Калиновая горечь

Говорят, двери в церковь открыты для всех, и вот
я иду за тобой по пятам к алтарю в свечах.
Как калиновый чай на губах, по тебе горчат
неотпетой души мысли в тон беспокойных нот,

мысли в тон неприкрытой досады, что растерял,
будто ясень в дождливую осень скупую медь,
отражением право в зеркальных зрачках чернеть,
быть не призраком, а человеком больших начал,

у которого в планах семья, палисад и дом…
и кружить на руках тебя в платье белее вьюг…
Свет покровской свечи на ладонях вконец потух
— ты просила найти моё тело в бреду немом.

Я не там, и не здесь, как рукой к сердцу не тянись… 
От потерь до потерь во мне вера крепчала в нас.
До чего же калиновым чаем горчит рассказ
неотпетого сына Отчизны с крестами ввысь.

Я иду за тобой круг за кругом, из зала в зал.
Может где-то в какой-то больнице ни жив, ни мёртв?
Ты выходишь такой же из церкви в просторный двор,
а там холод венки на солдатских гробах сковал.

И ты плачешь по мне, будто в каждом я.
Если смог бы, и сам бы завыл как побитый волк.
Боже правый, неужто и правда я в битве слёг?
Почему ты не дал мне за мать и отца стоять?

Снова горько до жути губам и горит в груди.
Будто рвётся душа и болит всё сильней спина.
Открываю глаза! Ты со мной, как во сне, бледна,
и огарок покровской свечи на столе чадит.

А сказать не могу ни полслова, ни ах, ни ох.
Только пристальным взглядом кричу тебе: «Хватит слёз.
Я живой! Я к своим вопреки всем и вся дополз...
И я встану, не плачь! Ибо встать мне велел сам Бог».