Метель. Парафраз повести Пушкина А. С

В конце одиннадцатого года,
В эпоху памятную нам,
Жил в Ненарадове помещик –
Гаврил Гаврилыч Р. Векам

И окруженью он остался
Радушьем памятен. Его
За хлебосольство почитали.
Так повелось, что у него

Соседей толпы наезжали,
Чтобы поесть и отдохнуть,
В бостон по пятачку сразиться
Иль для того, чтобы взглянуть

На его дочку Марью Гавриловну.
Была она стройна, бледна,
Новел французских почитатель
И уж, конечно, влюблена.

В свои семнадцать лет считалась
Завидной партией и к ней
Толпою ловкачи съезжались,
Себя женить иль сыновей.

Но был предмет её мечтаний –
Армейский прапорщик, сосед.
Любил её с такой же страстью,
Но вот беда – доходов нет.

Родители его любезной,
Заметив склонности порыв,
И думать дочке запретили
О воздыхателе. Разрыв,

Казалось, будет неминуем.
Лишь переписки пухлый том
Соединял сердца влюблённых,
Да встречи редкие тайком

В сосновой роще, у часовни.
Наедине клялись в любви,
Как водится, рок поминали.
И так, естественно, дошли

До рассужденья: коль не можем
Мы друг без друга боле жить,
Родня чинит преграды браку,
То нужно будет совершить

Поступок, ну, хоть, как в романе:
Венчаться тайно, скрыться и
Потом покаяться в обмане,
Упасть в слезах к ногам родни…

Родители тотчас оттают
И, будучи впечатлены
Их постоянством, тут же примут
Детей в объятия свои.

Так порешили. А что медлить?
И, день назначив, стали ждать,
Чтоб, как баталию женитьбу
В свой час по нотам разыграть.

Жених насилу сговорился
В селе соседнем их венчать.
Священник жадринский рядился,
(Ведь деньги могут все решать

Проблемы меж людьми), а вскоре,
И трёх свидетелей нашёл:
Корнет сорокалетний Дравин,
Шмит - землемер, и с ним пришёл

Улан безусый, ещё мальчик.
Все поклялись, как на духу
В готовности расстаться с жизнью,
Лишь угодить бы жениху.

А что же Маша, Марья Гавриловна?
Канун решительного дня
Была в волнительном движенье,
Ночь не спала, писала для

Подруги близкой, домочадцев
Письмо, в котором изложить
Свои пыталась чувства, страсти
И веру, что её простить

Они сумеют за проступок,
(Ему виной, конечно, страсть),
Великодушно им позволят
К ногам родительским припасть.

А после, запечатав письма
Печаткою, забылась сном.
Сон был мучителен, бессвязен,
Тревожен и лишь об одном:

Её побег и подземелье,
Владимир бледный на траве
Лежит в крови. Она проснулась
От страшной боли в голове.

Весь этот день прошёл в тревогах.
Она сказалася больной.
Ждать было так невыносимо
Побега с отчины родной.

Боль раздирала её сердце:
А что, коли в последний раз
Она сейчас посредь семейства?
Незримы узы держат нас!

Меж тем на улице ненастье
И разыгралася метель,
Зловеще ветер выл, а ставни
Грозились вырваться с петель.

Казался предзнаменованьем
Ей грозный тот стихий разгул.
Но чувства верховодят нами!
И только лишь весь дом уснул -

Плотней окуталася шалью,
Капот надела тёплый и,
Шкатулку в руки взяв, спустилась
В сад чрез крыльцо. Там лошади,

Прозябнув, били снег копытом.
Терёшка - кучер, ей помог
Забраться в сани, разместиться,
И припустили со всех ног

В метель, буран… Всего то ехать
Пять вёрст до Жадрино, а там
Любимый суженый Владимир
Введёт её в церковный храм.

     _________________


Тем временем жених Владимир,
Оставшись дома без саней,
(Ведь тройку Маше он отправил),
Усевшись в одноколку, в ней

Без кучера в метель лихую
Поехал в Жадрино. Вёрст пять
Езды всего. Дорогу знал он.
Минут за двадцать доскакать

Рассчитывал. Но только в поле
Поднялся ветер и метель
Такая сделалась, что взвидеть
Он ничего не мог отсель.

Дорогу занесло по дышло,
Окрестность скрылася во мгле
И сквозь неё летели хлопья,
Ковром стелились по земле.

Напрасно он искал дорогу.
Ступала лошадь наугад
И, поминутно оступаясь,
Валила сани. Невпопад

Всё это было, так некстати.
Владимир силился найти
Дорогу до жадринской рощи.
Минут не боле десяти

Езды. Он выправлял повозку.
Решил, что вправо нужно взять.
Пот по лицу катился градом.
Кобылка стала уставать.

В снегу по пояс. Он толкает
Вперёд лошадку, с санок слез…
И тут он с ужасом увидел,
Что въехал в незнакомый лес.

Отчаянье им овладело,
Вожжами лошадь зря хлестал.
Из глаз ручьём полились слёзы.
Лес кончился. Он увидал

Равнину, устланную снегом,
Едва луной освещена.
Метель утихла. На пригорке
Деревня в пять дворов видна.

В окно избушки постучался.
В окне седая борода.
Старик спросил: «Чё тебе надо?»
«Далече Жадрино?» «Сюда

Десяток вёрст-то верно будет».
«Где можно лошадей достать?
Я щедро заплачу». «Откуда».
«Дорогу сможешь показать?»

«Я к тебе сына вышлю. Знает
Дорогу он и проведёт.
Коли прозяб – взойди погреться.
Сын щас оденется, сойдёт!»

Весь путь до Жадрино Владимир
Молчал. Как видно быть беде.
Светало, петухи пропели.
Нет, тройки не было нигде.

С проводником он расплатился,
К священнику на двор пошёл.
Тишь, ни души кругом, а церковь
Закрытой на замок нашёл…

Меж тем, вернёмся в Ненарадов.
Там Марья Гавриловна сошла
Поутру к завтраку, а после,
Сказавшися больной, ушла

К себе. И к вечеру горячка
Открылась сильная. Она
В бреду металась. Две недели
У края гроба пробыла.

Никто в дому-то и не ведал
О приключении ночном
И о таинственном побеге.
Хранил молчанье старый дом.

Написанные накануне письма,
В камине были сожжены
И все участники афёры
Обету данному верны.

В бреду горячечном металась.
И ясно стало в чём вина,
Причина хвори вмиг открылась:
Их дочь смертельно влюблена.

Родители, движимы чувством,
Решили: видно то судьба,
Что бедность не порок и счастье
Не в деньгах. Ну, еt setera.

И коли, как гласит поверье,
Конём объехать не дано,
Того, кто сужен тебе небом -
Соседу выслали письмо,

Где без затей всё расписали:
Мол, ошибались, так и так.
Теперь всё, дескать, осознали.
Даём согласие на брак.

Но каково же изумленье
Постигло их, когда в ответ
Он сообщил: Ноги не будет
Его в их доме. Знать, на свет

Он был рождён не для семейных
Утех и жизни круговерть
Его влечёт в стезю другую,
И душу успокоит смерть…

Шёл год двенадцатый. Владимир
Уехал в армию служить,
Там отличился и был ранен
В Бородине. Осталось жить

Ему недолго. Отступленье
Войск из Москвы не пережил
И, как герой от ран смертельных,
В мученьях вечным сном почил…

     _________________


Война меж тем шла к окончанью.
Полки, покрывшие себя
Бессмертной славой, возвращались
Из-за границы, и земля

Родная их почётом, славой
Встречала, доблестных бойцов. 
Солдаты весело болтали
И россыпью французских слов

Кружили головы девицам.
А женщины, как расцвели!
Куда их холодность девалась?
Как были все упоены

Единодушною любовью
И к государю, и к войскам.
О, время славы и восторга,
Знать, ты завещано векам!

Как сильно билось наше сердце,
То была чудная пора,
И в воздух чепчики взмывали,
Под безудержное "Ура"!

Срок подошёл. Гаврил Гаврилыч
Покинул землю навсегда,
Оставив дочери в наследство
Именье. Ненарадово

Рождало тягостные думы,
Воспоминанья прежних дней.
И, вскоре, в N-ское поместье
Мария с матерью своей

Переселилась, чтоб забыться.
Владимир в сердце жил её.
Его рисунки, ноты, письма -
Всё взято в новое жильё…

Но вот, однажды, в её замок
Явился раненый сосед:
Гусар, полковник, а в петлице
Георгий. И всего то лет

Ему от роду двадцать шесть. Он
Так странной бледностью своей
Привлёк к себе её вниманье,
Что время потекло скорей.

При нём обычно оживлялась,
Волненье разгоняло кровь,
И, как сказал поэт, однажды:
«Что это, если не любовь?»

Бурмин, а так гусара звали,
Застенчив был и молчалив.
Мамаша с дочкой рассуждали:
Зато уж явно не болтлив.

Знать, погрешил в младые годы
И нагулялся наперёд…
Всё окружение решило,
Что дело к свадьбе уж идёт!

Бурмин ей был приятен очень.
Она ценила ум его.
Тактичен был, хотя порою
Насмешлив. В целом, комильфо.

Молчанье ж только подстрекало
Воображение её,
А любопытство обещало
Потешить женское чутьё.

Ей было с ним легко и просто,
И чтоб она не изрекла,
Его душа, взор обращались
За нею, будто их влекла

Неведомая сила чувства.
Так долго длиться не могло
И дело явно шло к развязке.
Их объяснение должно

Расставить точки все… И как то
Она гуляла у пруда
Под ивой, с книгой, в белом платье.
Прям, как в романе. Он сюда

Пришёл, как будто бы случайно,
Без промедленья объявил -
Давно искал такого случая
Открыть ей сердце. Полюбил

Её он с первого мгновенья,
Открыться тотчас был бы рад.
Увы, не робость лишь причиной
Была молчанью - он женат!

«……Да, я женат, уж год четвёртый,
И я не знаю кто жена,
И где она, и надо ль с нею
Мне свидеться? Где и когда?

Наверно, выглядит всё странно!
Начну ж с начала, чтоб был толк.
В тот год двенадцатый я в Вильно
Спешил. Там находился полк.

На станции метель застала.
Мне недосуг пережидать
Её. Велел я отправляться,
Чтобы в свой полк не опоздать.

Ямщик проехал мимо места,
Где на дорогу выезд был.
Озябли кони, мы промёрзли,
И на исходе наших сил

Буран нас вывел в деревеньку,
И прямо к церкви. Перед ней
На паперти ходили люди,
Стояло несколько саней.

«Сюда, сюда, – мне закричали. -
Помилуй, сколько ждать тебя.
Невеста в обмороке. Поп же
Не ведает, что делать»… Я

Вошёл за ними прямо в церковь.
Она была освещена
От силы лишь тремя свечами.
В углу на лавочке видна

В капоте девушка, пред нею
Стоит другая, трёт виски.
«Чуть барышню не уморили,
Едва не померла с тоски!»

Священник подошёл с вопросом:
«Прикажете мне начинать?»
Да, начинайте, - я ответил.
А что я должен был сказать?

Подняли девушку. Она мне,
Как показалось, не дурна.
Я подле стал пред аналоем.
О, эта ветреность моя!

Священник очень торопился.
Как видно то моя вина.
Нас обвенчали. «Поцелуйтесь», -
Сказали нам. Моя жена

Ко мне лицо поворотила
Мертвецки бледное: «Не он!» -
Вскричала. В обморок упала.
Ну, тут я не считал ворон.

Пока все пребывали в шоке,
Я беспрепятственно ушёл
Из церкви, сел в свою кибитку
И ямщику вскричал: Пошёл!»

Тут Марья Гавриловна сказала:
«Ах, боже мой, что стало с ней?
С женой несчастной бедной вашей?»
«Не знаю. Вам клянусь своей

Я честью. Истинно не знаю
Название деревни той,
Иль станции… Слуга мой умер
В походе. Видно, над собой

Я подшутил и так жестоко!
Она теперь отомщена!
Забава стала мне уроком,
Крестом пожизненным – вина!»

«Так вы меня не узнаёте?»
Хвала всевидящим богам!
Он побледнел и зашатался,
И бросился к её ногам!