Изяслав Котляров

Итог итогов — тоже не итог.
Предел пределов — тоже за пределом.
Я думаю о том, что сделать мог,
и понимаю: ничего не сделал.
Величия великий знать не знал,
и вы его великим не зовите...
"Цель музыки — молчанье, — он сказал, —
за мною, авиаторы, плывите..."
Ах, мне бы лучше этого не знать,
но все слова, им сказанные, вижу.
И вот опять, немыслимо опять
их к своему дыханию приближу.
Цель стихотворства — тоже тишина,
в которой подсознанью говорится, —
и высотою, достающей дна,
уже само творение творится.

       ***
Вынік вынікаў – яшчэ не вынік;
Мяжа ў межаў – мабыць, пазагранню.
І ў думках  я – зусім не цынік,
Гатовы за бяздзейнасць к пакаранню.

І велічнасць  вялікі не адчуў,
І вы яго вялікім не завіце.
Ён музыку, як цішыню, пачуў,
Паклікаў:"Авіятары, плывіце".

Мне тое, мабыць, лепш зусім не знаць,
Ды словы тыя, што казаў ён, бачу.
Іх неймаверна хочу затрымаць,
Дыханнем абагрэць сваім гарачым.

У вершавання мэта – цішыня,
Якая падсвядомасці тлумачыць:
Складае вершы тая вышыня,
Што глыбіню жыцця да донца бачыць.

 --------------------------------
Ни прежних сил, ни прежнего желанья...
Молчи, душа, ты любишь не любя, —
и нет во мне земного покаянья,
я отстранен от самого себя.
Стать двойником себе я не сумею,
и сквозь себя я на себя смотрю.
Несказанным вновь сказано немею,
со сказанным несказанность мирю.
Да, послежизнье — это послесмертье, —
соизмеримость их предвосхитил.
Вы моему безверию не верьте,
я сам себе себя же запретил.
Дышу в каком-то мареве нелепо...
Все сбудется потом уже не мной,
когда однажды я накроюсь небом,
хоть и накроют все-таки землей.
   
        ***
Ні сіл ранейшых, ні жадання,
Маўчы душа – кахаеш ды не так.
Няма ўва мне зямнога пакаяння,
Я ад сябе адхілены – ды як.

Стаць двайніком не здолею сабе я,
І скрозь сябе я на сябе гляджу.
Нявыказаным сказана нямею,
Са сказаным нявымаўнасць міру.

Пазажыццё – як пазасмерцце,
Падобнасць іх прадбачна для мяне.
А вы няверу маяму не верце,
Я шмат чаго забараніў сабе.

У марыве мне дыхаць не патрэба,
Ўсё спраўдзіцца пасля, але не мной.
Калі накрыюся аднойчы небам,
Хаця накрыюць усё-такі зямлёй.

  -------------------
Надо как-то позабыть
все, что праведностью было.
Надо как-то полюбить
все, что время разлюбило.
Надо думать не о том,
надо верить не в такое...
Обретение — в покое?
Нет, совсем-совсем не в нем.
И покой — не упокой.
Что-то вспыхнуло над нами...
Отвожу свой взгляд рукой, —
он уже за небесами.
Ах, судите не судя,
а судите рассуждая!
Каждый сам себе судья
и для ада, и для рая.
Не хождение — полет,
да, из тьмы — к земному свету...
Вскрикнет эхо — и поймет,
что и голоса-то нету.
      ***
Трэба неяк пазабыць,
Усё што праведным лічылі.
Трэба неяк палюбіць
Усё, што з часам разлюбілі.
   
Трэба думаць не аб тым
Трэба верыць не ў такое.
Здабыццё – у супакоі?
Не, зусім, зусім не ў ім.

Цішыня – не супакой;
Неба ўспыхнула свяцілам,
Позірк свой адвёў рукой, –
Ён ужо за небасхілам .

Асуджаць – ды не судзіць,
Справядлівасць запрашае.
Бо суддзя ў сабе сядзіць –
І для пекла, і для рая.

Не, не крочыць а ляціць,
З цемры да святла зямнога.
Ускрыкне рэха – і майчыць,
Не чуваць ужо нічога.

------------------------------

И снова эта праведная месть, —
я сам себя сознанием обижу:
ни в том, что было, и ни в том, что есть,
я своего присутствия не вижу.
Присутствовать отсутствием дано,
а это послежизние для смерти...
Душе опять от яркости темно...
Кружи, земля, в бессменной круговерти!
А если вдруг устанешь даже ты
иль сами же столкнем тебя с орбиты,
не отдавай небесной высоты,
не рассыпай ее метеориты.
Совсем не так заговорил о том, —
все тени слов мерцаньем ослепили.
Я весь во всех, во всех или ни в ком?
Во мне умрут и небыли, и были.

         ***
Вяндэты праведнасць як госць,
Калі свядомасць давядзе да плачу.
Бо ні ў мінулым бо ні ў тым, што ёсць,
Сваю прысутнасць я нідзе не бачу.

Прысутнічаць, але без нас,
Пазажыццё – вось важна што для смерці.
Прамень, што бліснуў, у душы пагас,
Зямля, кружыся ў вечнай кругаверці.

А калі стомішся і ты,
Ці самі мы сапхнем цябе з арбіты,
Не аддавай нябеснай вышыні,
Не рассыпай яе метыярыты.

Зусім не так кажу аб тым,
Ды цені слоў мігценнем асляпілі.
Я ўвесь ва ўсіх, ва ўсіх, або ні ў кім,
Памруць ва мне і небылі, і былі.