Каштелян

                Кого мы помним,
                кого мы сейчас забываем,
                чего мы стоим,
                чего мы еще не стоим;
                Joseph Brodsky

Как по пензенским улочкам взор мой неспешно гуляет, и шарясь
На углу изначально Казанской с Предтеченской улиц тайком,
Первозданной усадьбы с тремя флигелями рисуется абрис,
С мезонином татарских князей деревянный разобранный дом.

Флигель каменный, благо, потомки ордынского хана Тыныша
Двухэтажный, жилой превратили в соборную центра мечеть.
Самобытное главное здание росчерком властным, чванливым
На окраину града отправлено в брёвнах трухою коптеть.

Как по Пензе родной разойдётся мой взор по любимой мещанке,
(Домовитый, усердный, заправский такой городской мажордом)
Заплывёт в околоток купеческий сурской ладьёй спозаранку,
И сыновним заботливым взглядом губернский окинется дом.

Челн по Верхне-Посадской легонько бежит колыбелькою к сердцу,
От центральной площадки Базарной тихонько сплавляясь к Суре.
В незапамятный день белорыбица, стерлядь везлись к самодержцу,
От сливных отливантов садок рыболовный - порожний теперь.

И средь бонзы мотив бесшабашный на тему торговли звучащий,
Столь нелепо как будто с тобой говорит статс-коммерции тать;
О продаже объектов твердит волокитчик двурушный всё чаще,
Пробавляться чем станет мой град, ежель нечего будет продать?

На заштатных пирах волокит сессионных прогорклый эгрегор -
Бородатый смутьян, - барражирует с принципом - «hier und da»;
У подьячих бумажным драконом обжился обрюзгший коллега.
И из пушкинской сказки петух пробазланит взапой - «да - да - да!»               

По мощённой ли стёжке центральной вальсируя днесь лукоморья,
Иль маньчжурской тропой пробираясь чрез твой городской гаолян,
Благодарностью житель исполнен к гражданке простого сословья:
«О, мещаночка Пенза, я твой навсегда коренной кастелян».