Стихи Максимилиана Потёмкина
Максимилиан Потёмкин
А душа, коль такая дуреха,
Коль ей здесь неуютно и плохо,
Пусть поднимется, радуясь воле,
Над моею последнею болью.
Пусть поднимется в горние дали,
Пусть летит в незнакомой печали,
Там, где воздух от вечности синий,
Над костром, что зовётся Россией.
***
Но в оранжевой тьме электрической долгой зари
Драгоценной поры шелестят под ногами приметы,
Только тёмен восток на краю повседневной земли,
Далеко от меня и гранитного берега Леты.
Только вечер плывет, изумлённо теряясь в ночи.
Уже пьют купола зачумлённую звёздную воду,
И угрюмый закат собирает свои кумачи,
Да старуха-река вспоминает былую свободу.
Мы приходим сюда налегке, без монеты во рту,
Но как мысли о смерти, над нами цветут асфодели,
И в мучительной дрёме всё слышим мы музыку ту,
О которой не вспомним, очнувшись к утру в колыбели.
1991 г., С.-Петербург
Как кара Божья русские апрели.
По мне, так многократно хуже стужи
вальяжные откормленные лужи.
Но будет ныть. Обут, одет терпимо.
Идём себе с дождём чего-то мимо.
Он кончится когда-нибудь, как жизнь.
Поэтому держись, дружок, держись…
Лупи наотмашь – бешено, отважно.
Лупи, дружок – остановиться страшно.
Жизнь хороша, хотя как посмотреть –
Кому-то солнце, а кому-то – смерть.
***
Уходит день - крадёт пригоршню мёда,
Но я щедрей, чем медленная жизнь.
Как лепестки, я дни срываю с года.
Мне шорошо. Мне некуда спешить.
Уже навис над утомлённым летом
Иной поры тяжёлый небосвод,
И тишина вдруг обернётся светом,
И так застынет - вполуоборот !
И будет вечным вечер на ресницах,
И облаков безжизненный полёт,
И в комнате любовь моя и птица,
Что под окном из лужи воду пьёт.
Москва, 1996 г.н.э. Из книги "Ставиатор"
Вот скажи-ка мне, Лесин -
Я ведь не интересен?
Как актёр не Безруков.
Это так, Щербак-Жуков?
И поэт я не броский,
Подтвердит Стас Домбровский.
Не Есенин, не Бродский,
Даже не Новиковский.
И не из иномирцев
Как Серёга Сибирцев.
Будет низкой оценка
Мне от Сани Гриценко.
Вобщем, тоже бездарен,
Как какой-нибудь Дарин.
Чистяковы и Злыднев
Вряд ли скажут обидней.
В небесах не витаю,
Как Зоар-Дементаев,
И кино не снимаю,
Как Холодный и Маев.
Лишь стихи пишу спьяну
В пику Маловерьяну.
Жизнь проходит нелепо.
Слышишь, Дима Дерепа?
И нелепо, и мимо.
Так-то, Asker-Ефимов.
Мир как будто безлюден
(Тверь не трогаю, Юдин).
Не хватает угару,
Как Даниле Дзыгару,
Не глумится назло вам,
Как Серёге Лызлову.
Ценят лишь - но доколе? -
Сыромятников Коля,
Манчев, Житнич, Петрович -
Краток список сокровищ.
Вобщем, тварь я и сука.
Подлый морок фейсбука.
Ты прости, я - химера,
Шаповалова Вера.
20 октября 2015 г. ·
Надо мною растут небеса,
Раздуваемы как паруса.
Не ветрами они раздуваемы,
Не Эолами и не Ваюми.
Небеса – это как бы домина.
Там хоромы, а здесь домовина.
Поменяли пространство жильцы
И растут надо мною венцы.
Не грустится чего-то, не молится.
Стратосферой проходит околица.
И быть может, где солнце и ветры,
Для меня приготовлены метры.
Моё имя в небесном собесе.
Но прописан пока ещё здесь я.
Дышит в душу мне новый февраль.
Видно, камни не все я собрал.
***
Отъезд мамы
Она засуетилась: « Где билет?
Там, кажется, ещё одна поездка!»
Был поздний час. Метро ходило редко.
Спесиво ждал надменный турникет.
Они исчезли – весь нелепый скарб,
Пальто верблюжье, чаянья о сыне,
Билет ненужный, жилка у виска,
Привычка прерывать посередине
Историю, что я не досказал,
Да Бог бы с ней! Быть может, будет время…
Томится изнывающий вокзал,
Как без дождя в земле томится семя.
Он ждёт её: она уже близка.
Он ждёт её и все её приметы –
Пальто верблюжье, весь нелепый скарб,
И жилку, и ненужные билеты.
Он остановит все свои часы,
Он распахнёт все выходы и входы.
Так, мама, ждать умеют только псы
Той самой замечательной породы.
Успей же, мама. Стиснув кулаки,
Я и вокзал всё ждём и смотрим прямо.
Она… Она!. Шаги её легки.
Достань билет. Он всё же нужен, мама.
24 октября 2013 г.
Когда-то дочь носил я на плечах.
Теперь я окончательно зачах.
Теперь она уже мне выше плеч,
А я позволил времени истечь.
Когда-то в сердце я носил жену.
Любимую, но всё-таки одну.
Я жил, любя, не ведая конца.
Теперь я без жены и без кольца.
Когда-то веру я носил в груди.
Теперь там крест, а вера позади.
Прости меня, Господь, и не брани.
Я не хотел, но мы с Тобой одни.
Я до сих пор таскаю сам себя.
Не веря, не надеясь, не любя.
Я заблудился в сумрачном лесу,
Но всё-таки домой себя несу.
Когда-то дочь носил я на плечах...
***
Я на лавочке в центре вселенной.
Я устал. Я сегодня за мир.
Я любуюсь на обыкновенный
Непутёвый чарующий мир.
Гвалт и гомон на детской площадке.
Не осталось на клумбе цветов.
Вдалеке прошагали лошадки,
Унося недовольных ментов.
Но среди умиранья и тлена
Что-то вечное будто звенит.
За шоссе колобродит арена,
Где сцепились "Спартак" и "Зенит".
Бог им в помощь. Конечно, футбольный.
Им, пожалуй, сейчас нелегко.
Я сижу, нестерпимо довольный,
Попивая украдкой пивко.
Как вопит быстроногая молодь!
Как блестит в небесах самолёт!
С тополей насекомая сволочь
Мне за шиворот шустро снуёт.
И сижу я, восторгом объятый.
Я ведь всё же куда-то пришёл.
Просто мы - навсегда октябрята.
Хорошо.
Хорошо.
Хорошо!
05.X.2020 г.н.э.
Дайте мне такую тишину,
Чтоб её я обнял как жену.
Чтоб она вошла в меня как в дом,
И навеки поселилась в нём.
Я бы стал прозрачным и большим.
Я бы стал никем не разрешим.
Я бы встал тогда перед отцом,
И явил ему своё лицо.
А на нём - озёра и поля,
Долгий ветер, снасти корабля,
Шёлк и бархат, зебры и слоны.
Пусть он видит слепок тишины.
Я же до сих пор дурак и враг.
Стиснуто лицо моё в кулак,
И грожу я этим кулаком
Каждому, с кем даже не знаком.
Кто угодно, дайте тишины!
Мы её за что-то лишены.
Беспрестанен и надсаден гул.
Он везде. Я больше не могу.
Тот, кто может, дай мне тишину.
Я прошу немного - хоть одну.
Снизойди же со своих вершин.
Дай одну мне из любых тишин.
Тишина - и явным станет свет.
Тишина - она на всё ответ.
Ничего на свете громче нет,
Чем сиянье света в тишине.
2017 г.н.э.
Вдруг получилось тихо, радостно,
И небо чудится престолом,
Хоть пустотою лихорадочной
Пронзительный октябрь полон.
Прозрачен он до изумления.
Он будто сам собой пронзённый.
Сурово пялится на Ленина
Неинтересный дом казённый.
И аромат посмертной прелости
Струится по бульвару свято.
Опрятен город моей зрелости,
И строг. как искренняя клятва.
И я тропой своей пешкомою
Ему клянусь в своей усталости.
Скорбей и бед твоих лишённые,
Мы таем с ним от лютой жалости,
От пустоты, от утомлённости,
От безысходности хотя бы,
И плачет липами и клёнами
Такой пронзительный октябрь.
И ждём мы с городом немеркнущим,
Пока набухнут капли времени,
Что нам и так уже обещаны
Давно приметами осенними,
Когда взломают небо трещины
Ветвями голыми и гордыми,
И к нам вернётся наша женщина
С своими бедами и скорбями.
10. 10. 2017 г.н.э.
Был дед в подземном переходе,
Октябрь был, была Москва.
Последней нотою в аккорде
Гремела битая листва.
Уже прорезана огнями,
Густела молодая мгла.
Но это там, над ним, над нами,
Среди бетона и стекла.
И на нужду не намекая,
Воткнув в карманы ветки жил,
Старик стоял подобно Каю,
Что слово "вечность" не сложил.
Грибообразный, мутноглазый,
Стоял и не тянул руки!
Достали эти метастазы,
Едва живые старики.
Уж их и так и в хвост и в гриву -
Война, развал страны, дефолт.
Они же, твари, нагло живы.
Они на смерть забили болт.
Их тьмы и тьмы по переходам
Стоит столпами на пути,
И мне со всем честным народом
Меж них приходится идти.
У них в руках носки, багульник,
Плетёнки, всяка разна хрень,
Но не выпрашивают рублик,
А словно на посту весь день.
Во всякий час, в жару и в холод
Я вижу этих гордецов.
И я иду, уж сам не молод,
И у меня горит лицо.
Россия! Ты не виновата.
Такой уж у тебя уклад.
Но так нельзя. Но так не надо!
И знаю - я-то виноват.
Старик! Отец. Ну вынь ты руку.
Ещё не холодно пока.
Да протяни ж ты граблю, сука!
Что ж так дрожит моя рука...
Ему я сунул сигареты,
Последние гроши всучил.
Отец, прости меня за это,
И перед Богом промолчи.
28 окт. - 13 дек. 2016 г.н.э.
Снег упал и не шевелится.
Просто рухнул и лежит.
На машину и на деревце,
На чужие гаражи.
Он послушен и беспомощен,
Хоть ругайся - всё снесёт.
А мы топчем его, сволочи,
И ворчим на это всё.
Не пройти, мол, не проехати,
Всё не эдак, что за жизнь!
И зарплату платят нехотя,
И чужие гаражи.
Что ни пробуем, ни делаем,
Всё не ладно, всё враньё.
А вокруг сияет белое,
И гуляет вороньё.
2013(?) г.н.э.
***
20 февраля 2020 г.
Я три часа играю в дурака
С самим собой. Других-то нет под боком.
Конечно, мириады их под Богом,
Но мне сегодня не до них пока.
В окне гниёт подобие весны.
Повсюду траур. Похороны снега.
Я режусь в карты с пьяным альтер эго,
И мысли наши мелки и гнусны.
Живя от пузыря до пузыря,
Я, как невинность, пестую пороки.
Как в никуда уходят эти строки,
Бездарно утекают козыря.
Да что ж такое! Я опять беру.
Причём играем мы в переводного.
Когда бы жить мне предложили снова,
Я б предпочёл, наверное, буру.
Я вновь дурак с обвислым колпаком.
Победа или проигрыш - всё морок.
Ползёт весна. Тебе весьма за сорок,
А ты всё бредишь русским языком.
***
В заветной вышине костров не разожгут,
Усталых матерей не приласкают дети,
И промелькнёт судьба в заоблачный приют
По ветхому мосту в рассохшейся карете.
Мне счастие дано следить движенье звёзд,
Но чёрная земля уже призывно шепчет,
И смелое дитя раскачивает мост,
Мерцает серебром его узорный чепчик.
Дитя, остановись! К тебе идут волхвы
По голубым пескам в сияющих одеждах.
Они твоей святой коснутся головы
И всё, что рождено, уже не будет прежним.
Дитя, беги, беги! Мне слышен гром копыт.
То кони как чума и страшен их возница.
Твоя земная мать, непризнанная, спит,
А ты же слишком горд, чтоб ей хоть раз присниться.
В заветной вышине не разожгут костров,
Земля не разожмёт запёкшиеся губы,
И прочь летит судьба, а на колёсах – кровь.
Мне слышен лай собак и золотые трубы.
***
Средь ханжества и мракобесия,
Полубезумный от потерь,
Я в дом по имени Депрессия
Вхожу - и запираю дверь.
Не разведу огня я в доме том,
Кормя камин сухой щепой,
И не усядусь в кресло с томиком
Местами неплохого По.
А медленно пройдя меж пятнами
Былых веселий и забав,
Закрою ставни аккуратно
На вроде рыцарских забрал.
Чтобы ни щели, ни полщёлочки,
Ни дуновенья у виска.
Чтобы ни ангелы, ни сволочи
Не знали, где меня искать.
Чтоб в одиночество блаженное
Нырнуть как в омут, в бездну, в топь!
Пусть без меня рыдают женщины
И мчат взволнованно авто.
Меня не будет. Сами как-нибудь
Блистайте, золотом слепя.
А я на дно, как каракатица,
Вздыхать и думать про себя.
Да вот тревожит что-то смутное,
Как не рождённая печаль.
Душа ерошится, как будто бы
С чужого стянута плеча,
И луч, пробившись через дерево,
Скользнёт по стенам, по трюмо.
О нет, не всё ещё потеряно!
Какое, к чёрту, never more!
Не теми я прельщён хоромами!
Я червь, я бог, я раб, я царь!
Я вижу берег очарованный,
Аптеку, улицу, фонарь.
дата неизестна
Май горючий, горячий. Одесса!
Так ещё не бывало с тобой.
Мутно врёт ошалевшая пресса
Над полсотней закрытых гробов.
Твоё небо подёрнуто пеплом,
По проулкам гуляет зима.
Как случилось, что снова окрепла
С корнем выдернутая чума?
Словно мчались куда-то, да юзом
Вдруг пошли и сорвались в кювет,
Где пылают дома профсоюзов,
Где за гордость свинцовый ответ.
Сорок шесть? Сорок восемь? Как молот,
Здесь прошлась, улюлюкая, гнусь.
Их, ублюдков, никто не отмолит.
Принимайте меня в профсоюз!
2014
На полуночном асфальте - некрасивая зима.
Руки гения спустились на оплывшие дома,
На уродливые крыши рассыпает доминант,
Доминает, донимает наши души музыкант.
Бьёт прекрасною рукою в изнывающую жесть,
Выскребает из покоя нашу маленькую жизнь.
"Мы - степенные скитальцы, погостим - и на погост!"
Окровавленные пальцы распаляет пианист,
Изувеченные пальцы не жалеет пианист.
Грохот музыки незримой, дорастающей до звёзд.
"Мы - другие. Мы не верим хору хриплых Аонид:
Кто на миг тебя погубит, тот навеки сохранит".
Полночь. Музыка. Крещендо. В рёбрах мечется душа.
Но уже рокочет кода по тенетам этажа.
Выше. Выше! В горле омут… Золотой высокий свет!
Черный знак на белом лоне, я опознан - и пропет!
И, запаянный в аккорде, молодой вселенский звук,
Я лечу, спалённый в коде вдохновеньем этих рук.
А они гремят октавой мятых клавиш жестяных,
А они полны отравы для брезгливых и больных,
Там, где красное веселье, драгоценная тюрьма,
Утра мутное похмелье и - бездарная зима.
ПИЛАТ
Сегодня ночью выпал свет.
И света было много, много.
Он падал хлопьями как снег.
Фонарь маячил одиноко.
И как бы звал: "Сюда! Сюда !
Я здесь стою, нельзя иначе!"
Я не узнаю никогда
Кем маяком он был назначен.
И свет на свет летел из тьмы.
Он был безмолвным и огромным,
Но язвы умершей листвы
Сквозили под сияньем ровным.
Он не слепил, не истязал.
Он был как мир на всей планете,
Но мне казалось, что нельзя
Мне оставаться в этом свете.
Он падал мерно на песок
В часах единственно не лживых,
А время, пулею в висок
Войдя, застыло в жилах.
23.12.2023.
Свидетельство о публикации №124010907467
Вы буди в библиотеке? Я Вам напишу завтра.
Нина Ландышева 10.01.2024 22:37 Заявить о нарушении
http://proza.ru/2022/02/08/2049
Нина Ландышева 10.01.2024 23:24 Заявить о нарушении
Нина Ландышева 12.01.2024 22:44 Заявить о нарушении
Галина Ларская 18.01.2024 21:04 Заявить о нарушении
Нина Ландышева 18.01.2024 23:15 Заявить о нарушении
Галина Ларская 19.01.2024 00:10 Заявить о нарушении
Нина Ландышева 19.01.2024 00:50 Заявить о нарушении
Нина Ландышева 19.01.2024 11:14 Заявить о нарушении
Нина Ландышева 20.01.2024 19:13 Заявить о нарушении