Пощёчина, или новаторство Эдуарда Мане

"Олимпия" была написана в 1863 году и выставлена на Парижском салоне 1865-го. Картина вызвала один из самых больших скандалов в истории искусства. Мане изобразил элитную куртизанку с бесстыжими глазами; посетителям казалось, что они ошиблись дверью и заглянули не на выставку, а в дорогой бордель по соседству. Одни плевали в полотно, другие пытались проткнуть его тростью. От уничтожения картину спасли организаторы, выставив охрану; вскоре картину вообще убрали с экспозиции. "Никогда и никому не приходилось видеть что-либо более циничное, чем эта Олимпия" (Grand Journal).

Даже название картины отсылало к миру запретных удовольствий. В 1860-х некоторые дорогие проститутки использовали эффектное античное имя в качестве "творческого псевдонима". Роскошный букет в руках негритянки – подарок очередного клиента.

Спасаясь от ярости и гонений парижских буржуа, художнику пришлось сбежать в Испанию. На протяжении 20 лет Мане бережно хранил полотно в своей мастерской. Никто не приобрёл его на распродаже после его смерти. А спустя 17 лет стараниями премьер-министра Клемансо "Олимпия" оказалась в Лувре. Ныне она пребывает в музее Орсе.

Но что если отбросить содержание и рассмотреть одну живописную форму? в чём именно заключалось новаторство Эдуарда Мане? Чтобы в этом разобраться, необходимо получить общее представление о художественных вкусах Второй империи, которой тогда являлась Франция. Обнажённая натура отнюдь не была диковиной; напротив, многие живописцы академического направления эксплуатировали жанр ню, привлекая и соблазняя зрителя, играя на его базовом инстинкте, а иногда на порочных отклонениях от него. Более того: некоторые, например Бугро, Кабанель, Жером, время от времени заходили очень далеко и балансировали на зыбкой грани порнографии и педофилии. И всё это сходило им с рук, поскольку они соблюдали рад незыблемых академических условностей. Во-первых, их нагие женщины, девушки и девочки всегда "не отсюда": это Венеры, нимфы, другие античные богини; это роскошные и слащавые обитательницы гаремов; это соблазнительные древнеримские рабыни, которых оголяют перед толпой в момент продажи; наконец, эротика часто подавалась в сентиментальном или религиозном сюжете, который её прикрывал и оправдывал. Этот коктейль одновременно приятно щекотал нервы и возбуждал чувства более высокого порядка.

Собственно живописная техника, гладкопись и тщательность исполнения, была на исключительной высоте. Художники "исправляли" натуру, стремясь по старинному рецепту Апеллеса к умозрительному идеалу. Эта самая "идеальность" и была как бы невидимым покровом или облачением совершенно нагих красавиц.

Мастера стремились к скульптурности своих фигур, помещали их в просторные интерьеры или глубокие пейзажи, устанавливали освещение, чтобы форма выглядела по возможности выпукло и рельефно. Мане в первую очередь нарушил принцип скульптурности и отказался от глубины. Его современникам Олимпия представлялась в лучшем случае "эффектным пятном", плоским изображением. В этом случае они не были правы: мастер, безусловно, пишет форму, но другими, отличными от академических, средствами.  Домье усмотрел в "Олимпии" то достоинство, что она "приближается к рисункам на игральных картах".

Второе: вместо очередной статной длинноногой красавицы, которой ждали от всякого живописца, Мане показал дерзкую пигалицу с полными ножками, явно ниже среднего роста. Это само по себе было пощёчиной общественному вкусу. Мальчишеское широкоскулое лицо не имело ничего общего ни с греческими и римскими профилями, ни с рафаэлевскими мадоннами, а взято буквально с улицы. Вульгарно! Возмутительно! Невозможно! Викторина-Луиза Меран была родом из провинции и явилась в Париж, где немедленно освоила древнейшую из профессий, попутно общаясь с подающими надежды художниками.

Третье: зрителю было очевидно, что на полотне изображена именно куртизанка в минуту отдыха, распрощавшаяся с одним клиентом и ожидающая другого. Никакого сентиментального флёра, никаких античных реминисценций и ориентальных мотивов. Грубо. Цинично. Провокационно. Спадающая с ноги туфля – символ утраченной невинности, чёрная кошка на кровати –  бесстыдства и сексуальной распущенности.

Наконец, четвёртое: вместо тщательной гладкой манеры Мане позволяет себе писать в одно касание, где жидко, где эскизно. Пройдут десятилетия, прежде чем импрессионисты "перевоспитают" публику и приучат её к новому видению. Мане был первым в этом роде, и все шишки сыпались на него одного. А он так стремился к официальному признанию! Видимо, это тот случай, когда художник в человеке смелее и прозорливее его самого.

07. 01. 2024