Как ребенок, забытый в приюте

 
Эта девочка… ангел? не знаю, однако же люди
Никогда не умели так   чувствовать душу мою,
Потянувшуюся, как ребенок, забытый в приюте,
Видя в карих глазах шанс на счастье, тепло и семью.
Это странное чувство – любовь свою первую встретить
Поседевшим уже, заступив за рубеж сорока;
Поплутав среди чахлых вторых и бракованных третьих.
Разуверившись даже в возможности счастья… слегка.
Эта юная девочка жизни и старых научит.
Идеальная? Нет! Лучше, чем ледяной идеал.
Это среди корявых, т.п. ассонансных созвучий
Ускользавшая рифма ко мне, что  годами искал.
Эта странная девочка – тело ее обжигает.
Но рукам ее нужем любимый, чтоб их отогреть
Будто наполовину из дымки, при этом такая
Аппетитная, словно десерт. Но из специй на треть!
Эта девочка – море; ни карт, ни периплов, ни лоций.
Стиль ее – улыбаться всегда и всему вопреки.
Ну а если слезинка когда-никогда и прольется,
То скорей потому, что вокруг в основном слабаки.
Но сама – точно тот гордый мальчик, скончавшийся в Спарте
Не покажет, что боль выедает ее изнутри.
А во внутреннем космосе, в мыслей ее авангарде
Уживаются Эммануэль и Сент-Экзюпери.
О такой лишь в обсценных словах или страстно рифмуя,
Как умели Петрарка, Владимыч… а нынче – никто.
Потому-то теперь, повстречавшись, уже не пойму я,
Как мог жить до того. Да и жизнью ли было все до?

Ну а я… там, где вымер бы мамонт, я все-таки выжил.
Где бы танк испугался, прошел непролазную грязь.
Где архангел увяз бы, старался быть низости выше.
Где б рыдал Бомарше, дефилировал, гордо смеясь.
Позади меня пламя, вода, пресловутые трубы.
В сердце лезло ****ье, смачно харкать пыталось жлобье.
Я взлетал, где Маресьев бы рухнул, отчаявшись, трупом.
Чтоб душа впала в детство, когда все же встретил ее.