Лихорадка

Байрон:

Оставить сердце в Миссолонги,
Где скорбно плещется залив
И где английские дифтонги
С цветущих сыплются олив,
Где гордый правнук этолийца
Торгует рыбой и вином,
Провидя ангельские лица
Лишь в измерении ином?
О, вожделенная Свобода,
Затвором щелкни и вперед,
Срази в упор муллу-урода,
Что суры злобные орет!
Земля священная Перикла,
Ты к деспотии не привыкла,
Яви возмездия кошмар
Толпе косматых янычар!

Юлиус:

Я отложил кровопусканье,
Ведь осложнением порой
Оно чревато...

Байрон:

            Чем в Коране
Оправдан обличений рой?
Что общего имеет с Богом
Их ненависть к чужой любви?
Хоть матом, хоть высоким слогом
Ответь, не мешкай, визави!
Я, знаешь, размышлял о бабах,
Переплывая Геллеспонт.
История не терпит слабых
Асексуалов, в этом пойнт.
Поэту и аристократу
Весьма необходим разврат,
Чтоб стимулировать простату
И просто трахать всех подряд.
Не линчевали – ну и ладно,
Как говорится, повезло.
Харону будет неповадно
Впотьмах обмакивать весло.
Проклятой лихорадкой заперт
В угрюмой келье столько дней:
А в Генуе – сигал я за борт
Дельфином радужных кровей!
Не будь я с детства хромоножка,
Читать запоем было б лень,
Со мною в этом схож немножко
Упавший с лошади Монтень.
Талант – извечное подспорье
Отверженности или хвори.

Юлиус:

Меня клеймит целитель Бруно:
Мол, я невежествен и сер.
Клянусь Асклепием, Фортуна
Нам скоро улыбнется, сэр!
Я в Эдинбурге слыл светилом,
Болезнь постыдную в паху
Леча сушеным крокодилом:
Довольны были наверху.
Однажды в Веймаре сам Гете
Мне вкратце набросал черты
Мефисто. Вы меня поймете,
Уверен...

Байрон:

              А давай на «ты»?

Юлиус:

На «ты»? Больному отказать
Не вправе врач. Слыхал я, дети
Есть у тебя?

Байрон:

                Тащил в кровать
Я без разбору всех на свете.
Три дочери – одна, представь,
«Аналитической машины»
Изобретательница. Вплавь
С судьбой сношаются мужчины.
Я шел на нерест по следам
Отборно сумасбродных дам.
Августа юная компьютер
Теперь замыслила. Виват!
Раздвинешь створки – перламутр
Сверкнет в вагине. Чем богат...

Юлиус:

Наверно, есть и сыновья?

Байрон:

Хорош вопрос. Не в курсе я. 
Мой дед был славный адмирал,
Кропавший мемуары бойко,
Чей флагман волны усмирял,
А барышень – лихая койка.
В итоге – дерзкая наука
Отвязного пленила внука!
Военный снарядил я бриг,
Заметь, на собственные бабки,
При том что их уже впритык,
Халат и стоптанные тапки.
Но предо мной и Радзивилл
Сыграет скромно роль паяца:
Такую скорость я развил,
Что кредиторам не угнаться!
Прикинь, я из какой семьи?
Пахан кутил, а мать бухала.
Лишь с дядькой повезло.

Юлиус:

                Ну, и?..

Байрон:

Кривая вывела нахала!
Пойми, я тот еще веган:
Словарь составил для армян.
Я под гашишем или спьяну
Любил поддразнивать слегка
Лису, цесарок, обезьяну,
Орла, ворону, барсука.
Прими в расчет холеный Кембридж,
Привычку с корабля на бал
Скакать с приятелями. С кем бишь,
Ты думаешь, я чаще спал?
Набрасывался я, как рысь,
На оголившегося сдуру...

Юлиус:

Ах, умоляю, не вертись,
Прими заветную микстуру.
Вращая головою, лорд,
Подобен ты гелиотропу.

Байрон:

Я против мусульманских орд,
Они насилуют Европу!
Пора всех шейхов и пашей
Нам с континента гнать взашей!
Хотя у греков шансов мало
Османскую рассеять рать,
А у еврейского кагала –
Вражды всеобщей избежать...
Меня синагогальным гимнам
Когда-то Исаак Натан
Учил – мелодиям интимным,
Журчащим, словно Иордан.
И счастлив я, привнесший лепту
В страдающий, но стройный хор,
И мне, далекому адепту,
Всевышний близок до сих пор.

Юлиус:

Ты побледнел. Прощупать в пульсе
Не удается ровный ритм...

Байрон:

Господь творец моих конвульсий,
Соавтор с неба говорит.
Запомни этот метр, Асклепий,
Мерцающее эхо рук,
Запечатлей его на склепе –
Элегии прощальный звук.
Предосудительные бредни,
И зоркий взгляд, и вздох последний.
Бог даст, владельцу этих уст
В Вестминстере поставят бюст,
И будет Греция хранима
Звездою Иерусалима!