Жизнь поэта

Дар поэта  есть дар бесценный,
Только в сердце лелеет грусть.
Как почувствовать мир наш бренный?
Пусть не весело сердцу, пусть!

Этот путь предначертан свыше,
Никуда мне с него не свернуть.
Бьется сердце все тише и тише,
Только я не готов уснуть…

Ох, уж эти бессонные ночи!
Ох, уж мой неотесанный вид!
И мне легче дышать, а впрочем,
Все по-прежнему сильно болит.

И откуда ты, боль, не знаю!
И чего от тебя ожидать.
Может, завтра в чужом сарае
Мы с тобою решим умирать.

А пока здесь все так же тихо,
И никто не стучит нам в дверь,
Я в душе сохраню то лихо,
И оставлю до худших дней.

И однажды, великая сила,
Что нас всех пропадающих ждет,
Мне ответит моей же лирой,
И меня за собой позовет.

Уж не слышно людского шума,
Уж вдали ничего не слыхать.
А меня одолела дума –
Я не стану сегодня спать!

Обо мне и никто не вспомнит –
Да, и некому уж вспоминать...
От моей бесконечной боли
Я и стал всех мне близких терять.

От разлуки и шрамов на сердце
Я судьбу свою сам поменял.
И в порывах не выломать дверцу,
Сам, похоже, себя потерял…

И теперь мне одна дорога –
У забора высчитывать  рейки
Да поникшим стоять у порога,
Чтобы вслед мне швыряли копейки.

Эх, судьба ты моя, не житейская -
Мучит горе меня  одно:
Будто б сердце мое злодейское
Стало, все уж давно решено...

Скоро с опущенным ликом,
Будто бы нищий бедняк,
С мыслями лишь о великом,
Я попаду в кабак.

Золотые плетеные кудри,
Озорные, как ветер, глаза.
Средь других узнаюсь я нетрудно,
Я средь них, словно утром роса.

Словно липы росток на березе,
Словно первый чарующий снег!
Я мечтатель, предавшийся грезе,
Я счастливый почти человек.

По просторам бескрайним гуляю
И веселые песни пою.
Я несчастий еще не знаю,
Эту жизнь безвозмездно люблю!

Я разлуки средь нас презираю,
Сохраняя в душе венец, -
Только ныне судьба другая,
Для всего существует конец.

И сейчас, поседевшая юность,
Затащила меня в тиски,
Ты бы, что ли, ко мне вернулась,
Иль теперь мы с тобой не близки?

Я мечтал, я мечтал о многом:
Чтобы не было в мире войны,
Чтобы все говорили о добром,
И чтоб муж не обидел жены…

Чтобы там, на заоблачной дали,
Помахали бы мне рукой.
И все тайны бы мне рассказали –
Был я праздный мечтатель такой…

Где ж мечты мои детские спали?
День за днем потухает свет.
Видно, снова меня не ждали,
И теперь уж мечтаний нет.

Всякий смотрит с упреком в спину,
Всякий хочет в лицо сказать –
Что вот-вот погружусь в трясину,
Что не станут меня искать!

Ну, а я, с опустевшим видом,
Поправляю свой грязный фрак.
И походкой своей солидной –
Иду прямиком в кабак.

Заблестит на полях пороша,
Буря тополя ветки погнет;
И больная, хромая лошадь
К обедне меня привезет.

Здесь не слышно людского шума,
Здесь вообще ничего не слыхать.
И моя непростая дума
Не позволит сегодня спать.

Предвкушая бессмысленный вечер,
Предвкушая грядущую ночь, -
Я надеюсь на новую встречу,
Пусть меня не прогонят прочь!

Погляжу на пустую дорогу,
Погрущу о течении дней,
И, собравшись с собой, понемногу,
Потяну приоткрытую дверь.

Вижу: холод в душе закрался,-
Все танцуют, кричат и плюют.
Не сюда я попасть собирался,
Здесь уж точно меня не ждут.

Постою, постою немного
Средь пропащих гниющих сердец;
Только я посмотрел на дорогу
И мне в спину кричат: «Наконец!»

«Наконец-то, ребята, он вышел,
Наконец, он не пишет свой бред!
Но куда же ты? Слышал? Слышал?!
Это наш дорогой поэт!

Здравствуй, здравствуй, знакомая рожа!
Ну чего ты молчишь, не узнал?
Иль Вам с нами трещать негоже?
Иль друзей себе новых сыскал?»

Я молчу; мне по-прежнему скучно,
От души отдирая гнет,
Говорю: «А у вас тут душно!
Ну, тащите сюда свой счет».

«Ну, конечно! Другое дело!
Эй, гуляки, ай-да за стол!»
Мое счастье давно околело,
А в обедне готовят трон…

И какая-то темная сила
Подведет меня ближе, вновь
Мы с моей безутешной лирой
Средь бродяг остужаем кровь.

Заскрипит на зубах солома,-
Третий час уж гуляет сброд.
И в глазах я увижу снова,
Что никто здесь меня не ждет.

Все шумят и громят посуду,
И кидают обрывки фраз.
«Я таким никогда не буду»  -
Говорил я себе не раз.

Ну и что же? Сдержал я слово?
Сердцем все же горю за Нас!
На зубах заскрипит солома,-
Где же? Где я сижу сейчас?

Нет, не уж-то я сдался,
Позабыл все, о чем  так мечтал?
Я слепым безвозвратно забрался
На высокий шальной пьедестал.

В кабаках я гуляю праздно!
И узнает меня любой;
В доме стало темно и грязно –
И я узник печали такой…

Я богат, только очень беден.
Я умен, только очень глуп.
Уж давно ни румян, ни бледен –
Ходит по двору нынче труп!

А вокруг все гуляют и пляшут –
А вокруг, а вокруг, а вокруг!
Кто-то до ночи в поле пашет,
Кто-то целыми днями тут.

«Что-то здесь не по-нашему пусто,
Что-то наш загрустил поэт;
Эй, ребята, вам тоже грустно?»,
И все хором: «Конечно, нет!»

«Не скупись, не скупись, подымайся,
Покажи нам себя всего!
Ну, скорее, давай, не ломайся!
Иль случилось с тобою чего?»

Говорю: «Ничего не случилось»,-
И все разом давай хохотать!
«Мне сегодня Она приснилась –
Говорила, что будет ждать»…

Но никто не поводит и ухом:
Все собой заняты опять.
И внутри все туманно, глухо,-
Но опять продолжают гулять.

Все болтают и… Шутят, шутят…
И мне, вроде бы, легче дышать –
Понемногу уйдет из груди
Этой грусти немая печать.

Я не верю назойливым шуткам,
Надеваю свой лучший наряд
И читаю стихи проституткам,
А они уж становятся в ряд!

Не утешишь бродягу лаской,
Душу страстную уж замело…
И тот час вспоминаю сказку,
Что слыхал я когда-то давно:

Может, днем, ну, а может, ночью
В степь далекую, в дальнюю глушь
Все идет безутешная дочерь,
А за нею – красавиц-муж.

Все им тесно на гречневом свее,
Днем и ночью куда-то идут;
И у девы петля на шее,
А у мужа – толщеный кнут.

Вот уж села прошли да деревни,
Все уж спят беспробудным сном.
А они сквозь чащобы, дебри
Ходят мимо чужих окон.

И никто их об этом не спросит,
Мол: «Куда же идем, молодежь?»
Ну, а если кто слово и бросит,
Все равно, без сомнения, соврешь!

Вот девчонка: завитые кудри,
Миловидный багрянец в щеках.
Станет жить на просторах Тундры,
Иль в далеких Сибирских лесах?

Только следуют оба покойно,
Не хотят, не хотят уснуть.
И высокий мужчина стройный –
Не присядет никак отдохнуть…

Ну и что ж? Я открою тайну –
Уж пора, уж пора давно!
И петля здесь, и кнут не случайно,-
Что же ранить счастливых могло?

Я отвечу: жены измена –
Молодая девичья любовь!
Заключила в объятия плена
И теперь проливает кровь…

Но невеста млада попросила:
«Не губи меня, миленький муж!
Коль уж я пред тобой согрешила –
Не губи, хоть, потерянных душ!

Я молю, коль меня ты любишь,
И вот-вот мне наступит конец,
Так пускай ты меня погубишь
В тех краях, где лежит мой отец!

В тех краях, где он жил когда-то,
Я хочу так на них посмотреть!
И пускай эта страшная трата –
Мне поможет самой умереть!..»

И вот, вместе который уж месяц
По полям, по дубравам идут.
И жена, и губитель вместе
Предначертанной смерти ждут.

Вот пришли: и петля упала
С шеи девушки: «О, мой отец!
Я давно по тебе уж страдала,
И теперь наступает конец…»

И, любовь сохраняя в сердце,-
«Я клянусь! Я клянусь!.. Клянусь!
Я в душе приоткрыла дверцу,
Но за вас за обоих держусь!

О, мой милый, душой любимый,
Я готова теперь умереть…
О, губитель ты мой, ревнивый,
Я хочу на тебя смотреть!»

И толчком в опустевшую спину –
Он окончил девичий век.
И страдания его любимой
Принял страстный и ласковый брег…

Лишь очнувшись от этой бредни
Я, в себя приходя понемногу,
Убежал из проклятой обедни
На пустую ночную дорогу.

Как бедняк, не имеющий крова,
Я бродил по ночной Москве…
Повторял себе снова и снова:
«Где же ты, мое счастье? Где?»

Месяц, месяц, мой друг родимый!
Ну, ответь в ожидании мне –
Отчего я для всех нелюбимый?
Отчего все не верят мне?

И уж ветер шумит по-другому,
Говоря о грядущем дне.
Я споткнулся о чью-то ногу,
Словно был уж давно не в себе…

Только все предо мной закружилось,
Заметалась шальная округа,-
Я смотрю… или мне приснилось?
Я увидел родного друга!

Мы когда-то слагали песни,
Были с ним - не разлей вода!
И в беде, и в несчастие вместе,
А теперь разлучила судьба.

Я окинул своим его взглядом –
И в душе пробудился май…
Сколько лет не бывали рядом,
Не слыхали собачий лай.

Нас вдвоем узнавал весь город,
Даже каждый порядочный пес
И в жару, и в собачий холод
Нам свое угощение нес!

Но теперь, но теперь уж поздно
О поре беззаботной грустить.
Душу нежную белой розы
Я позволил себе очернить.

В душу нежную и ранимую
Постучалась внезапно боль.
Страстью страшною, нетерпимою
Награждает меня алкоголь.

И мой друг, мой сердечный, милый
Весь в отрепьях стоит предо мною:
Мятый плащ, сам обросший, мнимый;
Говорю: «Что случилось с тобою?

Сколько лет мы с тобой не видались!
Сколько лет, милый друг, сколько зим!
Помнишь, в юности – дрались, дрались,
А теперь…  вот мы оба горим.

Расскажи, наконец, что случилось?
Как ты жил? Расскажи,  расскажи!
Сколько лет расставание длилось!
Адрес свой напиши, напиши!..»

Но мой друг, промолчав, отвернулся,
Долго в мутное небо глядел…
Словно он уж другим вернулся –
Не таким озорным, как хотел.

Я в глазах его мысли читаю,
А в глазах, словно мысль одна:
«Ничего я, мой друг, не знаю,-
Уходи, уходи навсегда...»

И, вдруг, ветер каким-то чудом
Ветку ивы к ногам принес,
И в душе дорого друга
Заиграла мелодия слез:

«Я живу здесь не первое лето,
И уж все про тебя слыхал:
Говорят, что известным поэтом
Ты теперь в этом городе стал.

Что ж не пишешь о дружбе нашей?
Или ты это все позабыл?
Знаю, знаю – мы стали старше…
Ты друзей никогда не ценил!

И теперь вот, в полночную пору,
Ты по улицам бродишь один…
Уж я знаю, что скоро, скоро
Изгниёт этот пламенный мир!»

«Подожди, подожди – не вникаю,-
Отчего ты мне так грубишь?
Что за муха тебя кусала,
Что теперь ты вот так говоришь?»

«Что за муха?!  Да ты – ценитель
Этих все поэтических фраз!
Ну, а как твой внимательный зритель?
Награждали тебя не раз?

Я живу здесь уж третье лето –
Прямо здесь, под  мостом живу;
Ну куда же такому поэту
До проблем обнищавших слуг…

Я стоял от сердечной муки…
У прохожих гроши прошал.
Ты с толпою гуляк мне в руки
Неотточенный камень подал!..»

И тот час подкосились ноги –
Я тот случай припомнил вдруг.
Задрожали пустынные дроги,
Участились движения рук.

И уж стал я совсем не весел,
Это было, конечно, давно;
Обернулся – а там лишь ветер,
Не осталось совсем никого.

Всюду, всюду сияние света –
Фонарей бесконечная рать…
Может, это душа поэта
Целый мир норовит освещать?

Может, это людское бремя
Приняла на себя душа?
Скоро, скоро наступит время
И оставит ее без гроша.

Я бреду по пустой дороге,
Я бреду прямиком домой.
Это только снаружи строгий,
А внутри, а внутри… Живой!

Месяц, месяц, мой друг родимый!
Ну, ответь в ожидании мне –
Отчего я для всех нелюбимый?
Отчего все не верят мне?

Вижу: месяц назад покатился –
Это я уж пришел домой;
Долго-долго еще сердился
На бродяг-хулиганов рой!

Не писал. Не могу, и все тут!
Вся душа в бесконечной мгле.
Тянет душу бродячий омут,
И одною ногой в кабаке…

Ну, спасай же, великая дума!
Я тебя начинаю ждать!
Здесь не слышно людского шума…
Я письмо принимаюсь писать:

Здравствуй, милая! Здравствуй, здравствуй!
Я пишу уж тебе не впервой…
Если б знала ты, как прекрасно
Мне сейчас говорить с тобой!

Если б знала ты, милая, как же
Я устал это все терпеть!
Я б утешился счастьем нашим,
Но ему суждено умереть.

Знаешь… Знаешь, друзей так мало –
Все желают меня осудить.
И не тешит мне душу слава,
И несчастий моих не скрыть!

Что же, что же теперь осталось?
За окном уж растаял снег…
И моя неземная усталость
Станет, словно нещадный бред.

Знаю, милая, знаю – больно!
Знаю, словно бросает в дрожь!
И не стать уж как прежде вольным –
Ничего уж теперь не вернешь.

Не вернуть наши прежние встречи,
Песни наши теперь не петь.
Ничего мою душу не лечит, -
Все плывет, словно броская бредь…

Знаешь, нынче я встретил друга –
Искупался в пучине грез!
И смеялася вся округа
Из соседних осин да берез.

Вижу, вижу глаза я друга!
Ах, какая сегодня ночь!
И смеялася вся округа:
Он меня прогоняет прочь.

Разгорелся в душе его пламень,
Он живет (ты представь) под мостом!
Я назло неотточенный камень
Положил ему. Что ж, поделом!

Что же, что же теперь осталось?
Душит сердце тупая боль.
Лишь снимать неземную усталость
И за душу вливать алкоголь…

Кончил. Мысли еще остались,
Мучит, мучит печаль одна;
Несмотря на свою усталость
Уж рисую начало письма:

«Друг мой! Друг, я не знаю боле…» -
Нет, не то! Вырываю лист.
И пишу: «Я по рока воле
Стал отныне поэт-скандалист.

Я отныне по воле рока
Исхудал, исстрадался давно...»
Вновь не то – И не это! Снова
Я пишу вот такое письмо:

Я умираю, друг мой, умираю.
Я исчезаю, будто в полдень тень.
Не понимаю, друг, не понимаю-
Как выдержать еще хотя бы день?

Я умираю, друг, не понарошку,
А навсегда, навечно, без обид.
Я никого уже теперь не потревожу,
Хотя в душе моей так многое болит.

Я умираю, друг, я умираю.
Я не хочу копаться в бездне этой лжи.
Не унываю, друг, нет, я не унываю.
И не хочу судьбы другой, то - миражи.

Я умираю, мой несчастный, умираю.
И напоследок главное скажу, -
Я дьявола в себе не убиваю,
Я ангела в себе растить хочу.

И уж стал я писать по-другому,
Ты ли это, несчастный поэт?
Мы пошли с этим миром не в ногу,
Растоптали мой ласковый след.

Растоптали ранимую душу,
Растерзали несчастную плоть.
Этим людям поэт не нужен,
Лишь бы слабых больней уколоть.

Ты ли это, о новое время!
Ты ли всем раздаешь ярлыки?
Для бедняги посеешь семя,
У зверей ты обточишь клыки?

Нет! Не станешь идти против мира,
Для всего предначертан срок.
Для меня – безутешная лира,
Для бродяг – горькой водки глоток.

Оттого ли теперь так тяжко,
Что теперь не вернуть назад
Ни любимой бордовой фуражки,
Ни потерянных дней да утрат.

Помню, в детстве – (счастливое время!)
Я так искренне чуда ждал!
Ох, мое непростое бремя –
И я стал теперь тем, кем я стал…

Одиноким бродягой, задирой,
Одержимым, как к месяцу вечер,-
Одержимым своею лирой.
Но этого вовсе не легче…

Что ж… Пишу и об этом. Горько,
Исстрадалося сердце все.
Никогда не писал я столько!
И тот час – обломилось перо.

И не уж-то то знак был свыше!
Я хочу, я хочу еще!
Не могу это больше слышать,
Не мое это все, не мое…

Сестры милые! Милые птицы!
В сердце горьком уж все решено.
Я прошу: только дайте водицы
Да возьмите мое письмо.

Передайте его, передайте!
Пусть оно облетает свет!
Улетайте скорей, улетайте –
Умирает уж ваш поэт.

И великая светлая сила,
Заслоняя туманный лон,
Восхищаясь поэта лирой, -
Отдала ему свой поклон.
 
Уж не слышно бедняге шума,
А душа озаряет брод.
В кабаке не приходит дума –
Битый час уж гуляет сброд!

Озарит ли сиянием душу
Восходящий над брегом свет?
Никому уж ты здесь не нужен,
Как не нужен вселенной поэт.

Как не нужно больному лекарство,
Как не нужен зиме белый снег!
Нелюдимую злобу и чванство
Полюбил на земле человек.

Красота, говорят мне, не в моде.
Красота, говорят, не в стихах…
Красота средь бедняг уж не бродит –
Лишь на пыльных бездушных балах.

Но не верю я в их разговоры!
Пусть весь мир озаряет свет!
Пусть живет он среди этой своры:
Где художник, актер и поэт…

Озаряя весь мир своей метой,-
Озаряя весь мир добром,
Пусть всегда им хватает света
Для великой войны со злом.

Ну, моя безутешная лира!
Озаряй же скорее свет!
Расскажи, расскажи же миру,
Что есть я – безутешный поэт.

Расскажи, передай всему миру,
Что терпел – я терпел не раз.
И свою безутешную лиру
Я пишу… я писал для вас!

Не ходи, не ходи за мною,
Отправляйся же в те края,
Где несчастья лились рекою…
В те края, где уж нет меня.

Помогай, помогай же людям!
Я тебя так сердечно прошу!
Слишком мягкое сердце в груди…
Оттого ль я теперь ухожу
Навсегда…

Заметалося зарево неба,
Все дорожки давно замело.
В одеянии белого снега
Столько слов, столько мыслей ушло…

Неразумная детская шалость –
Прыгнуть с горки в пушистый снег!
И великая, глупая радость!
И счастливым уж стал человек.

Все, что было и будет – прекрасно,
Если прыгнуть в высокий сугроб.
Неразумная, глупая радость.
И разбитый до крови лоб!

Слишком мягкое сердце поэта
Не смогло это все принять.
Погубило бездушие Света…
Перемен нежелание ждать!
Может быть, это глупое чтиво.
Может быть, это сказочный бред!
Только все проходили мимо…
Только умер уж наш поэт.