Война и мир. гл. 2-5-10а, 2-5-10б и 2-5-11

2-5-10а

В антракте снова в ложу Элен
Внезапно отворилась дверь,
И Анатоль желаньям верен,
Вновь посетил Ростовых дщерь.

Не мог не видеть он Наташу,
Тем боле рядом и вблизи,
Её весь вид наполнил чашу
Его терпения, в связи;

С желанием достичь знакомства,
Вовлечь её в свой светский круг,
И даже с долей вероломства,
И боле близкого знакомства,
Возможно, стать, как близкий друг.

— Позвольте мне представить брата, —
«Нашлась» с ответом вдруг Элен:
— Я даже буду очень рада,
Что вы его возьмёте в плен.

Наташа, обернув головку,
Ему улыбку подарив,
Самой ей сделалось неловко,
За новый жизненный мотив.

Сей брат, любитель многих женщин,
Вблизи ещё был красивей,
Со многими он слыл — «повенчан»,
Был в обращение нежней.

Подсев бесцеремонно к Нате,
Завёл приятный разговор:
— С нарышкинского бала, кстати,
Несу в себе давно укор;

Иметь огромное желанье,
Знакомым быть и видеть вас,
Но, как в своё я оправданье,
Увидеть смог вас лишь сейчас.

Он молвил смело и сердечно,
Сразил не только красотой,
А как-то нежно, человечно,
Приятной речью и простой.

Ничто в нём не казалось странным,
И, вместе с тем, чем-то плохим,
Напротив — вежливостью явной,
Пленяющей улыбкой славной,
Смотрелся он совсем иным.

Как с прежней и давно знакомой,
Он, обращаясь к ней, сказал:
— Прошу, графиня, быть готовой,
Я каруселью бы назвал;

Игру проводим мы в костюмах,
У нас весёлый светский круг,
Прошу я вас в своих раздумьях
Себе не нанести испуг.

При этом не спускал он взгляда
С груди и шеи, даже рук,
Надеясь, что мужского яда,
Ей хватит для решенья мук.

Ей было видно, несомненно,
Он восхищён её красой,
Хотя приятно даже бренно,
Ей жарко стало, как-то тесно,
Быть тяжело себе самой.

Их взгляды скрещивались часто,
Его взгляд бегал по плечам,
Он был настырным, очень властным,
И сладким не мешал речам.

Со страхом в ней рождалось чувство,
Когда, глядя; ему в глаза,
В душе не становилось пусто,
Не возникала та гроза.

Меж ним и ею нет преграды,
Стыдливости, как в ней — с другим,
Она, не зная, в чём суть правды,
Сближалась как-то проще с ним.

Боялась, чтоб не взял за руку,
И в шею не поцеловал,
Из чувств исчезла даже мука,
Когда с ней в разговор вступал.

Беседа шла о самых разных,
Простых, казалось бы, вещах,
И неудобных даже праздных,
Казалась ближе — в языках.

Оставшися одна с мужчиной,
С ней незнакомым, в первый раз,
Искала взглядом ту причину,
(В отца и в Элен, как в пучину,)
Что происходит с ней сейчас?

Была приятна с ним беседа
И даже вовсе не страшна,
Как будто над собой победу
Вдруг одержала бы она.

В момент неловкого молчанья,
Когда пронзал её весь взгляд,
Она из чувства ожиданья,
В него осмелилась влить яд.

Поскольку он и так отравлен,
Её, как ядом, красотой,
Его вопрос к ней был отставлен,
Добавить дозу к первой той.

Решив продолжить с ним беседу,
Задав какой-нибудь вопрос,
Идя как будто бы по следу,
И на вопрос, снимая спрос:

— Москва в сравненье со столицей,
Приятна ль вам, как город сам?
Вопрос отдался ей «сторицей»:
Краснеть нача;ла по щекам.

2-5-10б

Ей постоянно всё казалось,
Что неприличен чем-то шаг,
Что с незнакомцем вновь связалась,
Невеста, всё-таки — а как?

Её  он словно одобряя,
С улыбкой продолжал ответ,
Тем самым как бы побеждая,
И вновь давая ей ответ:

— Сначала нравилось не очень,
По мне — приятен город тем,
Когда он женщинами сочен,
Как вы, Наташа — то совсем.

Так я прошу вас вновь, графиня,
Приехать к нам на карусель,
Для вас столь важной той причине,
И в этом главная есть цель:

Там будете всех красивее,
И дайте мне в залог цветок,
Возможно, будет так вернее
Привлечь вас в этот уголок.

Наташа поняла не сразу,
Что непонятный тот ответ,
Был неприличным, но с экстазом,
С похва;лой поданный совет.

Она как будто не услышав,
Что этим он хотел сказать,
И, отвернувшись, для начала,
Подумала — «остался ждать».

«Как он теперь, сердит, сконфужен,
Я что-то сделала не так?»
Ответ приветливый мне нужен,
Для расставанья сделать шаг.

И, оглянувшись, взгляд был прямо
И даже дерзко так в глаза,
А что же он? А он — тот самый!
И вовсе он ей не гроза.

И добродушная улыбка,
И обаяния весь вид,
Смели с её души всю пытку
И глубже спрятали весь стыд.

Ему — ответная улыбка,
В глаза — прямой её вновь взгляд,
Но для души — всё та же пытка,
Меж ним и ею — нет преград.

Вернувшись вновь в свою же ложу,
Наташа сделалась другой,
Её другие мысли тоже
Открыли ей и мир иной.

Уже она вникала в сцену,
Пленяла душу вся игра,
Она почувствовала «цену»,
Менять все мысли ей пора.

Её все мысли об Андрее,
О странной их такой семье,
О деревенской жизни, тлея,
Померкли, как старьё во мгле.

В четвёртом акте всё вниманье
Привлёк к себе какой-то чёрт,
Махал рукой и пел с рыданьем,
Но вскоре оказался мёртв.

Он пел надрывно, угрожая,
Пока не провалился вниз,
Наташа этот факт внимая,
«Рождала новый свой каприз».

Все мысли, что родились в прошлом,
Являли «старый ей каприз»,
В последнем акте, как нарочно,
Она избавилась от них.

Её волненье после встречи
Вошло в её духовный мир,
Её курагинские речи
На ней плясали злобный пир.

Она смотрела и на сцену,
И на Курагина в партер,
Себе он, набивая цену,
Такой же принимал ряд мер:

Их взгляды иногда встречались,
Не отрывая явно глаз,
Они как будто забывались,
И, вновь расставшись, наслаждались,
Смотреть друг в друга каждый раз.

Когда Ростовы выходили,
К ним подошёл вновь Анатоль,
Их очень сильно удивило
На проводах его вся роль.

Он быстро вызвал к ним карету,
Помог, подсаживая их,
Наташе руку без запрета
Он выше кисти жал при них.

Она — счастливая, краснея,
Улыбкой отпустила взгляд,
И он в ответ, уже наглея,
Послал свой яркий нежный яд.

Приехав лишь домой, Наташа,
Обдумать трезво всё смогла,
Какая в чувствах зрела каша
И как до этого дошла.

Лицо, закрывшая руками,
Сидела долго, дать ответ,
Себе самой понять мозгами,
Какой давил на чувства гнёт.

Ей всё казалось тёмным, страшным;
Как флиртовать могла так с ним,
И — непонятным, и неясным —
Такой нечаянный интим.

«Погибла ли любовь к Андрею,
И что случилось вдруг со мной,
И я сама в любовь ли верю,
И кто нарушил мой покой?

А, впрочем, что со мною было,
Что сделала плохого я?
А — ничего, уже забыла,
И не увижу никогда!»

Так думала с собой Наташа;
«Должна раскаиваться, в чём?
Цела любовь с Андреем наша,
И всё забуду я потом!»

И на какое-то мгновенье
Ей в душу вновь пришёл покой,
Но вдруг инстинкт сопротивленья
И непонятного сомненья
Её толкали в путь другой.

Инстинкт тот ясно говорил ей,
Что чистота её любви,
Теряет чувство вдохновенья
Пока не смешана в крови.

И вновь пред нею возникало
Лицо красавца-мужика,
Оно к ней в душу проникало,
И руку жал он ей когда!

2-5-11

Отец, избавившись от сына,
Сослал сыночка жить в Москву,
Он неприятную картину
Являл своим житьём — «тоску».

Тоску от жития в столице,
Где тратил двадцать тысяч в год,
На нужды, чтобы веселиться;
И столько же деньгами в долг.

Долги естественно заботой,
Легли, конечно, на отца,
И потому он строгой нотой,
Пресёк забаву без конца;

Ему он объявил условье,
Что платит долг в последний раз,
Настал конец, мол, своеволью,
Работать должен — весь и сказ.

В Москву на должность адъютанта
Главкома преподнёс ему,
И к ней бы чуточку таланта,
Как дать разгул его уму;

Жениться только на богатой,
Остепениться, наконец,
Не быть отцу своей отвагой
Повесой с прозвищем наглец.

Он к бывшему дружочку, Пьеру,
(По их медвежьим тем делам,)
Вселился, оседлав карьеру,
И, продолжая свой бедлам.

Пьер от своей несчастной жизни
Был рад старинному дружку;
И, как наследники отчизны,
Вращались в холостом кругу.

Его Пьер принял неохотно,
Потом привык уже к дружку,
Давал взаймы ему вольготно,
С ним вместе посещал братву.

Сводил с ума московских женщин,
С тех пор, как въехал он в Москву,
Хотя и не был с ними венчан,
Он разгонял свою тоску.

Его манера их плененья,
Пренебреженья делал вид,
Актрис французских предпочтеньем,
Тем местным наносил обид.

Тем более они старались
Его заполучить себе,
Ему с надеждой отдавались,
С трудом, но нравится в борьбе.

С мадам Георгией — главою
В Москве французских всех девиц,
Он окунулся с головою,
Не ведая стыда границ.

Бывал на всех балах, обедах,
На светских всех и вечерах,
Своих над дамами победах,
Не сдерживал себя в грехах.

Не пропускал он клуб московских,
Таких, как он весельчаков,
Не брезговал он «пищей вдовской»
И их уютных уголков.

Пил напролёт он целы ночи,
Перепивая всех друзей,
Но не пьянел, не прятал очи,
Всегда был всех он веселей.

С девицами из-за богатства
Он не сближался потому,
Боялся с ними он остаться,
Считал «дурными» ко всему.

Ещё хранил в секрете тайну,
Что он когда-то был женат,
Свершил, как глупость, в Польше крайнюю,
Был принуждением объят.

Он откупился там деньгами,
Отец девицы — не богат,
Но, проще говоря, меж нами,
Любовью не был он объят.

Всегда доволен положеньем,
И твёрдо был он убеждён,
И не терпел другого мненья,
Для этой жизни он рождён.

Не может жить уже иначе,
В том ничего плохого нет,
На критику давал всем сдачи,
Придумал он такой ответ.

Живёт что каждый, как он может,
Вот утка так и родилась,
Её вода всё время гложет,
Живёт в воде она во сласть.

И он так сотворён был богом,
На тридцать тысяч должен жить,
Он князь, к тому же, как итогом:
И в высшем свете гнёзда вить.

Он — не игрок и не тщеславен,
И совершенно — всё равно,
Чем в жизни будет опечален,
Весельем, женщинами славен,
Он службу не терпел давно.

Он как бы портил всю карьеру,
И не любил он почесте;й,
Не приспособлен был и к делу,
Безделью слыл большой пример.

Он жизнь так понимал, как делал,
Плохого в ней не находил,
Жизнь трудовую он не ведал,
Так, прожигая жизнь, и жил.

Опять родилася компания:
Вернулся Долохов в Москву,
Они все с полным пониманьем
С ним разгоняли всю тоску.

Текла их жизнь в весельях, играх,
Перераставших в кутежи,
Друзья «подобны стали тиграм,
Всегда удачные прыжки».

Друзья так сблизились по дружбе,
По совпаденью праздных дел,
Курагин был у друга в «службе»,
Ему всё делал, что умел.

Он завлекал в игорный бизнес,
Богатых молодых людей,
Готовых жертвовать отчизной,
Но, игравших всё смелей.

Он другу поставлял, как жертву,
Для карт, как глупый матерьял,
Где он в картёжной круговерти
Большие б суммы проиграл.

Ценил картёжник это имя
За знатность, связи, вхож был в свет,
Вскочил он будто бы, как в стремя,
Ему гарантом был от бед.

Курагин, встретившись с Наташей,
Попал буквально к ней он в плен,
Полна была эмоций чаша,
И, несмотря «на прочность стен»;

Решил он сблизиться с Наташей,
Он оценил весь женский вид,
И с другом поделился даже,
Разогревая аппетит.
 
Хвалил он другу грудь и плечи,
И красоту головки, рук;
— О ней, дружок, лишь только вече
Вести мы можем вместо мук.

Всех мук несбыточных желаний
По обладанью красотой;
— Скажу сестре, мне с ней свиданье,
Знакомством сблизиться с тобой.

— К примеру, пригласить обедать;
— Пусть замуж выйдет, подожди;
— Я девочек люблю отведать;
— Ты ж раз попался, лучше жди.

— Подумаешь, давно то было,
Неплохо бы — ещё разок,
Пока девичество всё цело…
Вкусить мне женский свежий сок.