Приказчиковы подошвы. Парафраз сказа Бажова П. П

Был в Полевой один приказчик.
Ох, лютой дюже, просто зверь.
Собака из собак. Такого
В заводах не сыскать теперь.

А звали Северьян Кондратьич.
Он в деле не мараковал,
И мастер был в одном занятьи:
Людей до смерти забивал.

Сам он был барин и деревни
Свои имел, да вот всего
Решился через эту лютость.
Огласка вышла и его,

Однажды, всё же присудили:
Или в Сибирь иль на завод,
И Турчанинов, наш хозяин,
Пригрел убивца. Мол, народ

Мне сократи там, сделай милость.
А ежели убьёшь кого,
На суд тебя тут не потянут.
Сильнее слова моего

Нет ничего. Я лишь потише
Хочу, чтобы народец стал,
А то он вытворять удумал
Мне вон чё, форменный скандал.

А в Полевой-то перед этим
Приказчика, что также скор
Был на расправу, на калёну
Болванку задом. Вмиг помёр.

Кто посадил его? Пытали
Народец люто. Драли всех.
Виновных не нашли. Решили:
Сам угорел. И смех и грех.

Затмение нашло. Хватились
Его с болванки подымать –
Зад до нутра себе испортил.
Удел, знать, сзаду смерть принять.

Хозяин по такому случью,
Дабы народ в узде держать,
Велит убойцу Северьяну
Приказчиком к нам заступать.

Он, слыш-ка, смелый был, а всё же
Умишком понимал - завод
Совсем не то, что на деревне.
Опаски больше тут. Народ

Сплочённой кучкой, место тесно,
Да и к тому же у огня,
И всяк с орудией какой-то…
Клещами двинет и ага.

Иль молотком, а то и плахой
Так жахнет – мама не горюй!
А могут в печь головкой сунуть.
Народец дрянь, с ним не балуй.

И Северьян набрал в подмогу
Себе обережных. И где
Такую выкопал ораву
Убивцев? Их держал в узде.

Так и ходил он по заводу:
Сам впереди и плеть в руке
В два пальца толщиной, в кармане
Пистоль. А с ним невдалеке

Идёт и вся его орава.
Кто с палкой, с саблей, и на взгляд,
Ну, прям в поход какой срядился
Приказчика лихой отряд.

Приказчик первым делом спросит
Уставщика: «Кто тут смутьян?
Кто всех хужей работу робит?»
А тот давай искать изъян.

Уж точно знает, что негоже
Про всех-то ладно обсказать.
Вмиг сам под плёткою поляжешь.
Виновных надобно сыскать.

Вот уставщик-то Северьяну
На ком по делу аль зазря,
И понасердке и укажет,
Чтоб плётку только от себя

Отвесть. Наговорит напрасно
На люд работный. А тому
Погалиться над человеком
Занятье мило. Посему,

И лютовать зачнёт. Сам, слышко,
Людишек смертным боем бил.
Прям хлебом не корми,
Уж очень смертоубийство он любил.

Такой был, видимо, характер.
А в гору Медную сперва
Спущаться тоже хоронился:
Пугала, знать, его гора.

Как можно там бродить в потёмках.
Хотя и блёндочку дадуть,
Всё ж боязливо без привычки.
Опять же мокреть, страх и жуть.

Народ в горе совсем потерян.
Такому жить аль умирать
Едино всё. И для начальства
Он дюже беспокоен. Знать,

Слыхал приказчик, что Хозяйка
Горы не чествует того,
Кто под землёй над человеком
Творит бесчинства. Оттого

Побаивался лезь сам в шахту.
Потом немного осмелел,
Со всею шайкою спускаться
В гору начал, прям озверел.

Он стал руднишных драть в забое.
Как моду для себя завёл,
И плетью али чем попало
Бил люто. Знать, во вкус вошёл.

Усы свои расправит, молвит
Смотрителю: «Готовь подъём.
Устал сегодня, намахался.
Пойдём покушаем, попьём».

С неделю так в горе приказчик
Хозяевал. Потом случай
Какой-то вышел. Он услышал
Вдруг голос женский: «Оставляй

Свои подошвы для помину,
Для деток малых». «Кто сказал?»
Приказчик на пол повалился,
Чуть ноги не переломал.

Они как есть прибиты стали
К земле, едва их оторвал.
А голос женский. Страх обуял
Приказчика, ведь сам слыхал.

И шайка мигом приуныла.
Слыхали тоже ведь они.
Смекнули разом: пригрозилась
Хозяйка Медной той горы.

Ну, вот и ладно. Перестал он
В гору-то лазать. И смогли
Вздохнуть руднишные маленько,
Но ненадолго. Дни прошли,

Недели. А ему как стыдно
За это стало. Северьян
Так думает: «Теперь в забое
Гутарят, струсил-де буян».

Ему молва, как нож по горлу,
Ведь похвалялся завсегда,
Что не боюсь, всех одолею,
И душу выну без труда

С любого. А уж люд работный
Присловье с лёгкой, знать, руки
Кричит тому, кто зазевался:
«Эй, там, подошвы береги!»

Приказчик: «Надо мной смеются?»
Не стал искать, кто так кричал.
Стал посерёдке-то прокатной
Лицом к ораве и сказал:

«Давненько не были в горе мы,
Чтоб за порядком доглядать».
Спустился вниз и вновь всех лупит.
Охота, значит, показать,

Что никого он не боится.
Но снова тот же голосок:
«Другой тебя раз упреждаю.
Ты малолетков хоть чуток

Своих-то пожалей. Подошвы
Оставишь им лишь напоказ!»
И снова наземь повалился
Снопом, ну, точь, как в прошлый раз.

А ноги оторвать не может.
Они уж на вершок вошли
В породу горную, вдавились.
И лишь каелкой из земли

Их вырубить теперь осталось.
Всё ж поднапрягся, сапоги
Рванул… и вырвал, а подошвы
Отстали. Босиком беги.

«Видали? – говорит дружкам. «Видали».
«Слыхали?» «Как же не слыхать.
Хозяйка знак даёт, грозится,
Так надо это понимать».

«Так вот, - им молвит Северьян, - я
Назавтра прям с утра пойду
Опять в гору, вы приготовьтесь.
Бабёнку эту я найду.

Им покажу, как бабу прятать
В горе и как меня пугать.
Все штольни лично и забои
Облазаю, чтобы поймать

Её. Тогда вот этой плёткой
С пяти раз дух перешибу».
И всё же боязно. Решился
В вечор пожалиться попу,

Чтоб оградил их от нечистой…
Поп почитал, малёк попел
И образок ему на шею
Повесил. Даже окропел

Водичкой пистолет и молвил:
«Не беспокойся, Северьян
Кондратьич, смело опускайся
В забой. А коль какой изъян,

Читай молитву "Да воскреснет
Бог". Сразу станет полегчей».
На день другой вся шайка в сборе.
Набрали сабель и плетей.

Приказчик гоголем гарцует,
Грудь выставил вперёд. На нём
Сапожки новые со скрипом
Зеркальным светятся огнём.

А Северьян, своею плёткой
Помахивая, говорит:
«Еще раз оборву подошвы,
Смотритель мною будет бит.

Не погляжу, что он лет двадцать
В горе той служит, не спущу.
И шкуру плёточкой подпорчу,
Его к порядку приучу,

Чтоб грязь не разводил. А вы же
Сыщите бабу мне живей.
Тому же, кто её поймает,
Награда пятьдесят рублей».

Спустились в гору, разбрелися.
Давай тотчас везде шнырять.
Приказчик впереди, орава
За ним. Но в штольне узко. Знать,

Цепочкой длинной растянулись.
Приказчик видит - впереди
Маячит кто-то. Так легонько,
Как будто не идёт, летит.

На повороте видно стало,
Что это женщина. Он: «Стой!» -
Ей заорал. Она ж смеётся,
Как бы не слышит, и в забой

Его ведёт. А верны слуги
Отстали. Дрожь на них нашла.
Смекают: дело-то неладно.
Назад податься – все дела.

Приказчик всё бежит, не может
Догнать, лишь кроет матерком,
Грозится выпороть. Она же
Вдруг повернулася кругом.

И стало вмиг светло и жарко.
Приказчик обмер: «Свят, свят, свят»….
Неписаной красы девица,
Глаза угольями горят.

«Ну, - говорит, - давай сочтёмся,
Тебя я упреждала. Что ж,
Дружкам хвалился, что меня ты
С пяти раз плёткою забьёшь?

Теперь, что скажешь?» А приказчик
Безумно вгорячах кричит:
«Эй, Ванька, Фимка, энту девку
Хватайте». Эхо лишь вторит

Ему. Она же: «Глотку сильно
Свою не надрывай. Тут нет
Для слуг твоих прямого ходу».
Рукой взмахнула. Гаснет свет.

Обвал послышался, рвануло
Тяжёлым воздухом. Возник
Гранитный занавес высокий.
Он за пистоль. И в тот же миг

Врос в землю прямо по колено.
Почуял тотчас смерть свою.
Завыл: «Ой, Матушка Хозяйка,
Прости меня, я замолю

Грехи, от места откажуся, 
На покаянье отпусти!
И будут мои дети, внуки
Тебе поклоны бить. Прости!»

Ревёт горючими слезами,
Весь уливается. Она
Лишь только плюнула. «Эх, погань,
Порода-то твоя пуста!

И умереть-то не умеешь.
Смотреть - с души прям воротит».
Рукой махнула и приказчик
Вмиг глыбой каменной стоит.

Хозяйка глыбу чуть задела.
Она свалилася на бок…
В горе же крик и перебранка,
Вселенский, знать, переполох.

Народ, конечно, понагнали,
Чтоб горный разгребать завал,
И к Турчанинову послали,
Мол, Северьян в горе пропал.

Начальства много прикатило
Из городу. Дня через два
Отрыли слуг. И вот же диво!
Те, что хужее – те мертва,

А кои слуги стыд имели,
Лишь изувечены слегка.
И лишь приказчика не могут
Найти. Такие вот дела.

Потом уж глыбу малахита
Шлифованную разгребли,
А посредине этой глыбы
Подошвы от сапог нашли,

Новёхонькие, в три рядочка
В подошве гвоздики. Видать,
Приказчика остатки в глыбе
Сокрыты. Барин вызволять

И схоронить распорядился
Остатки те. И на обой
Ту глыбу мрамора разбили,
Чтобы пустой породой той

Могилу гиблую наполнить…
Зазря прожил жизнь на земле
Приказчик. Лишь молва худая
Осталась, да подошвы две.