Мои университеты
Я как раз поступила в колледж на субботнюю магистерскую программу. Там я встретила несколько таких же эмигранток из бывшего СССР. Мы одновременно зарегистрировались на какой-то курс, назвние которого, убей меня, не помню. Это была идеологическая дребедень, которая и в штатах, как оказалось, преподается. Курс был несложный, вел его молодой преподаватель по фамилии ГОрдон с ударением на первом слоге. Вот уж его фамилию, в отличие от названия курса, забыть невозможно. Все обучение у него сводилось к тому, что мы должны были читать книгу “Amazing Grace” by Jonathan Kozol, и комментировать ее на занятиях.
Книга эта описывала безысходность и беспросветность существования в гетто для чернокожих. Речь в ней шла о маме и сыне, живших в квартире одного многоэтажного проджекта. Мама была на вэлфэре, разумеется, а сын, в отличие от своих сверстников, был задумчивым и скромным подростком, не желавшим водиться с обкуренными с малолетства ровесниками. Книжку эту я не перечитывала, но какие-то детали из нее крепко врезались в память. Поскольку большинство жителей этого дома занималось наркоторговлей, во избежание полицейских рейдов вход в него был замурован, и все пользовались специально прорытым подземным ходом. Никто, кроме жителей дома, не знал, как войти в многоэтажку, поэтому и полиция никогда туда не совалась. Когда в доме сломалась система отопления, работники коммунального хозяйства не могли туда проникнуть, и жильцы остались без отопления на всю зиму, спали в верхней одежде, кутались в куртки, шапки и одеяла. Однажды какой-то мужчина провалился в шахту лифта и разбился насмерть. Его труп упал на крышу кабины лифта и так катался вверх-вниз вместе с людьми, которые ни сном, ни духом не ведали, что у них творится над головой. Трупный запах усиливался, становился невыносимым, но люди просто затыкали носы, пока по стенкам лифта не потекла коричневая жидкость. Тогда уж ничего не оставалось, как вызвать полицию. После того, как труп извлекли, изобретательный народ прорыл другой тайный лаз , чтоб все-таки дом для полиции оставался недосягаем. Еще в книге упоминался крематорий больницы, расположенный недалеко от высотки. Из крематория шел неприятный дым, который автор книги сравнил с дымом из печей в фашистских лагерях смерти. Эта циничная параллель вывела меня из себя, но выразить свое возмущение я не решалась. Да и зачем?
Критику этой книжки вовсю выражали мои русскоязычные однокурсницы. Эти женщины были старше меня, опытнее и смело пользовались правом на свободу слова, хотя их английский был небезупречный. Они считали, что проблема этой книги абсолютно надуманная, высосанная из пальца. Жители злосчастного дома отнюдь не изгои общества, а, наоборот, привилегированные его члены, которые сидят на полном иждивении у государства из поколения в поколение, за квартиру платят сущие гроши и не желают пользоваться никакими возможностями в стране возможностей. Спорщицы приводили в пример себя , доказывая, что в Америке можно преуспеть даже таким эмигрантам, как они, приехавшим без цента и начинающим с нуля уже в немолодом возрасте. Они хотели бы посмотреть на обитателей пресловутого дома, если бы им пришлось платить тот рент, который с первых дней платили они со своими семьями. Да, работы еще не было, вэлфэра не хватало. Что ж, они ходили на уборки, их сыновья-старшеклассники подрабатывали бас-боями в ресторанах, а мужья – доставкой пиццы. На дерзких любительниц критиковать и спорить укоризненно поглядывали остальные студенты, мол, ну отвяжитесь вы уже со своими дискуссиями. Преподаватель Гордон, человек лет 35 с блеклым и невыразительным лицом, выглядел бледно и раздраженно. Он довольно безапелляционно заявлял, что дамы абсолютно не поняли, о чем книга, и не могут сравнивать себя, белых и образованных, с обездоленными чернокожими обитателями дома. Тут уж мои приятельницы разошлись не на шутку, справедливо вопрошая, почему же они сплошь и рядом видят в Нью-Йорке чернокожих самых разных профессий и на руководящих позициях. Гордон сказал, что эти трудящиеся чернокожие явно не выходцы из гетто и что дамы должны быть благодарны своей стране (то есть СССР), давшей им бесплатное высшее образование. Одну из моих приятельниц будто оса укусила. Она в запале доказывала, что многоэтажка, описанная в книге, это советский союз в миниатюре. Да, там было дешевое жилье, бесплатная медицина и образование, но все жили в огромном лагере, не имея свободы слова, предпринимательства и возможностей. А уж как граждан СССР уничтожали и держали в страхе на протяжении 70 лет, почитайте в книге Солженицына. И совершенно не странно, что империя зла, по меткому выражению Рейгана, развалилась. Мистер ГОрдон на это высокомерно и издевательски ухмыльнулся и произнес, что СССР рухнул по вине того самого Рейгана. А хоть бы и так, что плохого то? А как же массы обнищавшего населения, возражал преподаватель.
У меня от удивления и возмущения глаза вываливались из орбит. Это ж нужно было мне приехать в Америку и пойти учиться в университет, чтобы узнать, что развал совка дело плохое. А мне казалось наоборот: железный занавес рухнул, люди смогли выехать, публиковать все подряд, бывшие республики превратились в независимые страны. Неужели этот ГОрдон такой догматичный и узколобый? Да у нас такие даже в КПСС не состояли. В общем, “доцент был тупой”, как говорилось в известной советской комедии.
К русским участницам дебатов неожиданно на выручку пришли две молодые латино-американки. Они были как раз из того самого Южного Бронкса, где находился злополучный дом, о котором мы читали. И говорили они спокойно и убедительно, что несмотря на то, что живут в плохом районе, где на каждом углу кучкуется неблагонадежная шпана, это им не помешало устроиться на работу и пойти учиться.
ГОрдон снова злобно побледнел. Его представление о том, что американское негуманное государство виновато в ужасном положении мирных наркоторговцев, посыпалось.
Мы навсегда возненавидели левого социалиста ГОрдона, а автора книжки иначе, как козлом не называли. С тех пор прошло немало лет. Левизна в американских университетах просто зашкаливает. И не только в университетах. Голливуд, например, это вообще партия большевиков какая-то с миллиардами долларов. Теперь такую дискуссию вряд ли можно представить: моментально заклеймили бы в расизме, белом супрематизме, сионизме и нацизме до кучи. Искренне и давно не понимаю многих русскоязычных интеллектуалов, на своей шкуре испытавших прелести совка, но здесь, в Америке, голосующих за левых.
Свидетельство о публикации №124011006753