Про барана

Жил-был Баран, крученый рог.
В хозяйской вотчине, беспечный,
гулял, нагуливал жирок,
лоснился шубою овечьей.
 
Зелёный луг душистых трав
ему был кормом и раздольем
где он, бывало, крутой нрав
бараний свой казал до крови.
 
Не знав печали и тревог
он так судил мироустройство:
что человек двурук, двуног
к его бараньему удобству.
 
И право, как не рассудить,
когда в заботах о Баране,
тот стойло чистит, носить пить
и в прочих, для него, стараньях.
 
Так жил он до недавних дней,
пока сорока-белобока,
перелетавшая с полей,
не залетела в околоток.
 
- Здарова кум! - Кричит ему,
усевшись ловко на заборе.
Баран, с надменностью во взоре,
кивает, молча, на куму.
 
- Какой ты важный, милый друг!
За зря не выронишь и слова.
Не то, что глупая корова -
мычит дурёха на весь луг.
 
И правда то. Тебе ль по чину,
на всяку птичию дичину
транжирить ум и время ценны?
Молчанье истинно бесценно!
 
Уж это знаю по себе.
Трещу без умолку и толку
и от того, скажу тебе,
ум истоньшился до иголки.
 
Сорочьей песне рад Баран.
Стоит жуёт с довольным видом.
Трещётка ж, затаив обиду,
для мести выдумала план.
 
"Гордец надменный, погоди!
Тебя я проучу на славу!
Ещё узнаешь впереди
сороки хитрые забавы."
 
И вертихвостка принялась
трещать и прыгать на заборе
и полной, как в весенню пору,
хвальба рекою полилась.
 
- Какая шерсть! Струи витые!
Рядок к рядку лежат колечки!
На счастье мне не золотые,
а то бы лопнуло сердечко.
 
Какая поступь! Какой стан!
Какая глубина во взоре!
Недаром говорят: Баран
Величьем затмевает горы.
 
А уж рога-то! Ах, рога!
Воистину венец! Корона!
О них и в дальних берегах
судачит каждая ворона...
 
Баран, не знавший в жизни лести,
так и застыл столбом на месте.
Трясёт лишь мелко бородой,
да сыплет изо рта травой.
 
Сорока ж удержу не знала -
его с звездою обвенчала,
вручила власть по всей Земле
и убедила бы вполне,
 
что он наследный принц вселенной
и прочему, что в ум взбредёт.
Как видит - человек идет
от дома поступью степенной.
 
- Я одного лишь не пойму,
скажи, как вышло, друг любезный,
что твой слуга, хоть и полезный,
живёт один в большом дому,
а ты с коровами в хлеву.
 
И с тем внезапно улетела...
 
- - - - - - - - - - - - - -
 
Вторую ночь не спит Баран.
Считает звёзды, небо мерит.
Чем соблазнительней обман,
тем больше хочется нам: верить
 
в весомость стен дворцов воздушных;
забыть рутину будних дней
однообразных, серых, скучных;
бежать за тридевять земель,
 
чтоб сказка с нами приключилась;
хоть в бурю посреди морей
готовы мы, лишь бы скорей, скорей
хоть что-нибудь случилось!
 
Знакомо это чувство Вам?
Вторую ночь не спит Баран!
 
И так то был тщеславным он,
да егоза ещё напела.
Баран, совсем поплыв умом,
в хозяйский дом шагает смело.
 
В свидетелях одна заря.
Удачи чуть. Дверь в пол-открыта.
И вот уже в избе копыта
новоявленного царя.
 
Дворец! Исполнен сказок чудных -
едой украшен каждый зал!
Сначала занавесок вкусных
Баран, на радостях, сжевал.
 
Затем копытом, в грязь обутым,
стол опрокинул. Отчего
из вазы изобилья фрукты
на лоб посыпались его.
 
Уж он ходил! Уж он топтался!
Всё задом тучным поронял!
И если что жевать он брался,
то, основательно жевал.
 
Пробило полдень, час минуло.
Король от празднества устал.
Как, вдруг, в тени что-то мелькнуло!
Баран барана увидал.
 
Исполнен праведного гнева
он на зеркального врага.
Тот, голову склонив, ответно
для боя выставил рога.
 
Как они сшиблись! Сталь и камень!
Искрами брызнуло стекло!
Будто костром взметнулся пламень.
И дверь изрядно повело.
 
Ещё удар! Вперед, не глядя,
бьёт с силой он, победы ради.
Соперник пал с петель слетев.
Баран с разбегу залетев
в владенья новые вступает
и в царску спальню попадает.
 
На облаках перины пышной
возлёг премудрый и всевышний,
курчавой пару раз мотнул
и, сытый, счастливо уснул.
 
Его хозяин, малый дюжий,
Барана вечером утюжил.
И в хвост и в гриву его сёк.
Насильно к выходу волок.
 
Баран ревел и упирался,
никак, кудрявый, не сдавался.
Упрямился, башкой вертел.
В сарай из замка не хотел
 
теперь он вовсе возвращаться.
Да и вообще, как тот посмел
с царём своим так обращаться?!
 
- - - - - - - - - - - - -
 
С тех пор неделя промелькнула.
Баран весь исстучал забор.
Да вот, соседка заглянула.
И с ней такой был разговор:
 
- Здоров будь, милый. Как дела?
К тебе зашла вот на минутку.
Шла до соседнего села,
да разболелась не на шутку.
 
Я у тебя тут посижу.
Пожду пока спина отпустит.
Да ты осунулся гляжу,
Не брит давно и взглядом грустен.
 
Сосед колючую щетину
усталою потер рукой
и, сразу, на свою скотину
ответил жалобой такой:
 
- Кума! Баран сошёл с ума!
Желает спать в моей постели!
Сломал мне дверь и два стола.
Буянит целую неделю!
 
Всё лезет в дом! Уж сладу нет.
Запрёшь, так он орёт истошно.
И так извёл меня, что точно
с него я скоро дам обед.
 
Уставший от таких забот
с ней долго говорил мужчина.
Старуха ж, глядя ему в рот,
понять пыталася причину.
 
Кума была совсем глуха.
Но в том ни разу не призналась.
И потому у ей молва
чудесным образом менялась.
 
Мол у Семёныча баран
такой шутник, что страх находит.
С утра садится за баян
и песни разные заводит.
 
Пьёт кофий утром за столом,
журналы умные читает.
Переселился к нему в дом.
И даже в слух до ста считает.
 
Молва на то и есть молва,
чтобы, летя от уха к уху,
переиначить все слова
и прочее в подобном духе.
 
И стал баран мсьё Баран,
консерватории эксперт.
И слух пошёл, что будет дан
рояля клавишный концерт.
 
Вечор собралося народу.
Забор усеян до крыльца.
Желают все услышать оду
от старика и до мальца.
 
Баран был выпущен на волю.
Фортепиано тут как тут.
Беззвучно замерли все стоя,
чудес и невидали ждут.
 
Баран, гордынею обьятый,
рога несёт словно венец.
Взошёл по лестнице дощатой.
И к фортепьяно наконец.
 
Обнюхав тщательно станину
он, как и всякая скотина,
полюбопытничать полез
и сходу взял до ре диез.
 
Толпа ему возликовала!
 
До грандиозного провала
остался только краткий миг.
Но за секунду, в лучах славы,
Баран и правда был велик.
 
Не стану я писать друзья
о том, что дальше приключилось.
Одно добавлю только я
рагу с Барана получилось
 великолепное!