По молодости. По наивности

                ПО МОЛОДОСТИ. ПО НАИВНОСТИ.

        Вышла из душа. Сижу отдыхиваюсь. Это женщины в нашей смене кипятком могут мыться. А я
    тут же в обморок. Раза два меня девчонки выводили в холодок.
    - Лен, чего же ты такая гнилая?
    Да никто тогда о пережитой блокаде и не упоминал. Наоборот все старались поскорее забыть весь
    пережитый ужас.

        Сижу на лавочке. Высохла вся. Стала одеваться. Ночь отработала. Домой надо. В мою сумочку
    бархатную девчонки натолкали пакеты с молоком.
    - Девочки, да зачем так много?
    - Забирай, все, забирай. Пакеты крепкие, не потекут. У тебя малыш и творожок ты вкусный очень
    делаешь. Где такую сумочку красивую купила, с бахромой по низу?
    - Да, не купила, а сшила. Валялся лоскуток от бархатного Танькиного платья. Вот и сшила.

        Выхожу из проходной на трамвайную остановку. Солнце уже во все небо. Ветерок теплый. Стоит
    одна женщина и я подошла. Вскоре и трамвай наш подъехал. Я сумочку в руки и под низ. Закинула
    ногу на ступеньку, женщина меня толканула. Я извинилась. И как-то вдвоем мы вдавились в дверной
    проем трамвая. Женщина опять меня толканула. Я не удержалась и упала на сидение слева. Сумочка
    выскользнула из моих рук и упала под кассой. Видимо, лопнул какой-нибудь пакет и потекло молоко.
    Я опустила монетку в кассу и подняла на женщину виноватое глаза. Она. не отходя от кассы, стояла
    не садилась. Мест в трамвае свободных было полно, а она стояла. Но видели бы вы ее лицо. В нем
    было столько злости, только в страшном сне можно увидеть. Я и рот не стала открывать. Что со злой
    бабой пререкаться?! А она упорно стоит и не садится...

        Доехал трамвай до Комсомольской площади. Мне выходить. Беру свою сумочку рукой под низ, а в
    ладошку молоко льется. Вышла, повернулась лицом к трамваю. Мне надо на ту сторону перейти. Двери
    трамвая закрылись. А в дверное стекло на меня смотрело злющее лицо этой бабы. - О. Господи! Да,
    чего ж тебя так злоба душит? Трамвай уехал.

        Я перешла на ту сторону, все еще поддерживая сумочку под низ. Рука нашарила какую-то бумажку.
    Вот и урна рядом. В моей руке бумажка, которую я готова уже была выбросить. Ничего себе? Это
    была десяти рублевая купюра, да плюс еще не забытое злющее лицо уехавшей бабы. Вот чего она меня
    дважды толкала? Вот чего она сверлили меня злобным взглядом.?Она видела эту купюру, а я не видела.

        Я хохотала, прислонясь к стенке дома, а молоко, как ручеек текло по моей юбке и коленям.
    Проходила мимо пожилая женщина. Остановилась и давай меня утешать.
    - Доченька, да не плачь ты так, не расстраивайся. Эти пакеты редко бывают крепкими. Вон за углом
    такой хороший молочный магазинчик. И все всегда свежее. А у меня уже истерика; и хохот свой
    остановить не могу. Раскрываю свой кулачок и показываю ей свой червонец. У нее глаза округлились
    и в них вопрос?  Пересиливая всхлипы хохота, я поведала ей всю свою историю... Теперь мы уже обе
    хохотали, прислонившись к стенке и согнувшись пополам. Если бы не раннее утро, точно бы толпа
    зевак  и сочувствующих собралась.

        Чуть успокоившись, еще борясь со смехом, женщина произнесла.
    - Да, уж получилось, как получилось. Почти как в сказке: - "Молочные реки, кисельные берега"
    Мы оторвались от стенки. Женщина нырнула в молочный магазинчик. А я - на остановку троллейбуса.

                2 января 2024 года.