памяти Сергея К

  Я смотрю на твои фотографии...  Ты живой, полный сил и надежд... Я смотрю на наши фотографии. С тобой совершенно счастливая женщина, это я... Счастливые глаза. Два любящих сердца... Я смотрю и слёзы льются сами собою. бесконечным потоком льются. Как много я отдала бы сейчас, чтоб ты жил! Со мною, без меня ли, это уже неважно, но чтоб живой... Живой и счастливый...
  Вспоминаю, как ты варил мне кофе по утрам в стареньком кофейнике и потом шёл меня будить. Запускал руки под одеялко, легонько прижимал ладошками мои стопы к своим щекам, целовал мне лодыжки, приговаривая:"Мои пяточки любимые проснулись..."
  А когда я сильно болела и от боли не могла уснуть, психовала, тихонько поскуливала, как кутёнок, а потом плакала от злости и бессилия, материлась, словно сапожник, ты укачивал меня, баюкал, как маленькую девочку, успокаивал, говоря, что ты со мною и что так будет всегда, что мы вместе и мы обязательно справимся... Я засыпала так на какое-то время... И ведь мы справились! Ты был со мною, ты помогал мне выздороветь, ты уговаривал меня, заставлял делать упражнения. Я протестовала, конечно, ныла и опять материлась. Ты целовал меня со словами:"Девочка моя любимая"... Ты просто меня любил. Всякую. Разную. В красивых платьях, с маникюром, в дорогом кружевном белье,... и зарёванную, ругающуюся, больную... Ты просто любил меня.
  А ещё мы сидели с тобой вечерами с чаем за столом на малюсенькой кухноньке и смотрели друг на друга, часто взявшись за руки, или просто так. Иногда говорили о чём-то. Чаще же просто молчали. Но это было такое живое молчание, такая живая тишина меж нами, когда видишь глаза, а они так по-доброму дороги, в них вся вселенная, вся любовь Творца в них смотрит прямо из глубины души, из самой её серёдочки, где самая-самая суть, самая-самая нежность...
  Как много я отдала бы сейчас, чтобы прикасаться к тебе живому! Стереть бисеринки пота с твоего лица. Укрыть тебя спящего. Валяться с тобой на кровати, обнявшись после жаркой любви. Спорить с тобой, психовать, мириться... Ждать тебя... Быть твоей женщиной. Твоей девочкой быть...

  Я помню, как сидела с тобой, вернее, с твоим телом, когда ты погиб. Под дождём. На коленях. Несколько часов подряд, пока ждали приезда всех необходимых служб. И никакая на свете сила не смогла бы меня сдвинуть тогда с места! Никакая!  Это было наше последнее с тобою время, я это понимала как никогда... Гладила твоё рассечённое лицо, руки, неестественно вывернутые, грудь, я не могла оторваться от тебя... Я то почти беззвучно плакала, стонала, раскачиваясь из стороны в сторону, то выла в голос по-звериному от отчаяния и невыносимой дикой боли... При жизни ты просил, чтобы тело твоё кремировали, если ты уйдёшь первее меня. Так и было сделано. Я помню, как прощалась с тобою перед кремацией. И потом, когда держала урну с твоим прахом в своих руках, понимая, что это всё. Я тогда ещё почему-то подумала, что вес праха после кремации примерно равен весу тела при рождении... И прижимала урну к груди так бережно, как держат на руках младенца... Понимая, что теперь всё. Совсем всё. Навсегда всё...
 
  Ты прости меня, бабу глупую... Но живу, как умею... Стараюсь достойно. Но а там уж как получается...