Война и мир. гл. 2-5-20

2-5-20

Пьер, полный решимости дать ему взбучку,
Исполнить наказ Марьи Дмитривны в том,
Курагину было бы во-время лучше,
Покинуть Москву, его нынешний дом.

Включился в «забаву» поймать Анатоля,
При мысли о нём застывала вся кровь,
Нелёгкая выпала Пьеру в том доля,
Напомнить ему, его к деве любовь.

Объехав весь город своим посещеньем:
Цыгане и клуб, пару злачных тех мест,
Закончился поиск сплошным невезеньем,
Как будто бы Пьеру досталась в том месть.

Искомый им шурин обедал у друга,
И оба держали совместный совет,
Как сделать им так, чтоб его же подруга,
Не думала так, что провал есть навет.

Решили, ему вновь нужна с нею встреча,
И к вечеру шурин поехал к сестре,
Совет с ней держать, как свершить вновь увечье,
Наташе Ростовой в её женской судьбе.

Объездив Москву, не найдя Анатоля,
Пьер к вечеру вновь возвратился домой,
Он в поисках «друга» явил свою волю,
Пытаясь найти и устроить весь бой.

И так уж случилось, что шурин нашёлся,
А он оказался в гостях у сестры,
И Пьер на него, наконец, напоролся,
Для с ним продолженья гражданской войны.

В гостиной и встретил наш Пьер свою жертву,
Прошёл быстро мимо своей он жены,
Давно ненавидел жену он, как стерву,
Он с ней находился в том мире войны.

— Ах, Пьер! — подходя к мужу, молвит графиня:
— В каком положение наш Анатоль…
Хотела б я знать, у него, что за причина,
И что вызывает душевную боль?

Она замолчала и, глядя на мужа,
Но видя в лице его бешенства взгляд:
— Где вы — там разврат и звериная стужа,
В людей вы вливаете словно свой яд.

— Пойдёмте со мной, «дорогой вы мой шурин»,
Серьёзный есть к вам у меня разговор,
Похоже, что ты от веселий стал дурень,
Затеяв в Москве этот глупый столь вздор,
Навлекший на многих семейств здесь позор.

Ведь вы обещали графине Ростовой,
(Но, будучи тайно уже как женат,
Она, полюбив вас, на всё уж готова),
Жениться на ней, увезти её в ад!

Её обманули, поправ её чувства…
Он в бешенстве, вновь продолжая допрос,
Он сдерживал чувства природного буйства,
Свой очередной задавая вопрос.

— Мой милый, — в ответ промычал по-французски:
— Я вовсе не должен терпеть сей допрос,
В том тоне, звучащем столь грубо по-русски,
Любовь с похищеньем — обычный вопрос…

Лицо Пьера бледное было и прежде,
Но, выслушав наглый «невинный» ответ,
Все чувства восстали к такому невежде,
Расправы в глазах загорелся лишь свет.

Схватив своей мощной рукой Анатоля
За так недостойный военный мундир,
Он тряс его в стороны долго и вдоволь,
Пока не почувствовал страх «командир».

И, как результат вот такого допроса,
Ему повреждён был военный мундир,
Но вся процедура продолжилась спросом,
Пока «командир» не стал требовать мир.

— Вот вы пока числитесь в армии нашей,
И, как адъютант, составляете цвет,
Но вы — негодяй, по породе всей вашей,
Живёшь, как очаг человеческих бед.

Но что тормозит меня от удовольствия
Удар нанести по дурной голове,
Так это, наверно же, все те последствия,
Какие потом угрожали бы мне.

Так вот оно то, всё оружие мщенья; —
Тяжёлое в руку взял Пьер пресс-папье,
Его разделяло от мщенья мгновенье,
Но он не позволил дать волю себе.

Он поднял его, им ему угрожая,
Но тотчас на место его возвратил,
Во всех своих действиях, всё понимая,
Словами противника просто добил.

— Так вы обещали на ней же жениться!
— Я, я…и не думал, и не обещал,
Ведь я же, ты знаешь, могу лишь влюбиться…
— Отдай её письма, какой же — нахал!

Доставши бумажник, вернул письмо Пьеру;
— Но, это лишь первый для вас мой приказ,
Вторым, боле строгим, как важную меру:
Ты должен покинуть Москву и — тотчас.

— Но я не могу, я же здесь, как на службе…
И третье, — его не внимая причин:
— Не сметь никогда говорить о той дружбе
И хвастаться, как большинство всех мужчин.

Понять вы должны, наконец, одну правду,
Что, кроме всех ваших любовных утех,
Взорвали вы в обществе словно петарду,
Лишив счастья, спокойствия близких ей всех.

Вы губите жизнь и судьбу юной девы,
Лишь ради веселий, забав мужских всех,
Достаточно вам продолжать те напевы,
С подобно жене моей, женщин — из тех.

Вот с ними вы в праве всегда веселиться,
Они и развратны все также, как вы,
Но так обещать, чтоб на ней и жениться,
Украсть, обмануть…, как же так вы смогли?!

Но это всё подло, вы просто — убийца,
Похоже на то, как убить старика,
И этим потом от души веселиться,
Довольным стать подлостью этой сполна?

Но, кроме того, есть ещё опасения,
И есть кому встать, защитить её честь,
Есть брат и жених, ждут удо;влетворе;ния,
А вам разве надо такая их месть?

Пьер глянул на шурина мирным тем взглядом,
Надеясь, всё понял, причины ясны;
— Таких слов не приемлю, пышущих ядом,
Они в багаж жизни совсем не нужны.

Во мне зацепили вы мерзость и подлость,
Как честный, порядочный я человек,
Я вам не позволю включать в эту область,
Меня поучать, прекратите свой бег.

Хотя всё, что сказано — лишь между нами…
— Возможно, удо;влетворе;нье нужно?
— Достаточно всё, что здесь сказано вами,
Назад взять бы вам, и, чтоб в вечность ушло.

— Хотите, исполнил бы ваши желанья?
— Беру всё назад, а меня извинить,
Уже мне не нужны все те оправданья,
Но всё ещё Пьер был готов  его бить.

Ежели нужны вам средства на дорогу,
То в этом не будет у вас всех проблем,
Я рад пониманью и слов всех итогу,
Всему «исчерпанью» затронутых тем.

Он лишь улыбнулся всем лёгким решеньям,
Его весь довольный улыбчивый взгляд,
Знакомый был Пьеру с женой в отношеньях,
Он словно впускал в ответ Пьеру свой яд.

— О, подлая ваша с сестрицей порода! —
Промолвил Пьер на; сей улыбчивый взгляд,
Похоже, что вас захватила та мода,
Обманом всем девушкам встать в женский ряд.