Курица в полёте 13

Сась 3, глава 9
Шарф неожиданно понравился Махотину. Он очень ему шел.

— Черт побери, Элла, это именно то, что я хотел, он потрясающе подходит к моей новой куртке… Удивительно! Спасибо вам!

В огромной квартире Махотиных к назначенному часу собралось совсем мало народу. Старый его друг с женой и пятнадцатилетним сыном, который так откровенно скучал, что Элле было за него неудобно, и мать Вячеслава Алексеевича с мужем, отчимом Махотина. Томная, образованная дама, которая, узнав, что Элла родом из Одессы, принялась расспрашивать ее о городе, где часто бывала в молодости.

— Скажите, а Привоз еще существует? А как теперь называется гостиница «Красная»? О, я помню, в моей молодости там был потрясающей красоты метрдотель! Кажется, его звали Миша… Вы его не знали? А «Лондонская» еще существует?

— К сожалению, я двадцать лет не была в Одессе, — ответила Элла.

— И у вас не осталось никаких связей с родным городом?

— К сожалению, нет.

— Но неужто вас туда совсем не тянет?

Тут на помощь Элле пришла Люба:

— Эллочка, можно тебя на минутку? Хочу посоветоваться. Извините, Ирма Михайловна!.. Она Тебя задолбала вопросами, да?

— Ничего страшного, — пожала плечами Элла.

— Слушай, я ужин заказала в ресторане, вроде все прилично, но вот рубленая селедка, на мой взгляд, гадкая. Как ты думаешь, может, не стоит ее подавать, а?

— Я попробую. Нет, она ничего, просто надо кое-что добавить. Она неинтересная, но вполне съедобная. Я сейчас добавлю сюда яблоко.., чуть-чуть сельдерея, капельку сахара и перца — и будет отлично.

И Элла с удовольствием принялась исправлять неудавшееся блюдо.

— На вот попробуй! — сказала она Любе уже через три минуты.

— Элка, обалдеть! Это же шедевр! Я всегда поражалась твоим кулинарным талантам! Слушай, а помнишь, твоя бабушка делала какую-то фантастическую запеканку, кажется с селедкой?

— А, форшмак! Я тоже его делаю.

— Но форшмак же это как раз рубленая селедка!

— Вообще-то слово «форшмак» означает просто закуску, а уж какая это закуска, горячая или холодная… Бабушка называла это блюдо форшмаком!

— Элка, будь другом, пригласи нас как-нибудь на форшмак! Знаешь, я тут стала Славке расписывать, какая это вкуснотища, а он рожу крючит: гадость, мол. Но я уверена — сожрет все и еще сковородку вылижет!

— С удовольствием вас позову!

— Отлично! А какие котлеты ты делала! Я таких котлет ни у кого не ела.

— Любка, а ты что, готовить не умеешь?

— Готовлю как-то, но без вдохновения. Не люблю, и эта нелюбовь сказывается на результате. Вот и заказываю теперь в ресторане, когда гости, благо есть такая возможность.

— Что ж ты мне не сказала, я бы тебе такой стол сделала!

— Ну вот еще! Нельзя так баловать народ, в другой раз от всего начнут носы воротить, — засмеялась Люба.

И тут стали подходить гости. Набралось всего человек пятнадцать. Элла никого не знала, но почему-то чувствовала себя вполне свободно и раскованно, что вообще-то было ей несвойственно в незнакомых компаниях. Когда все уже сидели за столом и с аппетитом ели и пили за здоровье хозяина, раздался звонок и пришла еще одна пара. Хорошенькая женщина лет двадцати восьми, явно балерина, и мужчина, при виде которого Элла мысленно ахнула. Он чем-то напомнил ей Витьку, но не того мальчишку и не нынешнего респектабельного бюргера, а того, каким мог бы стать Витька, если бы не его нелепая жизнь. На вид новому гостю было лет сорок пять, лицо покрыто каким-то некурортным загаром, в синих глазах пляшут черти, от которых у Эллы зашлось сердце. Это был друг Махотина, с которым они вместе были в Афганистане, как выяснилось вскоре. Звали его Дмитрий Михайлович Воронцов, но все называли Митей. Он подарил Махотину африканский амулет из кости носорога. Его спутница ящеркой скользнула за стол, отчего Элла сразу ощутила себя до ужаса неуклюжей. От свободы и раскованности не осталось следа.

Она сразу постаралась подтянуть живот, отчего стало трудно дышать, и отказалась от мысли взять еще кусочек хачапури. Аппетит вообще пропал.

Хорошо бы сейчас слинять отсюда. Но это невозможно, Любка обидится, да и вообще, с какой стати мне уходить? Мне тут нравится, а если мне глянулся этот мужик, то это мое глубоко личное дело!

Главное, чтобы никто не догадался. И она залпом выпила большую стопку водки, которую в обычной ситуации выпила бы в три, а то и четыре приема. Ей сразу стало легче. А тут еще ее сосед, известный фотокорреспондент, сразу налил ей еще.

Он вообще оказывал ей явные знаки внимания, тем более что пришел сюда один.

— Вы молодец, Элла! Вот так и надо пить водку, залпом, а то куда это годится — цедить помаленечку? У вас очень интересное лицо. Мне хотелось бы вас поснимать…

— Я не фотогеничная.

— Чепуха! Что вам положить? Хотите языка?

Или нет, давайте я сделаю вам бутерброд с икрой?

— Спасибо! — согласилась Элла. Он решил за мной приударить? Пусть. По крайней мере я не буду чувствовать себя обсевком в поле, как говорила бабушка Женя.

И она принялась кокетничать с соседом, стараясь даже не смотреть в сторону Воронцова. А вот он то и дело на нее поглядывал. Она ему понравилась. В ней было что-то щемяще беззащитное и в то же время необыкновенно уютное. Ему вдруг показалось, что если подойти к ней, положить голову ей на колени, то вся его нелепая кочевая жизнь как-то упорядочится. Он сразу понял, что ее жизнь тоже одинока и нелепа.

— Кто эта пышка? — спросил он у хозяина дома.

— Милая, правда? И классный юрист, между прочим.

— Она юрист? Никогда бы не подумал.

— Занимается авторским правом. Помогла мне в одном деле просто мастерски. Любаша с ней училась на юрфаке. А что, она тебе приглянулась?

— Да нет, просто я впервые ее тут вижу. И смотрю, Валентин на нее запал.

— Митя, ну что же ты, налей мне вина, — проворковала балерина.

— Да-да, Ирочка, прости…

* * *
Фотограф быстро надоел Элле. Он был уже пьян и ухватил ее за коленку.

— О, у вас такие стройные коленки… «Это ваши светлые колени вдохновили гений Дебюсси!» — вдруг тихонько пропел он. — Знаете эту песню Вертинского?

— Нет, не знаю.

— А, ее мало кто знает… А у меня полная коллекция Вертинского. Вы любите Вертинского?

— Я плохо его знаю.

— О, в таком случае вы должны прийти ко мне, и вы полюбите Вертинского, я уверен…

Его прикосновения были неприятны ей, и она постаралась сбросить его руку с коленки. Но ей не удалось. Тогда она вскочила и стала собирать грязные тарелки. Люба с благодарностью приняла ее помощь.

— Что, Валя тебя достал? — засмеялась она уже на кухне.

— И не говори!

— Вертинского пел?

— Пел. И приглашал к себе послушать.

— Он в своем репертуаре. Но тебе он не нравится?

— Нет.

Элла хотела спросить у Любы о Воронцове, но не стала. Сейчас та скажет ей о неземной любви его к балерине или что-то в этом роде, будет ясно, что ей тут рассчитывать не на что. Она и сама это знала, так к чему лишние разговоры. Ей вдруг стало грустно и стыдно, что она так и не позвонила ни Мише, ни Машке. Ну Миша ладно, а вот Машка всерьез обидится. И вообще, ей вдруг тут надоело.

— Любаша, я, пожалуй, уйду?

— Да ты что? Одиннадцатый час всего, время детское! Если ты из-за Вальки…

— Да нет, что ты! Просто я не очень хорошо себя чувствую, — ляпнула Элла.

— Так, может, пойдешь в другую комнату, полежишь?

— Нет, знаешь, хочется уже добраться до своей постели.

— Ну, Элка, что ты… В кои-то веки встретились…

— А мы скоро еще встретимся, я вас приглашу на форшмак!

— Ты серьезно?

— Более чем!

— Здорово!

— Ты только скажи, когда Вячеслав Алексеевич сможет, он ведь, наверно, очень занят.

— Вообще-то ужасно занят, но у него скоро отпуск, вот мы и выберем денек в самом начале. Короче, будем созваниваться! Может, все-таки останешься?

— Нет, поеду.

— Вызвать тебе такси?

— Не стоит, я немножко пройдусь, а потом поймаю!

— Я сейчас попрошу Славу тебя проводить.

— Ни в коем случае!

И она ушла. А ведь Любка уговаривала меня остаться куда больше, чем родная мать. Да мать и вовсе не уговаривала… Ну и черт с ней!

Едва выйдя на улицу, она вытащила мобильник и позвонила Маше. Та сразу закричала:

— Элка, ты? Откуда? Неужто из Вены?

— Ни фига, из Москвы!

— То есть как? Почему? Ты же должна была вернуться еще не скоро!

— Машка, я сейчас на улице! Приду домой, позвоню, если еще не будешь спать.

— Эллочка, у тебя неприятности?

— Никаких неприятностей! Ты еще не ложишься спать?

— Я сию минуту еду к тебе!

Элла обрадовалась;

— Но я еще не дома!

— Неважно! Я тебя дождусь, если приеду первая! Все, еду!

Элла вышла на проезжую часть и подняла руку.

— Люба, а где Элла? — тихонько спросил у жены Махотин.

— Ушла.

— Почему? Что-то случилось?

— Боже упаси! Просто она устала, неважно себя почувствовала. Или ей было тут не по себе, все незнакомые, не знаю.

— Митька, кажется, на нее запал.

— Шутишь? Она не в его вкусе.

— Он о ней расспрашивал, а в глазах что-то такое было…

— Ну вот еще! Она и так не слишком в себе уверена, а с таким типом… Не нужен он ей! Пусть коллекционирует балерин. И вообще, зачем он нужен нормальной женщине, при всем его обаянии?

— Я просто подумал, а вдруг ему нужна нормальная женщина, а?

— Судя по этой его девице, нет!

— Ну почему? Она очень хорошенькая!

— Не нахожу! И вообще, что говорить, Элла ушла!

— А может, нам как-то свести их в другой обстановке, более располагающей к знакомству?

Вдруг что-то сладится?

— Да что с ним может сладиться? Ну даже если предположим, что он ее обаяет, а дальше что? Он уедет куда-нибудь в пустыню или в сельву, будет часами сидеть на дереве, чтобы снять какую-нибудь тропическую тварь, Элка будет тут лить слезы, а он потом приедет и опять найдет другую? Нет уж! Она слишком хорошая баба!

— Что ж, тебе виднее.

* * *
— Элка, да что ж это за мать такая? — рыдала Маша. — Господи, прямо выродок какой-то… Ты уж извини… Да, я понимаю, что ты удрала. А колечко классное, прелесть просто! Неужто в тебе ничего не шелохнулось?

— Сама не знаю… Просто он другой человек, как будто его отключили от элемента питания.

— Но тебя, наверное, любит еще. Дочку в твою честь назвал, кольцо. Это о чем-то говорит. Ладно, может, оно и к лучшему, начнешь жизнь с новой строки.

— Во всяком случае, попробую.

— А шубу будешь носить?

— Почему бы нет? Мне такая шуба и во сне не снилась…

— Да, шубка нехилая, это тебе не греческие шоптурные шубы. Но к такой шубе нужен мужик не на старых «Жигулях».

— Если появилась шуба, может, и мужик появится, — засмеялась Элла.

В результате Маша осталась у нее ночевать.

И они решили, пока у Эллы не кончился отпуск, слетать на неделю в Турцию или в Тунис. Маша обещала заняться этим вопросом.

* * *
Днем Элла позвонила Любе:

— Любаша, я на той неделе улечу в Тунис на несколько дней, но я помню насчет форшмака!

— Элка, ты прелесть, у меня сразу потекли слюнки! Я созвонюсь со Славкой, уточню, но думаю, послезавтра часа в три мы сможем выбраться.

— Отлично, значит, это будет обед!

— Думаю, да, но подожди, я сейчас ему звякну на мобильный и перезвоню тебе минут через пять.

Действительно, через пять минут она перезвонила, и они условились встретиться послезавтра в три часа. Элла тут же пошла по магазинам. Почему-то ей казалось чуть ли не жизненно важным поразить воображение своих гостей. Она давно уже не устраивала дома таких обедов. Подумала, не пригласить ли кого-то еще, но потом сообразила, что в будний день в три часа никто не сможет прийти. Ну и не надо! Поскольку это должен быть обед, а для форшмака нужно вареное мясо, то, значит, будет бульон, к бульону она испечет совсем немножко пирожков с яйцами и зеленым луком.

Пирожки будут размером с полмизинца, чтобы гости не объелись до форшмака. Форшмак лучше подать как горячую закуску или на второе? Она решила, что на второе. К нему зеленый салат. А перед бульоном надо подать разные легкие закуски. Хорошо бы бабушкино соте, но его понемножку не едят, а это довольно тяжелое блюдо. На десерт она решила сделать печеную антоновку в соусе сабайон. И кофе с сыром.

* * *
Гости пришли вовремя с огромным букетом роз и бутылкой коллекционного армянского коньяка.

А Элла подала свою фирменную водку, настоянную на свежих апельсиновых корочках. Махотин пришел в полный восторг. Попробовав пирожок, он громко застонал:

— Боже правый! Я думал, меня уже ничем нельзя удивить, я столько повидал, но это! Истинный шедевр! Элла, вы волшебница!

— Нет, просто я люблю готовить, — улыбнулась довольная хозяйка дома.

Когда Элла подала форшмак, извинившись, что подает прямо на чугунной сковородке, Махотин втянул носом воздух.

— Пахнет потрясающе, а эта корочка выглядит просто фантастически.

— Погоди, ты это попробуй! — сказала, глотая слюни, Люба.

Кроме салата был подан еще соус, похожий на тартар, где кроме микроскопически нарезанных пикулей был еще укроп.

Дамы с интересом смотрели на Махотина. Он, уже проникшись доверием к кулинарным талантам хозяйки, с детским любопытством и восторгом следил за тем, как Элла большой ложкой подхватила кусок неведомого блюда и положила ему на тарелку.

— Возьмите соус, но сперва попробуйте, может, соус и не понадобится.

Он взял кусочек на вилку и отправил в рот.

— О боже! — воскликнул он. — О боже! Так не бывает!

Элла не успела еще положить кусок Любе, как Вячеслав Алексеевич уже умял свою порцию и с виновато-выжидательной миной уставился на Эллу.

Она тут же положила ему еще.

— Элка, он сейчас все слопает, дай мне скорее и себе положи!

Себе Элла положила совсем чуть-чуть. Люба ела медленно, наслаждаясь каждым кусочком.

Все остальное съел Махотин и еще выскреб со сковородки присохшую корочку.

— Не правдоподобно! — сказал он. — Вы простите меня, я как с цепи сорвался! Никогда нигде не ел ничего подобного.

Элла сияла.

— Боже мой, Элла, из чего это приготовлено?

— Элка, не говори ему! — со смехом потребовала Люба. — Я когда-то ему рассказывала об этом чуде, так он такую рожу скроил: какая, мол, гадость!

А ты меня научишь?

— Нет, Элла, не учите ее, у нее все равно так не получится, в это надо вложить еще душу и талант, а моя жена к кулинарии относится чисто потребительски и потому испортит самый лучший рецепт! — веселился Махотин. — Как, еще и десерт?

Нет, это невероятно! Вы чудо! Любочка, давай выпьем за Эллу!

— С удовольствием! За тебя, Эллочка!

— А еще я бы предложил выпить за жуликоватых издателей, благодаря которым мы встретились! Дайте поцеловать вашу ручку, кудесница.

— Вот что значит ублажить мужика, — хохотала Люба, — смотри, как он распелся! Да твое счастье, что я не умею так готовить, ты бы в дверь не пролез при такой кормежке и был бы способен вести разве что какое-нибудь кулинарное ток-шоу!

— Что? — словно протрезвел сразу Вячеслав Алексеевич. — Элла, вы можете вот сейчас рассказать мне, как вы делали этот чудо-форшмак?

— Зачем? — хором воскликнули женщины.

— Надо!

Они переглянулись.

— Элла, прошу вас!

— Ну ладно, — пожала плечами Элла. — Надо взять вареное мясо, вареную картошку, пропустить все это через мясорубку и добавить несоленую жирненькую селедку, ее тоже через мясорубку, положить сметану и замесить такое вот тесто, попробовать, и если все нормально… Понимаете, вкус селедки не должен чувствоваться, он должен ощущаться только где-то.., на горизонте, что ли.., ну я не знаю, как сказать, но, думаю, хорошая хозяйка меня поймет… Потом смазываете сковородку сливочным маслом, лучше чугунную, выкладываете тесто, придаете форму, ножичком делаете надрезы, ну как на котлетах, и в духовку, пока корка не зарумянится. Вот и все!

— Грандиозно! Особенно про горизонт! Люба, ты уловила мою мысль?

— Более или менее!

— Вы о чем? — растерянно спросила Элла.

— Простите, дамы, я вас оставлю на пять минут, вы позволите мне пройти в другую комнату?

— Пожалуйста. Любка, в чем дело?

Люба таинственно улыбнулась и развела руками;

— Я могу только догадываться.

Вячеслав Алексеевич вернулся почти сразу:

— Его нет в Москве. Все откладывается. Так, что тут у нас, десерт? Выглядит в высшей степени аппетитно, но, что бы я теперь ни ел, я буду мечтать о вашем форшмаке. Как из таких достаточно грубых продуктов получается такая воздушная, я бы даже сказал, изысканная прелесть? Дайте ручку поцеловать!

— Славка, смотри, приревную и никогда уже не приведу тебя к Элле! — шутливо пригрозила Люба.

— Отлично! — хлопнул в ладоши Махотин. — Тогда я буду тайно к ней ходить, под покровом темноты, и один есть форшмак!

Оставшееся время они провели весело и мило.

Уже собираясь уходить. Люба спросила:

— Элка, ну форшмак требует тонкости и таланта, я поняла, а как у тебя такие фантастические котлеты получались, это можешь сказать?

— Могу, конечно. Во-первых, ни в коем случае не класть яйцо, и, во-вторых, если ты подаешь котлеты с пылу с жару, то в каждую, когда лепишь, положи маленький кусочек льда, ну а если льда нет, то кусочек сливочного масла, вот и весь секрет.

— Но как же без яйца? Они не развалятся?

— У меня никогда не разваливаются.

— Боюсь, мне даже примитивные котлеты не одолеть, — вздохнула Люба. — В другой раз позови нас на котлеты!

— Ничего подобного! — закричал Махотин. — Никаких котлет, только форшмак!

— В другой раз я сделаю для вас одного форшмак, а для Любы котлеты, чтобы вам не пришлось таскаться ко мне под покровом ночи, — засмеялась чрезвычайно довольная Элла.

— И тебе не лень готовить два обеда? — поразилась Люба.

— Господи, да что стоит сделать несколько котлет? Четверть часа!

— Она не только талантлива и красива, она еще и грандиозно добра! Элла, я ваш преданный поклонник на веки вечные!

С этим они удалились.

У Эллы на душе было необычайно тепло и приятно. Давно так не было.

* * *
Прошло два дня, Эллу мучила совесть. Она так и не позвонила Мише. Но ей не хотелось его видеть. Она знала, что он примчится и придется готовить ему «курицу в полете», а сейчас ей это было противно. Но она все-таки решила, что позвонит ему, когда вернется из Туниса. А то он начнет расспрашивать, охать, вздыхать, и ей сразу станет скучно. Но в этот момент зазвонил телефон. Только бы не Миша, подумала она, забыв, что он ведь не знает о ее возвращении.— Элла Борисовна? — спросил незнакомый мужской голос с той единственной в мире интонацией, по которой она сразу опознала одессита.

— Да!

— Элла Борисовна, мне рекомендовал обратиться к вам Вячеслав Алексеевич Махотин.

— Слушаю вас!

— Видите ли, тут такое дело…

— Вам нужна консультация по авторскому праву?

— Что? По какому авторскому праву?

— Ну я же занимаюсь авторским правом.

— Ах да, он что-то об этом говорил. Нет, меня интересует совсем другое. Мне нужно с вами познакомиться.

— Зачем? — удивилась Элла. Неужто Махотин решил заняться сводничеством? Никогда бы не подумала!

— Видите ли, у нас есть идея одного шоу…

— Шоу? — еще больше удивилась Элла. — А я тут при чем?

— У вас, кстати, потрясающий голос, об этом он не говорил… А слух у вас есть?

— Слух?

— Ну да, музыкальный слух! — уже начал раздражаться собеседник.

— Послушайте, зачем вам мой музыкальный слух? Я вообще ничего не понимаю!

— А вам что, Махотин ничего не сказал?

— Господи, о чем?

— Моя фамилия Пузайцер, Аркадий Пузайцер.

Час от часу не легче! Вот только Аркадия Пузайцера мне и не хватало!

— Простите, но я не слышала о вас.

— Мадам, вы одесситка? Не отпирайтесь, я это слышу!

— Ну я тоже сразу поняла, что вы из Одессы, но все-таки что вам от меня нужно?

— Мне нужно с вами увидеться! Вернее сказать, посмотреть на вас!

— Да зачем на меня смотреть?

— А вы хотите, чтобы я не глядя взял вас в наше шоу?

— Господи помилуй! Какое, к черту, шоу? — разозлилась Элла. — Я юрист и ни в каких шоу сроду не участвовала.

— Но хотите?

— Да боже упаси, зачем?

— Махотин сказал, что вы далеки от мировых стандартов, но это нам и нужно!

— Извините, но, по-моему, это какой-то бред!

Или вы не в состоянии складно изложить ваши мысли!

— Ой, ратуйте, эта дама так разговаривает с Аркадием Пузайцером, я в восторге! Слушайте, давайте сегодня встретимся. Приезжайте в Останкино, я вам выпишу пропуск!

— Никуда я не поеду! Я вообще ничего не понимаю!

В разговор ворвался женский голос.

— Аркаш, дай мне трубку! — потребовал он. — Элла Борисовна, простите! Дело в том, что у нас на канале задумано новое кулинарное шоу, и Махотин предложил вашу кандидатуру на роль ведущей.

Мы заинтересовались и хотим познакомиться с вами. Теперь вам все понятно?

— Теперь да. Но я.., я вам не подойду.

— Ах боженька! — опять раздался голос Пузайцера. — Подойдете или нет, решать не вам! Короче, сейчас за вами приедут! Мы не можем терять время, нам дорога каждая минута. Вы где живете?

— У метро «Профсоюзная», — машинально ответила Элла, совершенно сбитая с толку.

— Хорошо. У вас есть мобильный?

— Да.

— Записываю!

— Но послушайте…

— Мадам, я не понимаю, вы хотите вести шоу?

— Нет, не хочу!

— Почему? — поразился Пузайцер.

— Потому что это не мое… Я не умею!

— Вы готовить умеете?

— Готовить — да, а вести шоу — нет.

— Ой, мама моя, это же надо сперва житного хлеба накушаться, как говорил мой дед Пиня Пузайцер. А вы пробовали?

— Что?

— Вести шоу.

— Нет!

— Так откуда ж вы, мадам, знаете, можете вы это или нет? Махотин настоящий телевизионный зубр, и если он сказал, что вы сможете, значит, сможете! У него глаз-алмаз, чтоб вы знали! Короче, самое позднее через полтбра часа за вами приедет машина! Давайте ваши координаты и не кобеньтесь. Все равно я от вас не отстану, это ж надо знать Аркадия Пузайцера! Чем вы рискуете? Если не подойдете — что ж, как говорится, извините за беспокойство, а если подойдете… Вы представляете себе, что можете стать звездой, как Андрей Макаревич!

— Но Андрей Макаревич сначала стал звездой, а потом уж…

— Ну ладно, пусть не Макаревич… — легко согласился Пузайцер. — Но все равно. И потом, за это еще платят деньги, учтите! К тому же Махотин сказал, что вы красивая одинокая дама. Так у вас женихи будут со всех концов страны, из ближнего и дальнего зарубежья!

Элла расхохоталась. Ей вдруг стало весело.

А чем черт не шутит!

— Ладно, земляк, так и быть, присылайте машину!

— От это другой разговор — возликовал Пузайцер. — Я таки умею находить аргументы, вы так не считаете?

— Считаю, считаю!

— Только еще два слова! Не надо наводить марафет!

— То есть?

— Ну красить глаза и все прочее, у нас классные гримеры! И вообще, нам надо вас увидеть в первозданном виде. Это понятно?

— Это понятно.

Пока она ждала машину, в голове у нее был полный сумбур. И в чувствах тоже. Но потом она сказала себе: Элла Борисовна, ты и вправду ничем не рискуешь. Скорее всего, ты им не подойдешь, так чего волноваться? Кто возьмет такую толстую корову на телевидение? Это ведь будет антирекламой.

Смотрите, мол, она хорошо готовит и вон на что стала похожа… Конечно, они тебя не возьмут, но зато побываешь на телевидении, это уже само по себе интересно. Ну скажут они тебе, что ты им не годишься, что с того? Ты и сама знаешь, что не годишься, так в чем проблема? Все равно, хуже чем в венском аэропорту тебе не будет, когда мать через двадцать с лишним лет воскликнула: «Элка, какая ты толстая!» А вот Махотину я явно понравилась, раз он меня им рекомендовал, пусть даже не я ему понравилась, а форшмак… Краситься не нужно, а вот одеться прилично надо. Она задумалась, а потом надела темно-коричневые брюки, такую же водолазку и бархатистый бежевый пиджак, купленный в Вене. Придирчиво себя осмотрев, она переоделась в черные брюки с черной рубашкой — любимый свой туалет. Простенько и со вкусом.

Машина пришла раньше обещанного.

В Останкине ее встречал высокий, тощий мужчина в бейсболке, из-под которой свисал на спину длинный хвост.

— Рад знакомству! Пузайцер! — представился он.

Элла так удивилась, что даже рот открыла. Она представляла себе Пузайцера толстым коротышкой с огромной потной лысиной.

Он повел ее бесконечными коридорами, где время от времени пробегали собаки и кошки, где полы были покрыты драным линолеумом, а из туалета, мимо которого они прошли, здорово воняло.

— Вы небось думали, тут мраморный дворец, — усмехнулся Пузайцер, словно угадав ее мысли. — Смотрите под ноги, а то можно и навернуться! Но это все мура! Послушайте, а вы где жили в Одессе?

— На Пушкинской.

— А Витьку Шебу вы не знали?

— Что? — поперхнулась Элла.

— Я ж говорю, у меня глаз-алмаз! Вы были Витькиной зазнобой, я вас сразу узнал. Мы его уважали, Шебу! Крутой был парень. Царствие ему небесное!

Элла открыла было рот сказать, что он жив-здоров, но промолчала. Витька, тот Витька, и вправду уже мертв, и царствие ему небесное!— Эх, как наши девчонки вам завидовали." Слушайте, а вы ведь учились в школе Столярского?

— Я ее бросила задолго до Витьки.

— Неважно! Значит, слух у вас таки есть!

Но тут они пришли.


Екатерина Вильмонт