В мае 1968 года

В мае 1968 года, я работал на Лубенском заводе «Счетмаш», в сборочном цехе кассовых машин «КД-АТ» (Позже они назывались «Сула», «Сула-3») на  потоке «Группа управления валов».
На этой же операции со мной вместе работал напарник Владимиром  Степановичем Гончаренко , (1939 г.р.) он же мой наставник, и первый заводской мастер, и учитель. Значительно позже в 1970 году, я узнал, что В.С. Гончаренко, в средине пятидесятых учился в Лубнах в школе №2 в одном классе, с моим старшим братом Александром.  Но до семидесятого года, я об этом не знал.
Началом своей трудовой деятельности на  «Счётмаше» я считаю, сентябрь 1967 года, как и указано в трудовой книжке.
На день призыва в армию 14 мая 1968 года, из завода «Счётмаш» таких как я молодых ребят, было человек 12-15, но из сборочного цеха набралось двое,  —  Виктор Савлук, (он работал на операции «группа управления») и я. 
Хотя  повестку о мобилизации мне принесли домой из сельсовета за подписью Фёдора Мищенко, но торжественные проводы похожие на эпизод из фильма «Иван Бровкин» состоялись на заводе «Счётмаш» в Красном уголке на втором этаже.  Всё было очень торжественно и интересно.  Премировали «счётмашевских» призывников новыми чемоданами под музыку инструментального оркестра Бориса Горбенко. 
Должен признаться, что на таком мероприятии, я оказался  впервые и очень волновался, особенно перед тем, как выходить на сцену. В самый нужный момент, у меня просто онемели ноги,  и так неожиданно, что я не знал что мне с этим делать.  И уж и не знаю, как но я всё-таки преодолевая своё состояние,  смог подняться пройти от своего места на сцену и обратно, и в этот момент, моё сердце чуть не разорвалось от волнения, чуть не выскочило из груди.

В военкомате
16. 05. 1968 год (в сумме число 36)
В райцентре в Лубнах, на призывном пункте, по улице Ленина дом 38-где, где на углу чайная, а за ней городской музей, и несколько старых домов — в военкомате было народу видимо - не видимо. Каждого призывника окружали свои родные и близкие, проявляя тепло и  заботу.
А вот, к сожалению погода в этот день не много подкачала. Скорее всего, она напоминала не май месяц, а глубокую осень, с ледяным и порывистым ветром. К тому же, и на территории военкомата царил какой-то беспорядок и не уют. Вокруг разбросанные бутылки из-под водки, из-под вина и лимонада, грязные консервные банки, куски газет, окурки, остатки пищи.
И видимо поэтому, кто-то, из служивых военкомата решил навести соответствующий порядок, но не силами своих сотрудников, а раб силой слоняющихся призывников. Построив впервые в военный строй, как и положено, в армии нам зачитали соответствующий приказ на уборку территории, и выдав мётла в руки распределили участки работы.
Правда, большого энтузиазма после этого не последовало, более того  некоторые даже категорически отказались работать ссылаясь на знание закона и какие то статьи, но потом, все же после небольшого внушения (разъяснения) офицером военкомата, который зачитал нам распоряжение, все конечно смирились и подчинились даже самые борзые, и не покорные.
 После уборки территории, следующим мероприятием была медицинская комиссия, к которой большинство (призывников) отнеслись почему-то с весёлым оживлением, и с радостью.
В чём заключалась медкомиссия?  Естественно в проверке состояния здоровья как физического, так и психического. Переходя от врача к врачу из комнаты в комнату, мы демонстрировали своё физическое тело,  и психологическое состояние, показывая себя обнажёнными  до трусов, а кое-где, и совсем, без нательного белья.  Кажется, одного из наших признали не пригодным к службе, и я об этом узнал с удивлением. По какой болезни не взяли в армию этого человека я не знаю.
Завершающим процессом после прохождения медкомиссии, была процедура стрижки волос (опять же похожая на эпизод из "Ивана Бровкина") , и в этом  мероприятии для всех было какое-то развлечение и потеха. Кто мог стричь самостоятельно, стригли друг друга самостоятельно.  Кто не мог - ждали свою очередь к профессиональному парикмахеру. Лично  меня под  «нулёвку» обкарнала какая-то девушка в белом халате, наверное, специалист парикмахер. Другие стриглись тоже у неё. А вот кажется Леша Шаповалов и Слава Плахотниченко, стригли друг друга самостоятельно, ручной машинкой, а потом ещё и брили головы безопасной бритвой.
 Помню, мгновение, как мне вручили военный билет с личной подписью, которую я  начертил подражая  директору школы Севостьяненко Петру Денисовичу. То есть, стараясь  в своей подписи быть похожим на его. Тем более, что его имя и фамилия начинались на одинаковые буквы. В то время Петро Денисович  Севостьяненко был для меня образцом, как и мой старший брат, Саша, а ещё и заводской учитель и наставник Владимир Степанович Гончаренко.  Таким образом,  я старался быть похожим на этих людей.
Вспоминаю, грубоватые и не приветливые взгляды офицеров в военкомате, во время их  хождения по коридору. Не приветливые глаза и лица казались мне странными так как я ожидал именно от этих людей необходимой поддержки и человеческого отношения.
Во дворе, где всё ещё толпились провожающие, запомнился эпизод с сотрудником местной власти,  начальником детской комнаты милиции, дядей Яшей, высоким, худощавым мужчиной лет пятидесяти, который пытался навести порядок и дисциплину в этой толкотне, особенно  кто распивал спиртное.
 У дяди Яши, кажется капитана милиции, был ястребиный, зоркий взгляд,  маленькие сверлящие глаза. Резкие и отрывистые движения рук и тела, и вообще не предсказуемые действия. Выражение лица, как-то резко менялось с разной мимикой от приятной улыбки до нахмуренных бровей и сверкающих злобой глаз.
Вот сейчас дядя Яша, резко выхватывает у кого-то бутылку с водкой, и тут же разбивает о камень, косясь на окружающих как волк, не то, угрожая, не то, ожидая в ответ чего-то не приятного. Лицо его в этот момент то серо-белое, то напуганное, и весь он напряженный и нервный.
Одним из самых лучших моих воспоминаний о проводах  в Лубнах, на сборном пункте, в мае 1968 года, конечно воспоминания о моём старшем брате Саше, который был моим провожающим  и самым близким и родным человеком. В 1968-м году, Саше было 29-ть лет, а мне 18-ть. На то время, он был в самом расцвете сил: симпатичный, уверенный в себе, физически сильный, умный и порядочный. Если на день 16 мая он был со мной в Лубнах, значит ни его семья, ни он сам  ещё не уехали в Приазовье на постоянное место жительства. А если в Новаковской школе, он уже не работал учителем физического воспитания, то значит, на то время, он работал в райкоме комсомола в Лубнах — инструктором. Позже о своей семье, и о себе самом он напишет мне письмо в армию, и оно будет сохраняться всю жизнь.  Сейчас я просто вспомнил один из мгновений, со своим старшим братом, когда мы были вместе. Это для меня очень важно. Помню Сашин добрый и понимающий взгляд с таким же выражением как у нашей мамы и строгие линии губ как у отца. Его мужская  стройная осанка чем-то напоминала моего учителя  П.Д.Севостяненко.  Прощаясь со мной Саша был не болтлив, не многословен, а говорил, по существу убедительно и понятно.
Накануне проводов, пятнадцатого мая 1968 года, мы  с Сашей и с нашим отцом сделали очень большую и важную работу. А именно. Мы разобрали наш старый земляной дом, под соломенной крышей, который отец купил ещё в 1936 году, и на его месте организовали площадку для проводов, установив столы и стулья.
Во время разборки дома,  когда уже сквозь стропила  и балки заглядывало голубое бездонное небо, и лучистое солнце, я заметил, как отец с каким-то особенным чувством, смотрел на всё происходящее, и я видел его таким впервые. Разговаривал он со мной в это мгновение  как-то более мягко, сдержанно, очень спокойно. Раньше я вроде его таким не замечал.
А как ему было не задумываться, если в этом доме, с 1936-го по 1968-й, тридцать два года, прошла вся жизнь, а так же и его семьи?
В 1937-м году родилась первая дочь — Вера. И, к сожалению, умерла в маленьком возрасте.
В 1939-м родился первый самый старший сын   —  Саша.
В 1941-м —  второй сын Володя.
В 1947-м — третий сын Гриша. К сожалению, умер в маленьком возрасте.
В  1950-м — родился  я, Павел.
В этом же доме были пережиты и самые страшные военные годы с 1941-го по 1943-й год.
В 1947-м году был массовый голод по всей Украине.
И вот уже в 1968-м году, на расчищенном месте мы устроили мои проводы. К тому же,  какие замечательные проводы! Мне кажется, что такого сюрприза, я  и во сне не видел. Установили длинные столы, буквой «П», накрыли белыми скатертями, разложили, новые блестящие приборы и конечно  различные угощения. Сегодня были и  закуски, и салаты, и холодцы мясные и рыбные,  и жаркое, и конечно крепкие и полу - крепкие  напитки.  Более всего почему-то вспоминается, как гостям понравился зелёный салат из хрустящей молодой редиски, зелёного лука и свежей молодой капусты.
Погода в этот день и в этот вечер была на удивление прекрасная, - тёплая и сухая, как и положено, быть в средине мая месяца в Украине.  Небо усыпано яркими сияющими   звёздами. Луна «хохотала как клоун» по словам Есенина. Вокруг цвела и пахла ночная сирень, зелёная акация. 
В этот вечер, я провожал домой свою одноклассницу Машу Конько, дом которой находился на противоположной стороне села. Это в том месте, где урочище Сотницкое и Сотницкий пруд. Запомнился возле Машиного дома, неимоверно белый как снег цветущий вишнёвый сад, запах трав, сияющие звёзды и мы вдвоём, молодые и весёлые и энергичные в новых болоньевых плащах.  Маша была в зелёном плаще, а я в чёрном. 
Не знаю, как так получилось, но находясь потом  в армии целых два года, мы с ней не написали друг другу ни единого письма, ни единого слова.
Сейчас через много лет вспоминая то время, в белом цветущем саду, ссылаюсь в своём объяснении на слова из рассказа Ивана Бунина «Тёмные аллеи»:  «Да, пеняй на себя. Да, конечно, лучшие минуты. И не лучшие, а истинно волшебные! «Кругом шиповник алый цвел, стояли темных лип аллеи…»