Да здравствует искусство!

Вы пережиток повешенного классицизма,
я остался в серебряном веке.
И пускай я пока не признан,
зато не полумертвый калека.
Драгоценные металлы в сейфе
зажаты,
сдавлены,
как фарцовщики в автозаке,
пока я здесь на свободе
подаю вам живые знаки.

Жалкий галчонок чирикал
закостенело,
опустошенно.
Горящий чёрный галстук повесил,
когда я обложил его шёпотом:
Пиши,
всё что живое и мёртвое
пусть станет монолитным памятником
и черноголовой воплями
рвущим вековые динамики.
Меня везут заговорённые сани
комфорт плюс.
Чувствуйте,
переживайте
каждое моё касание,
которым я с вами делюсь.

Кормитесь или кормите?

— Правда что рукописи не горят?
Они не горят в моей комнате
пронзительно сочной,
как мой взгляд.

Тесные мысли гоню,
я обязан дышать глубже.
И когда стою на краю,
завариваю «красный халат» —
Это стальная дружба
крепостного формы и содержания
с бессознательным.
Да здравствует искусство!
Очередное жилистое нажатие
обрывает карандаш хрустом.