Терен-цв т галичанка!

Целовались в кино на последнем ряду,
чтобы зрители в зале её не узнали,
потому что чужая жена, и оба в Аду
это счастье, сворованное, проживали.
В наслаждении губ, в суетливости рук
прятали стыд, согревали тревогу,
черти тенями стен бродили вокруг,
а с экрана пугал юродивый богом…
Уезжали автобусом из Дрогобыча
незнакомыми с виду, печалясь этим,
берегами реки шли по разные стороны,
опасаясь, что мужа в Сходнице встретим...
Расставались поклонами трав шелковистых,
нас цветами в плетнях обгоняли мечты,
что когда-то подаренным ярким «намистом»
Не раскаешься мною, а признаешься ты!..

Но не знал я тогда, что болеешь — смолчала;
что Господь потому-то продлил бабье лето —
загуляла листва, холода разбросала
по Карпатам звенящим и солнцем согретым.
«Галичанка» моя! «Терен-цвіт» на лугу,
Стрия шёпот тобою с недавно скорбящий,
разве мог я бросить чужую жену?
Нет: увёз и запрятал в дали наше счастье!
От покоя детей, от забот их отца,
от тебя, чтобы ты собой не страдала;
без меня, но семьёю счастливой была,
а рассветом и солнцем во мне просыпалась.
Ты писала мне письма, я тебе отвечал,
каждой строчкой себя объясняя —
заблудился в тебе!.. Но тобою мечтал —
бросил всё и приехал сиреневым маем.
...Встречала подруга твоя, в чёрном вся,
увела к полонине с крестами земными,
показала могилу твою и — ушла.
Так судьба и свела ...с дорогими, родными:
два сыночка твои, «чоловік» и печаль,
как любовь, что делила тебя между нами.
Я безруким стоял, а букет мой сгорал
от неловкой тоски и плакал мечтами…
Мальчуганы цветы полевые сносили
к тебе, на могилу, затем целовали
промокший портрет, бесконечно грустили,
да снова за радостью в жизнь убегали.
Муж спросил между прочим (я отзовусь):
«Мабуть, Ви мою жінку добре знали?»
...Не совсем и соврал, что «нафтусей» лечусь,
а «с дружиною якось разом співали».
Он глазами ожил, тут же вспомнив тебя:
певунью-красу санаторной лечебницы!..
Я молился тобой, он крестился, любя,
за тебя, за себя и, конечно, за первенцев.
А потом напились мы и ...плакали горько,
утешая друг друга и горем дыша.
У речки прощались, где однажды на взгорке
он первым увидел и влюбился в тебя.
Может быть, потому и запели на «Раз!»,
для тебя, и твоё — чем брала ты сердца.
Но старались и небо услышало нас —
посинело глазами твоими с лица:
«Цвіте терен, цвіте терен, а цвіт опадає,
хто в любові не знається, той горя не знає.
Очі мої, очі мої, що ви наробили,
кого люди оминали, того полюбили...»

«Терен-цвіт Галичанка!», моя-не моя,
ты собою меня от души угостила —
нет в любви запоздалой хмельнее вина
и того, что за нас сама жизнь пригубила.
Я пишу в кинозале, на последнем ряду,
а повсюду целуются стыд и желания,
как когда-то и мы: проживали в Аду
нежно-робкое наше обмана свидание...

...Верность — это замок, что врезает Любовь,
но она же ключи отставляет в пороге.
И не мы их воруем — разлука и боль,
А молва за дверьми пугает нас богом!..

Сентябрь 1986 г. — Май 1987 г.


Рецензии