Та опешила, но лишь на мгновение.
— Ах ты сука жирная! Я тебе покажу! — завопила она, с нечеловеческой силой вцепившись в Эллину брючину. Элла продолжала колотить ее туфлей. К счастью, к ним подбежал милиционер, дежуривший у входа в телецентр:
— Эй, гражданочки, что вы делаете, совсем с ума спятили? Перестаньте, кому говорю! Ай, ты что делаешь, скаженная! — Девица лягнула его ногой в пылу драки.
Но тут Элла нащупала рукой бутылку с минералкой. Девица на долю секунды отвлеклась на милиционера. Тогда Элла в мгновение ока открыла бутылку и плеснула водой в беснующуюся девицу. Та с визгом метнулась в сторону, но милиционер успел схватить ее. И поскольку он, видимо, наблюдал всю сцену с самого начала, понял, что первой напала девица, то, забыв про Эллу, поволок ее куда-то.
— Разведка донесла, — усмехнулся он.
Странно, подумала Элла, Махотины улетели отдыхать на Сейшельские острова. Это он просто берет меня на пушку.
— Не выдумывайте. И что вам от меня нужно?
— Ну вообще-то многое… Но на данный момент хочу предложить вам съездить за город.
— Зачем?
— Погулять по осеннему лесу, в этом году прорва грибов. Вы любите собирать грибы?
— Нет, я не умею. Я выросла в Одессе.
— О, тогда вы, наверное, потрясающая кулинарка.
— Нет, я вообще умею готовить только… — Она хотела сказать «курицу в полете», но произнесла:
— Только картошку с селедкой.
— Как это? — заинтересовался он.
— Очень просто! Варится картошка, и покупается селедка, желательно уже почищенная, знаете, в таких пластиковых пачечках.
— О, в таком случае я приглашаю вас к себе и угощу своим фирменным блюдом. Если понравится, дам рецепт. Чрезвычайно просто и вполне вкусно.
— Дмитрий.., простите, не помню вашего отчества…
— Не надо отчества, просто Дмитрий. Лучше просто Митя.
— Вчерашняя девица называла вас Димой.
— Предпочитаю имя Митя.
— Так вот, Митя. Я завтра ни свет ни заря улетаю, и сегодня у меня еще куча дел.
— Улетаете? — у него упал голос, а у нее екнуло сердце. — Далеко ли? Надолго?
— Нет, всего на неделю. Отдыхать.
— И вы не выкроете часок-другой, чтобы попробовать мое фирменное блюдо?
— Уж сегодня точно нет. Мне совсем не улыбается, чтобы в разгар обещанной трапезы в окно влетела еще какая-нибудь балерина на помеле!
— Она не балерина, — засмеялся он.
— Это несущественно. Так что всего наилучшего, Дмитрий!
И она положила трубку уже далеко не бестрепетной рукой. Но была горда собой чрезвычайно. Наглец! За город поедем, а лучше приходи ко мне домой. Я тебе, дуре, сварганю какую-нибудь пакость, а ты, растроганная, вымоешь посуду, а может, и приберешь в квартире, а я тебя за это трахну, и очень кстати, что ты завтра куда-то улетишь.
За неделю я смотаюсь из Москвы снимать носорогов или бегемотов и, глядя на них, буду нежно вспоминать о тебе, дорогая Элла. Фиг вам, Дмитрий Михайлович, фиг, фиг! Нате-ка, выкусите! И чтобы уберечься от соблазна, она сняла трубку. Пусть теперь звонит сколько влезет! А она взялась за утюг. Вещи надо сложить как можно скорее и ехать к Машке, что называется, от греха подальше. И она стала думать о том, что в Тунисе непременно купит себе такую же шикарную дорожную сумку, как у Машки.
Вдруг заверещал мобильник. Машка!.
— Привет, что у тебя с телефоном? Нельзя же два часа трепаться!
— Ой, у меня, наверное, трубка плохо лежит, — смутилась Элла.
— Растяпа, я звоню, звоню… Наш рейс переносится на час дня. Это хреново, но ничего не поделаешь.
— Значит, день, считай, пропал?
— Если не будет задержек, то ничего страшного. Разница — три часа, считай, что мы вылетим в десять по-ихнему, прилетим где-то около двух, в три будем в гостинице, нормально! Искупаться, во всяком случае, успеем! Зато можно нормально спать ночь.
— Тогда я к тебе с чемоданом не потащусь.
Встретимся в Домодедове!
— Да ну, Элка, глупости! Все равно надо рано встать, в Домодедове быть за два часа, то есть в одиннадцать, и зачем тратиться на два такси?
— Ладно, посмотрим.
— Не вредничай, Элка, потреплемся вечерком.
— В Тунисе не успеем потрепаться?
Она и сама не знала, почему не хочет ехать сегодня, это в корне противоречило ее первоначальным намерениям. Она что, ждет звонка? Тогда какого черта надо было снимать трубку? Впрочем, он ведь тоже мог позвонить на мобильный… Да ну его, не буду я о нем думать. Видно, не больно-то я ему нужна, просто он чувствовал неловкость за случившееся. Ну извинился перед дамой, хотел даже трахнуть, чтобы уж полностью искупить вину, дама не поддалась сразу, ну и фиг с ней. Улетает куда-то?
Скатертью дорожка.
И она положила трубку на место. Он уж не позвонит. Телефон тут же зазвонил. Она сняла трубку:
— Алло!
— Элла Борисовна, — узнала она голос соседа со второго этажа, — простите великодушно, у вас не найдется клей «Супермомент»?
— Кажется, где-то был, я сейчас посмотрю. Ага, есть, и еще не совсем высох. Заходите!
— Благодарю вас, а то у меня тут… Так я зайду минут через десять?
— Пожалуйста.
Сейчас будет приводить себя в божеский вид, — усмехнулась Элла. Весьма галантный дядька. Всегда при галстуке является. Надо и мне что-то надеть. Она была в легком, совсем коротком халатике, который безбожно сел после стирки, но выбрасывать было жалко, уж больно он уютный. И она накинула домашнее платье, привезенное Машкой из Израиля, — длинный синий балахон из трикотажа с нарисованными на груди белыми ромашками. Этот туалет не брало ничто — ни время, ни бесчисленные стирки. Ромашки были как новые! К тому же он не мялся и гладить его не было нужды.
Исключительно удобно!
Вскоре раздался звонок в дверь. Элла побежала открывать. На пороге стоял… Воронцов.
— Вы? — ахнула Элла.
— Я! Вот… — Он протягивал ей букет крошечных белых хризантем с темно-розовой серединкой.
Они очень понравились Элле. Но самое странное было то, что она не взволновалась, а, наоборот, как-то вдруг успокоилась. И обрадовалась, конечно.
— Вы позволите войти? — спросил он после довольно долгой паузы, во время которой они смотрели друг другу в глаза, и от этого стремительно рушились все разделявшие их барьеры.
— Ах да, конечно, — пролепетала Элла, впуская его в квартиру. — Пожалуйста, проходите. Как вы меня нашли? На визитке нет адреса…
— По мобильнику. Я послал эсэмэску Махотину. Срочно сообщи адрес Эллы. Он и сообщил…
В этот момент в дверь опять позвонили.
— Кто это?
— Сосед.
Элла распахнула дверь, уже держа в руке тюбик клея.
— Элла Борисовна, рад приветствовать… — начал сосед, очевидно предполагая, что его пригласят войти, может быть, напоят чаем с чем-то вкусным, поговорят по душам… Но он мгновенно оценил обстановку, покорно и понуро взял клей и, пробормотав слова благодарности, ушел.
Элла закрыла за ним дверь и повернулась к гостю. Он стоял совсем близко к ней, и она почти уткнулась носом ему в грудь. Он был значительно выше нее.
— Элла, я сам ничего не понимаю, это какое-то наваждение… Почему меня так к вам тянет… Практически с первого взгляда… Практически… Да… Я понимаю, что все это дико… Отчасти даже неприлично… То есть вам может так показаться…
— Ну и пусть, — сказала Элла.
— Что?
— Пусть неприлично… Мне плевать…
В ответ он так сжал ее в объятиях, что она едва не задохнулась. Он поцеловал ее, она закрыла глаза и сразу увидела золотых пчел, как на воображаемом покрывале Ивана Аркадьича. После Витьки она их ни разу не видела. Они были такие красивые и что-то жужжали, жужжали… Полночи напролет.Она проснулась первой, глянула на часы и в ужасе вскочила. Чемодан не собран, цветы не политы, такси не заказано. А может, лучше остаться, никуда не ехать? Как можно сейчас пережить разлуку? Никогда и ни с кем ей не было так хорошо, она забыла о том, что отнюдь не сильфида, она видела и чувствовала кожей и всеми фибрами души, что нравится ему такая, как есть, а уж как он ей нравился… К черту, не поеду, вот сейчас позвоню Машке и откажусь… Нет, так нельзя. Машка старая подруга, верная, преданная, нельзя испортить ей отдых из-за первого попавшегося мужика, даже такого… Да и вообще, так поступила бы курица. Я должна наступить на горло своей куриной песне и улететь! А он пусть ждет и терзается. Кстати, еще не факт, что он будет терзаться. Я-то точно буду, а он… Кто его знает… Но безусловно лучше думать, что он терзаться не станет. Полезнее для всех, и для меня, и для Машки. Надо на эту неделю забыть о нем, совсем забыть, так куда легче перенести мысль, что он забудет обо мне… Тьфу ты, черт, совсем запутаться можно! Она молниеносно собрала. чемодан и уже хотела вызвать такси, потом подумала: может, он отвезет ее в аэропорт? Как приятно было бы… Но нет, это куриные надежды. И она вызвала такси на девять часов. Потом приняла душ, привела себя в порядок, оделась, проверила документы и лишь после этого заглянула в спальню. Он лежал, закинув руки за голову, и смотрел на нее.
В его взгляде ей почудилось что-то такое, отчего ей захотелось все послать к черту и кинуться к нему.
Но она себе этого не позволила. Что ж я, курица перед петухом?
— Митя, пора вставать!
— Ничего подобного, иди ко мне! — проворковал он, протягивая к ней руки.
— Нет, я через час улетаю!
— Улетаешь? Куда? — поразился он и сел в кровати.
— В Тунис.
— В Тунис? Зачем?
— Отдыхать!
— Что ж ты молчала?
— Почему? Я говорила, что улетаю…
— Правда? Я как-то пропустил мимо ушей.
И когда ты едешь?
— Я заказала такси на девять.
— Такси?
— Ну да.
— Отмени заказ, я сам тебя отвезу! В Шереметьево?
— Нет, в Домодедово.
— Неважно, я тебя отвезу!
— Не стоит, машина заказана, зачем тебе тратить столько времени впустую?
— Почему — впустую? Побыть лишний час с любимой женщиной…
— Ох, не надо этого…
— Чего? — не понял он и, нисколько не стесняясь, встал и начал одеваться. Но вдруг замер, засунув одну ногу в джинсы. — Постой, а с кем ты едешь в Тунис?
— С подругой.
Она ждала этого вопроса уже давно.
— Тогда тем более я тебя провожу. Хочу посмотреть на подругу.
Элле вдруг стало скучно. Все было так прекрасно, так небанально, а этот утренний разговор был так похож на разговоры с Мишей… Неужели утро действительно настолько мудренее вечера? И этот человек ничем не лучше других, таких же банальных и скучных?
— Нет, — твердо сказала она. — Я не хочу, чтобы ты меня отвозил.
— Не понимаю, — пожал он плечами.
— И не надо. Иди лучше завтракать.
На завтрак она приготовила горячие бутерброды из всего, что оставалось в доме, — немножко докторской колбасы, немножко сыра, помидор, капелька майонеза, веточка базилика.
— Потрясающе! — воскликнул он:
— И когда ты успела?
— Да тут делать нечего, просто у меня ничего в доме нет, я же тебя не ждала.
Но тут позвонила Машка — удостовериться, что Элла встала вовремя.
— Все в порядке, Машуня, на девять у меня заказано такси. Сейчас говорить не могу, некогда, целую, до встречи!
— Подругу зовут Маша?
— Да.
— Элла, скажи, ты чем-то недовольна? — осторожно спросил он.
— Боже упаси! — нежно улыбнулась Элла. — Просто я.., уезжаю сегодня…
— Дорожная лихорадка?
— Именно.
— Ну что ж… Когда ты возвращаешься?
— В следующее воскресенье.
— Ну что ж… — повторил он.
Повисла тяжелая пауза. Элла быстро собрала посуду, вымыла ее. Проверила, выключен ли свет, отключила на всякий случай стиральную машину, еще раз заглянула в сумочку, на месте ли паспорт и деньги. Путевки были у Маши. Ей стало грустно.
Похоже, этой ночью все и ограничится… Вчера у него был порыв, порыв прошел, желание удовлетворено, а с утра все как-то не задалось… Ну и ладно! Обойдемся как-нибудь!
— Что ж твое такси не звонит?
— Они звонят, когда машина уже ждет.
Тут как раз зазвонил телефон.
— Такси? — спросил он.
Она молча кивнула и взяла с вешалки плащ:
— Присядем на дорожку?
Они сели.
— Ну, с Богом! — тяжело вздохнула Элла и встала.
— А чемодан донести ты позволишь?
— Конечно!
В лифте он погладил ее по щеке и спросил шепотом:
— Ты почему такая? Что стряслось?
— Я боюсь!
Но тут они приехали вниз, он донес чемодан до такси, положил в багажник, и на мгновение они замерли. Она ждала, что он обнимет ее, и он, вероятно, ждал того же от нее. Его сбивало с толку ее странное после вчерашнего поведение.
— Ну пока! — сказала она, с трудом проглотив подступивший к горлу комок.
— Пока. Да, постой… Чего ты боишься? — спохватился он вдруг.
— .Я летать боюсь! — вдруг нашлась она.
— Летать? Ерунда, выпей перед полетом стакан водки — и все страхи как рукой снимет! — облегченно и радостно воскликнул он. Этот страх он понимал, часто с ним сталкивался, особенно у мужчин.
Ну конечно, она просто нервничает перед полетом. — Не бойся, солнышко, все будет отлично!
И в последнюю секунду, когда она уже собралась сесть рядом с шофером, он обнял ее и поцеловал в щеку:
— Счастливо отдохнуть! Как приедешь, позвони!
И он захлопнул дверцу.
— Элка, что с тобой такое? — спросила вдруг Маша, когда они ждали начала регистрации.
— Ничего, — ответила Элла. Ей не хотелось сейчас говорить об этом. Уж слишком ее переполняли самые противоречивые чувства. С одной стороны, она ясно понимала, что влюбилась, но что-то мешало ей целиком отдаться этому восхитительному чувству. А почему — непонятно. Она знала, что расскажет все Маше, но позже, в более подходящей обстановке.
— Нет, Элка, я ж тебя знаю, что-то с тобой не то… Ты, часом, не влюбилась?
— Пока нет.
— Что значит — пока?
— Да нет, нет, ни в кого я не влюбилась.
— А по-моему, ты врешь! Элка, ну не будь свиньей, скажи, кто он?
— Отвяжись, Машуня. — И тут она поняла, что не желает ни с кем говорить на эту тему, но Машкане отстанет. И она решила выдать другую свою тайну, тем более что из этого уж точно ничего не получится, а значит, разговорами кашу не испортишь, ничего не сглазишь, по крайней мере.
— Ладно, так и быть, скажу, но имей в виду, что это дохлый номер, говорю сразу.
— Ну? — У Маши от любопытства горели глаза.— Ладно, так и быть, скажу, но имей в виду, что это дохлый номер, говорю сразу.
— Ну? — У Маши от любопытства горели глаза.
— Понимаешь, я вчера пробовалась на телевидении.
— Что это значит? — вытаращилась на нее подруга.
— Там хотят запустить новое кулинарное шоу, Махотин почему-то решил, что я это смогу, ну вот…
— Элка, ты что, ненормальная? Почему молчала?
— Потому что ничего из этого не вышло.
— Кто тебе сказал?
— Никто. Тут и говорить не надо, все и так понятно. Когда все кончилось, они ко мне всякий интерес потеряли, а если бы я им подошла.., то, наверное, как-то иначе вели бы себя.
— Элка, ты расстроилась?
— Да нет, какая из меня телеведущая?
— Почему? Очень даже неплохая, на мой взгляд. Ты красивая, уютная, у тебя роскошный голос, ты нормально говоришь по-русски, а твоя одесская интонация только придает тебе шарм…
Лично я с удовольствием стала бы смотреть такую передачу, тем более что ты готовишь просто потрясающе и других можешь научить, если, конечно, у них есть такие способности.
— Спасибо, подруга, но ведь решаешь не ты, а Пузайцер и компания.
— Кто?
— Мной там занимался человек по фамилии Пузайцер.
— Красота, кто понимает! Пу-зай-цер! Прелесть. Интересно, какого происхождения фамилия?
— Еврейского.
— Не о том речь, — поморщилась Маша. В ней говорил филолог. — Но фамилия все-таки симпатичная. Что-то от пушистого, пузатого зайца.
— Видела бы ты этого пушистого зайца! — рассмеялась Элла. — Под два метра ростом, тощий, жилистый, а из-под бейсболки на спине свисает хвостик.
— Он что, и в помещении ходит в бейсболке?
— Да.
— Значит, лысый, — констатировала Маша. Теперь в ней говорил визажист.
— Но самое интересное не то! Он меня узнал! Он тоже из Одессы и в детстве глубоко почитала Витьку Шебу и заодно его зазнобу. Говорит, все девчонки дохли от зависти ко мне. А я тогда об этом даже не догадывалась.
— Ничего, Элка, я чувствую, что скоро все бабы будут дохнуть от зависти к тебе.
— С какой стати? — удивилась Элла.
— Тебя возьмут на телевидение, вот увидишь.
И ты тогда должна потребовать, чтобы меня сделали твоим визажистом. Ну чтобы в титрах передачи было написано: «Визажист Мария Крутова». Представляешь себе, какая это будет реклама для моего салона?
— Ну, Машка, ты даешь! — захихикала Элла.
— Так и будет, вот увидишь, увидишь! А еще мы там с тобой найдем себе охренительных мужиков.
Ну у тебя вообще от них отбою не будет, а мне уж что-нибудь из отходов сойдет… — хохотала Машка. — А может, и не из отходов… Вдруг в останкинских коридорах встречу свою судьбу?
— Ага, Аркашу Пузайцера!
— А что, он противный?
— Ничуть.
— Тогда можно рассматривать и его кандидатуру, почему нет? И я стану мадам Пузайцер, нехило, правда?
— Видишь ли, я не уверена, что этот титул никому еще не достался. Он вполне похож на человека, иссушенного семейной жизнью.
— Ничего, мы его увлажним!
И подруги покатились со смеху. Им нечасто удавалось вместе отдыхать, но уж если выбиралась неделька, они веселились на всю катушку и никаких разногласий обычно не возникало.
Я все сделала правильно, сказала себе Элла.
Нельзя всю жизнь быть курицей, нельзя! Тем более что этот человек не для нормальной жизни. Он кочевник, он привык к скитаниям в самых суровых условиях, он без этого не сможет, ему необходим этот адреналин… Он быстро зачахнет в обычной домашней жизни. А ко мне его потянуло, потому что сейчас он устал от экстрима, но стоит ему отдохнуть месячишко — и поминай как звали, а я останусь.., с разбитым сердцем. Черт возьми, как пошло звучит — «с разбитым сердцем»! Не хочу я больше разбивать свое сердце, едва только оно склеилось и срослось после встречи с Витькой…
Оно у меня одно.
— Машка, ты чувствуешь, как море арбузом пахнет? — спросила Элла, подплывая к подруге, которая отдыхала, держась за веревку, соединяющую буйки.
— Элка, я как раз хотела тебе сказать то же самое! — пришла в восторг Маша. — Действительно, пахнет арбузом, в прошлые разы я этого не чувствовала, правда, в это время я тут еще не была…
Кайф, да?
— Не то слово!
Элла действительно наслаждалась. Она самозабвенно любила море, плавала как рыбка — еще бы, черноморское дитя. И хотя ей всегда казалось, что море ее детства пахло совсем особенно, неповторимо, но сейчас, в конце октября, это яркое, синее небо, нежаркое уже солнце и теплая, пахнущая арбузом вода доставляли ей невероятное удовольствие, такое, что она почти не вспоминала о Воронцове. Они рано вставали, в восемь спускались к завтраку, потом полчаса сидели на террасе, нюхая какие-то неведомые цветы во дворике гостиницы, потом бежали на пляж, где купались, загорали, покупали у разносчика фрукты, мыли их под душем и с упоением ели. Маша следила, чтобы Элла не злоупотребляла солнцем, она точно знала, сколько времени можно нежиться на солнышке, чтобы приобрести свежий, отдохнувший вид, но не пересушить, не дай бог, кожу. И уже через два дня, взглянув перед ужином на Эллу, она констатировала:
— Элка, похоже, тебе надо отдыхать только в Тунисе! Ты уже выглядишь изумительно.
— Ну еще бы! Сплю как убитая, а в Москве ворочаюсь полночи с боку на бок! Да еще море и солнце!
— Не ври! Тут что-то еще! У тебя мужик завелся, я чувствую! И ты просто сволочь, что молчишь!
— Нет у меня никого, просто я освободилась от прошлого!
— Так я тебе и поверила! — добродушно проворчала Маша.
Про ее личную жизнь Элла знала все!
— Элка, а ты на экскурсию не хочешь поехать?
— Нет, о достопримечательностях Туниса я все знаю от тебя, с меня хватит, — отмахнулась Элла. — Мне и так хорошо!
В гостинице их кормили завтраком и ужином, а обедать они ездили в туристический рай — крохотный прелестный городок Порт-эль-Кантауи.
Но к пяти часам старались вернуться в гостиницу, потому что именно в этот час во дворике с фонтаном начинался потрясающий птичий концерт.
Вокруг дерева, заросшего какими-то вьюнками, сновали десятки маленьких птиц. Они свистели, чирикали, гомонили на все лады, а в шесть все стихало и опускалась темнота. Спать они ложились в девять.
— Это здорово, что мы тут живем по московскому расписанию, — говорила Машка, всегда ответственно относившаяся к своему и Эллиному здоровью. — Организм не тратит силы на перестройку! Если так отдыхать, недели вполне достаточно.
— Не в этом дело, Машуня, — смеялась Элла, просто мы с тобой уже старые, нас не тянет на танцы и ****ки!
— Танцы вообще не моя стихия, а какие тут ****ки? С кем?
— При большом желании можно, наверное, найти, — смеялась Элла— При большом желании можно, наверное, найти, — смеялась Элла.
— Да ну, в прошлый раз ко мне в Порт-эль-Кантауи пристал какой-то парень, молоденький, лет двадцать наверно, местный. И что-то он мне предлагал, я долго не могла понять что…
— Он тебе свои услуги предлагал, что ли?
— Именно! Я когда сообразила, от брезгливости чуть не блеванула. А он все объяснял, что это его профессия, что у него замечательно стоит и мы управимся за десять минут. Еще сказал, что обычно русские дамы очень легко откликаются на такие предложения. Брр!
— Он красивый был? — полюбопытствовала Элла.
— Даже рядом не сидел.
— Ты мне про это не рассказывала.
— Я просто забыла о нем как о смерти, а сегодня увидала ту скамейку в порту, на которую меня угораздило тогда сесть, вот и вспомнила.
— Жалеешь, что отказалась?
— Спятила, да? Я еще не в том возрасте, чтобы покупать мужиков. У меня, слава богу, этих проблем нет.
— Не хочу говорить о проблемах, не хочу говорить о мужиках, хочу мороженого!
А Воронцов между тем томился в Москве. Следующая экспедиция откладывалась по независящим от него причинам. Его фильм о коалах был оценен работодателем очень высоко, но почему-то его все не пускали в эфир, то ли придерживали к Рождеству, то ли руководствовались какими-то другими соображениями, но деньги, которые он запросил на следующий фильм, были пока под вопросом. И он маялся. К тому же скучал по странной, как ему казалось, женщине. Но особенно странным казалось ему само его влечение к ней. Она была совсем не в его вкусе, но, проведя с ней ночь, он почувствовал, что пропал. Кажется, пропал… С ней он вдруг ощутил покой и.., защищенность, что было уж совсем дико. От кого и от чего нужно защищать сорокашестилетнего мужика, три четверти времени проводящего в джунглях, саваннах, горах…
Ему показалось еще в их первую встречу, что она сама нуждается в поддержке и защите. И вот поди ж ты — вильнула хвостом и улетела отдыхать с подругой… Он к этому не привык. Женщины обычно готовы были на любые жертвы ради его внимания.
И какие женщины! А эта толстушка наплевала на него и все утро только и думала, что боится летать.
Но какая она милая, какая нежная и горячая…
По спине даже пробежал озноб при воспоминании о ней. Черт знает что! А может, позвонить ей сейчас и предложить руку и сердце, а? Она будет идеальной женой. С чего это я взял? Что в ней идеального?
Не успел я войти, как она… А может, она всем так легко дает? Есть в ней что-то такое… Готовить, похоже, умеет, бутерброды, во всяком случае, были великолепны, а трепотня про картошку с селедкой не более чем неловкое кокетство. Я готов каждый день есть на завтрак такие бутерброды. Но я ж;, ее знаю только с одной стороны. А может, она непроходимая дурища? Что я за идиот, мне же не двадцать лет, почему надо сначала завалить бабу, а уж потом разбираться, какая она… Глупо до изумления! Каждый раз даю себе слово, что поумнею, а как доходит до дела… Но она ведь тоже не сопротивлялась, видно, давно не трахалась как следует. Живет одна, присутствия мужика в доме не ощущается, большого спроса на нее с такой фигурой, наверное, нет, хотя кто знает.., я же вот запал, да еще как! Какая же все-таки глупость эти стандарты. Почему надо на них равняться? Наверное, в подкорке у меня жила тяга именно к такой женщине, но в нашем кругу такие женщины немодны… А я больше не могу видеть эти живые мощи. Не могу и не хочу! Она такая мягкая, шелковистая, от нее так дивно пахнет нежарким летом, клубникой, арбузом… Э, да ты, Митяй, похоже, втюрился как мальчишка… «Я боюсь», — сказала она… Ерунда, вовсе не летать она боится, она меня боится… Или себя… Как она дернулась, когда я назвал ее любимой женщиной. Видно, много пустых слов в жизни слышала… А я сам разве не говорил бабам черт-те что, когда хотел их? А ведь это гнусно, Митяй! Они же, дурочки, хотят любви, жаждут этих слов, наверное, даже больше, чем самой любви… Верят… Строят планы, надеются… Стоп, что это за покаянные, пресные мысли? Что ж делать, если бабы так устроены? Не надо быть дурами, сами виноваты… Кто вас заставляет верить нашему брату? А она вот побоялась поверить, значит, умница, значит, осторожная… Но с другой стороны… Хрен знает что, лежу и предаюсь таким кретинским мыслям. Это никуда не годится. Бог с ней, с этой Эллой. Уехала, и ладно. Но от мыслей о ней он возбудился и позвонил Ире, той самой балерине, с которой был в гостях у Махотиных. Вот поеду сейчас к ней — и все как рукой снимет!
Так он и сделал. А что, он же не давал обета целомудрия после одной ночи. Бред сивой кобылы!
Екатерина Вильмонт
Свидетельство о публикации №124011304010