Зорька заалела

Утро. Зорька заалела. Во дворе соседском стук.
Птичка низко пролетела, села на горбатый сук.

На щеках моих щетина, утренний в башке дурман.
В стайках ожила скотина, белый лёг в логу туман.

Капельки росы прилипли, - в самоцветах бузина.
«Типа-типа», - голос сиплый, дал цыпушечкам зерна.

Кто-то крикнул: «Кошка драна», но без злобы, просто так.
Вспомнил слово я - «нирвана» и ещё одно – «ништяк».

Хорошо, когда день молод. Крякнул на пруду крохаль.
Плохо, что я не астролог - столько б всем наобещал!

Вышла в майке «кошка драна», это Васькина жена,
Пробубнила: «Чё-то рано, поднялася на хрена».

Обложила Ваську матом. Где он? Спрятался в толчке.
Птичка на суку горбатом. Баба, пирсинг на пупке.

Любо, - солнышко и лето. Крикнул: «Чё ругашся, Валь?»
Мне - она: «Ботва поета, завелась в картохе шваль».

«Так она везде, Валюха», - я себе шепнул под нос.
Баба, на плече татуха. «С Васькой чё?» «Опять понос».

Где-то звякнула железка. Валька: «Да пройдёт авось».
Птичка вниз упала резко, солнце чуть приподнялось.

В мятой пачке папироски, покурю и за дела:
Надо постирать обноски, в доме выскоблить пола.

Бормочу: «Да, много швали…» Солнышко всё горячей.
Роза на плече у Вали с перекрестием мечей.

Говорит: «Тату – обнова». Пять осталось папирос.
Васька: «Здравствуй, дядя Вова», - вышел, трёт мясистый нос.

Баба Васьки мелкозуба, сам – губастый, как верблюд.
Лето, утро, солнце, любо, цыпки зёрнышки клюют.