Paradise Lost, BOOK 5, John Milton
Содержание:
С первыми лучами солнца Ева, едва пробудившись, рассказывают Адаму свой тревожный сон, содержание которого его озадачивает. Не смотря на это, он ее утешает и затем они приступают к своим повседневным делам. Их утренняя молитва у Входа Шалаша. Бог, в помощь провинившемуся Человеку, посылает Архангела Рафаила, наставить и напомнить о его послушании; то что свободу воли отменить никто не в силах, что Враг не дремлет и всегда находится рядом, а также все, что Адам должен знать, из чего он сможет извлечь пользу во избежание непредвиденных проблем. Затем Рафаил спускается в Рай; описание его внешности. Сидя у входа Хижины, Адам заметив издалека его появление, встречает его и ведет внутрь, где Ева всех угощает самыми отборными райскими плодами. Их беседа за Столом, где Рафаил доводит до них Послание Всевышнего, напоминая Адаму о его состоянии и постоянной близости Врага и в ответ на его вопрос, объясняет, кто Он есть, почему стал таковым с самого начала его восстания на Небесах и как затем увел свои легионы на Север, всех там подстрекая к всеобщему мятежу, где ему удалось убедить всех кроме Серафима Абдиила. Последний, вступив в спор, пытался его отговорить, но потерпев неудачу покинул их.
Уж розовое Небо к новой утренней Заре,
Спешило Солнце сбросить тьмы покров,
Разлившись первыми лучами по Земле,
Усеяв искрами восточных Жемчугов.
Адам проснувшись оттряхнул остатки сна,
Что легче воздуха; его все сновиденья
Питались возле самого чистейшего ключа,
Там где иллюзий невесомых испаренья,
В потоках ручейков к Авроре северной бегут
Переливаясь в ней причудливым узором;
И птички утренние песнь свою поют,
На каждой ветке сидя дружным хором.
И удивившись то что Ева все еще спала,
Средь спутанных волос, румяные ланиты,
Похоже сильно потревожена от сна,
Сойти желая с тягостной орбиты.
Склонившись чтоб узреть ее красу
Глядел Адам на Деву сердцем обнимая;
Та что казалось спит иль может наяву,
Вид странным был ее и облик созерцая,
Руки коснувшись он слова ей проронил,
Своим дыханьем мягким еле уловимо;
Так Флору обдувает ласковый Зефир,
Нашептывая тихо то что будет и что было.
Проснись душа моя, красавица пора,
Мой дар и счастье и предназначенье!
Зовет к полям цветущим новая Заря,
Или не увидим как цветут наши растенья;
Как веет среди рощь цитроновых лимон
Иль сочится Мирра каплями стекая,
Или тростник душистый, зри теперь кругом,
Природа в красках Землю украшает
И пчелы весело летят сбирать нектар,
Что здесь цветы подносят в сладкий дар.
Открыв глаза свои, встревожена от сна,
Она увидела Адама и от страха обняла.
О Ты, единственный в ком мысль моя
Нашла успокоенье увенчав меня собой;
Твой совершенный образ и твои глаза
Как счастлива узреть я с этой Зарей.
Покуда ночи никогда еще до этого такой
Не знала я и то что мне явилось,
Коль это сон он был совсем другой
И что хотелось мне об этом и не снилось;
Ни наш вчерашний труд, ни планов, ни Тебя,
О чем молились в час отдохновенья,
Ни наших замыслов сегодняшнего дня,
Но лишь тревоги, смуты и сомнения
О коих и не думала я прежде никогда;
Казалось кто то звал шепча на ухо, Ева,
Ты долго спишь, мы близимся к Заре,
Проснись же нам пора уже за дело;
Я думала что ты нашептываешь мне.
Теперь настала плодотворная пора,
В тиши прохлады безмятежной, не считая
Певучих трелей молодого соловья,
Что звуки льет во все пределы Рая;
И полная Луна отчетливо нам светит,
Прогнав все тени с обликов вещей,
Являет истинную суть коль кто приметит
И Небо пробудилось в блеске всех очей.
И кем здесь любоваться если не тобой;
В тебе природа заключила все желанья
И вещи все, и радость с красотой,
Все что в тебе имеют очертанье.
Проснулась я по зову твоему но не нашла
Возле себя и за тобою устремилась;
И как мне показалось шла одна,
Пока у Дерева Познанья я не очутилась;
В тени ветвей его, оно казалось
Настолько чудным ярче всяких снов,
Чем днем когда рука к нему касалось,
И чувство словно я тонула среди слов;
И с изумлением узрела, кто-то рядом
Стаял у Древа и казалось окрылен,
Один с Небес с той Ангельской пледы,
В Раю мы часто видим этот Сонм;
Амброзией сочились вьющиеся кудри;
Смотрел на Древо то он также как и я;
Чудесное растение, а эти фрукты,
В обилии и ветви обломаются зазря,
Коль нету никого вкусить их сладость,
И кто облегчит их от тяжести такой;
Не ест никто, какая жалость,
Отведать то что может взять любой!
С каких же пор гнушаются Познаньем?
Иль это зависть воспрещает их вкушать?
Не позволяя тем кто может и желает,
И мне нельзя тогда кому здесь знать?
Зачем оно растет и право, странно?
Сказав, он тут же плод сорвал себе,
И надкусил; в глазах моих туманно,
Похолодела я и страшно стало мне,
От смелых слов и дерзкого поступка;
А он так рад, сказав, о что за фрукт,
Ты для Богов, недосягаем для рассудка,
И слаще во сто крат когда тебя сорвут!
Вот почему ты значишься запретным,
Покуда предназначен для Богов,
И из людского существа ты неприметно,
Способен Бога сотворить без лишних слов;
И почему бы не возвысить Человека,
Ведь благо коль коснется он Творца;
Тем благородней Ум и больше Света;
Прославит больше он такой хвалой Творца.
И Ева тут кого здесь нет красивей,
Небесное созданье,так отведай же его;
Ты счастлива но станешь ты счастливей,
Ты большего достойна среди этого всего.
Попробуешь и впредь в ряду с Богами
Богиней станешь от Земли свободна всей,
И до седьмых Небес в Эфире с нами,
Ты воспаришь заслугою своей,
И там узришь воочию жизнь Богов,
И так же жить начнешь. Лишь это он сказал,
Ко мне он подошел без лишних слов
И протянул мне плод что он сорвал;
И так тот запах аппетит мне распалил,
Что я была не в силах отказать,
И воспарила к облакам я вместе с ним,
Где словно ладони могла землю наблюдать
В ее бескрайней перспективе;
И так полет высокий тот меня зачаровал,
На недоступной высоте где в этом мире
Я зрела все но тут внезапно он пропал,
И я сорвавшись вниз ушла в забытие;
Я счастлива в руках твоих проснуться,
И знать что это сон и больше ничего,
Адам ее услышав молвил Еве грустно.
О Ева, лучшее подобие мое и отраженье,
Обеспокоен я тревожным твоим сном,
Покуда и меня твои все сновиденья,
Тревожат раз равны мы перед злом;
Видения эти все мне явно не по нраву,
И опасаюсь я дурной природы все они;
Откуда зло взялось здесь, право?
Покуда чистой создана и все твои огни,
Что ни на есть возвышенной природы.
Однако сердце в себе может укрывать
И меньшие дары и вплоть до крайней злобы,
Которые при этом жаждут управлять.
И в каждом среди них свое воображение,
Являют образы всех видимых вещей;
Пять чувств на службе к представленью,
Воздушных форм в многообразие миражей;
Все что угодно там; отнять или прибавить
Не трудно, под себя все подминать;
Порядок он и есть что хочет править,
И все на свете в рамки загонять;
Затем разбить и снова склеить к усмотренью,
Употребив по новой наши Да и наши Нет,
Тем вызвав к жизни знание и мнение,
И к построеньям иным отправить наш ответ.
Затем от взоров в тайном месте все укрыть,
Пока Природа отдыхает и в отсутствии его,
Фантазию или прихоть претворить,
И в подражанье все подделать под него.
Пока в отлучке он сокрытым пребывает,
Но форму оживить способна лишь его глава,
Творенья наугад всегда не совпадают;
Мечты нередко уявляют грубые дела.
Спадают с веток листья осенью глубокой,
Так и слова уйдут в небытие,
Что с прошлым, и с недавним и с далеким,
Вразрез и вопреки стяжая себе все.
Сдается Ева мне твой сон напоминает
Последний разговор наш перед сном,
Но в в странном дополнении являет,
Но не грусти, идет своим чередом.
В конце концов ведь ни сомнения ни зла,
Ни Бог ни Человек не в силах избежать;
Оно покинет не оставив и следа,
Не утвержденным и не в силах больше лгать.
И все ж дает надежду мне твой сон,
Ведь он не в силах повлиять на разум твой
И пробудившись не позволишь чтобы он,
Здесь своевольно управлял теперь тобой.
Не унывай, не омрачай глаза уныньем,
Они хотят смеяться в безмятежной красоте;
Лучами новыми сияет Солнце миру,
И ты не поддавайся прежней темноте.
Теперь пора, нас ждут другие начинанья,
Средь рек, полей цветущих и лесов;
Оно везде, ты чувствуешь дыхание,
Что припасла нам ночь во время твоих снов.
Так молвил Он жене прекрасной, утешая,
Лишь две слезы с взволнованных очей,
И волосами утерла; Другие две стекая
С хрустальных глаз ее но ближе уже к ней,
Смахнул он поцелуем знаки сожаленья,
Тем выражая к ее трепету почтенье.
И так рассеяв пелену и с своих очей,
Они поторопились на цветущие Поля.
Но прежде выйдя из под хижины своей,
Где уже Солнце светом первого луча,
Взошло на горизонте разливаясь в океане;
Восток пространный всюду озарив,
Окинули просторы восхищенными глазами
И вознесли молитву головы склонив,
Что с каждою Зарею подлежало им воздать;
Что с каждым днем звучала в слоге новом,
Но всякий раз почтенье передать
Способны, и неважно каким словом;
Покуда ни в хвале и ни восторге их сердец
И вовсе не нуждался их Творец.
Они звучали складно в песнях и стихах,
И непосредственны их были изреченья,
Звучнее Арфы или Лютни в сладких снах;
Таким их того Утра было восхваленье.
Твои творенья да славятся вовеки,
Отец наш в ком источник блага и добра,
Творец всего что есть на свете,
Основа мирозданья и центрального Огня;
Сколь все в невыразимо и прекрасно;
Неизреченно дивен твой Престол,
Что над седьмыми небесами светит ясно,
Всегда над нами неизменно вознесен!
Среди творений низших что твои лишь тени,
Для нас незримым или видимым едва,
Превыше мысли, чудных проведений,
И превосходной власти изъявляешь ты себя!
Так расскажите вы кому что днем что ночью,
Вы Света славные Сыны на службе у него,
Поведаете лучше раз вы видите воочью,
Где хором Ангельским вы славите его,
У Трона в Гимнах, с радостью великой;
Вы те, кто все на Небе и Земле,
Объединили в его славе многоликой —
Он первый и последний, в середине, он везде!
Ярчайшая из Звезд та что последняя пылает,
На сходе Ночи, коль не вестница Зари,
То непременно Дня что Утро увенчает,
Чтобы в ее превышней Сфере мы могли,
Его восславить в час рассвета.
Ты, Солнце, в ком Душа и Око всех Миров,
Признай Творца в природе его Света,
В превосходящей славе его Слов,
В извечном направлении, и на Заре,
В своем Зените и когда ты исчезаешь;
И ты Луна что на восточной стороне,
Теперь встречаешь Солнце и сбегаешь,
Прикованная Звездам и к Земле;
И вы пять пляшущих огней на темном небе,
Что в звуках кружат танцы тайные свои,
И вторя похвале вытягивают жребий,
Свет извлекая из кромешной этой Тьмы.
И ты, Эфир, и элементы и стихии,
Что кружатся во чреве Девы четвером,
В Круговороте уявляясь в этом Мире,
В многообразии бесконечных своих форм,
Те что питают вещи сочетаясь;
Пусть в этих сменах без начала и конца,
В явлениях непрестанно изменяясь,
Они восславят Вышнего Творца.
И Ты дыхание что туманной полумглою
Восходит от Горы скрывая пеленой;
Иль что изменчиво, текучею водою,
Бежит и льется непрерывно с глаз долой,
Пока не перекрасит в Злато Солнце
И не возвысит в честь Создателя Миров,
Среди Небес бесцветных где пробьется,
Иль даже пусть среди налитых облаков,
Где жаждущую землю влагою живою,
Там напитает, пусть, какой бы никакой
В паденье, восхожденье, или что иное,
Ему воздастся этим новой похвалой.
И вы ветра что всюду устремляясь,
Несете весть нам именем его;
И вы растенья и деревья что склоняясь,
Поклоном кажите почтение свое.
И вы все горнии ручьи в журчанье звучным,
Что песнь льете звонкою о нем;
Пусть всё, живые души эти звуки,
Для всех объединятся в голосе одном;
И если и безмолвен мы не на чужбине,
Глядите, на Закате или может на Заре,
Истоком вышним, на Горе или Равнине,
Сменяя тени, он повсюду и везде,
Являет свою Славу с песнью моей.
Приветствую тебя Владыка кто незримым,
В ком вещи все, и в полноте своей,
В многообразии своих форм непостижим,
Один являешься Во множестве огней!
Готовый все отдать, коль мы способны,
Усвоить благо; даже если эта Ночь,
Тьму припасла грозя нам силой злобной,
То пусть твой Свет прогонит ее прочь.
Такой простой молитвой Утро возвестили,
Что мысль укрепив вернула им покой,
Затем в саду к заботам приступили,
Среди цветов покрытых утренней росой.
Деревья уже всюду ветви распустили,
Не хватит рук обрезать все в чем нет плода,
Что в предыдущем дне их изводили;
Чтоб с Вязом сочеталась виноградная Лоза,
Они ее с приданным гроздьев налитых,
Направили, чтоб ветки голые свои,
Украсить бы смогла спиралями обвив,
И чтоб смогла вдвойне с ним расцвести.
Тут Царь Небес узрев усилия их нашел,
И сжалившись над ними кликнул Рафаэлю,
Что к Товию когда то снизошел,
Свести семижды обрученную с ним Деву.
Ты слышал, Он сказал, что Сатана,
Сбежал из Бездны и в пределах Рая,
Тревожил ночью этих двух во время сна,
И плел интриги разорить желая?
Ступай же до Адама и поговори,
Как с другом пока он с дневного Жара
От дел передохнуть укроется в тени;
И объясни что жизнь даровала,
Из состояний всех счастливейший удел;
Что Воля в нем свободною дана,
И чтобы это он вполне уразумел,
Скажи свобода, переменчива она;
И упреди чтобы не встал на ложный путь,
Чтоб опасался в мыслях и свершеньях;
Опасность может с ног его столкнуть,
Что Враг повсюду ждет его паденья.
Что и теперь интриги он плетет,
Против всех тех кто в состоянии блаженства;
Насилие не нужно вовсе он их ждет,
Посредством хитрости, покуда совершенства
Их обделен он; это все скажи,
Пусть будут наперед он будет к этому готов,
Чтобы случайно не попался в сети лжи,
Неупрежденным и застигнутым врасплох.
В таких словах Отец изрек решенье,
Исполнив этим вечный свой Закон;
И Вестник получив распоряженье,
Без промедленья взмыл покинув Сонм;
Где средь пламен стоял укрывшись
Крылами яркими; блистательным огнем
В средине тех небес он отделившись,
В пространство устремился; с двух сторон,
Все расступились путь освободив,
Чтобы пробрался он дорогою кратчайшей,
До Звездных Врат что на петлях златых,
Открылись как задумал Высочайший.
Там где обзор неограничен, ни пятна,
Хоть и не много видел; Глобус наш земной,
Смог отличить, пусть и Земля,
С возделанными Кедрами над каждою Горой,
Была не ярче остальных; так Галилей
Сквозь линзу Небо силился прочесть,
Воображая свои Страны на Луне,
И хоть и не уверен, знал они там есть.
Или как штурман корабля среди Киклад
Зрит Самос или Делос в очертании паров;
Все ниже и быстрей он на крылах,
В Эфирном Небе меж бесчисленных Миров.
Уже подхваченный полярными ветрами,
И воздух рассекая яростным крылом,
Между парящими небесными Орлами
Неистребимым Фениксом казался он,
Что в Солнца храм, в Египетские Фивы,
Летит закончить свой ушедший год,
Чтобы вновь воспрянув с большей силой
Увидеть новый солнечный Восход.
И вот уж на вершине он восточной Рая,
Явлением Пространство озарив,
Он обернулся Серафимом расправляя
Шесть крыл блистательных своих.
Два с плеч спадая царским украшеньем,
Блестящей мантией окутывали грудь;
Другая пара Звездным облаченьем,
Что расположены по центру и вокруг,
Небесными цветами ярко изливались,
Златистым оперением сияла посреди;
А два последние свободно развивались
В цветах невыразимых позади.
Как Майи Сын, шикарным опереньем,
Он там стоял потряхивая им,
И наполнял душистым истеченьем,
Вокруг пространство уявлением живым.
Все Ангелы немедленно признали,
Согласно с званием отдавая ему честь
Они высокого посланника встречали,
Покуда знали что несет с собою весть;
Прошел он мимо их сияющих Шатров,
И вышел к полю оглядывая Царство,
Где Кассия и Бальзам среди цветов,
Благоуханьем наполняли все пространство;
Где дикая природа с сладостью смешалась,
И в буйстве первозданной красоты,
Господством превосходным забавляясь,
В жизнь воплощала все свои Мечты —
Невинной Девы выше правил иль искусства;
Неимоверная услада обольщенного ума,
В причудах своевольных тешить чувства
И как в дыханье все прекраснее она.
Адам узрел в благоухающем Лесу
Сквозь толщу насаждений пробираясь,
Ко входа Хижины; а Солнце по Утру
Лучами огненными книзу устремляясь,
Спешило в чреве Землю отогреть;
Адам в таком тепле и вовсе не нуждался;
А Ева, там внутри готовила обед;
Отборными плодами стол уж накрывался,
Рукой что предлагала, разжигая аппетит,
С молочных рек живительным нектаром,
Или из ягод сочных жажду утолить;
И тут Адам воскликнул Еве с жаром.
Скорее Ева, посмотри в той стороне
С Востока средь Деревьев прибывает
Обличие; подобно утренней Звезде,
На небесах дневных отчетливо сияет;
Несет похоже Вышнего он весть,
И должно нам принять как следует его;
Так поспеши, припасы, все что есть,
Все изобилие, угощенья и питье,
Неси скорее чтоб Странника Небес,
Почтить достойно оказав ему всю честь;
Воздать дающему рука не оскудеет;
Дарами что Природа удостоила нас здесь;
Сорвем мы, больше нам созреет,
Что учит не жалеть когда возможность есть.
Она в ответ; Земля что нас питает,
И чрева сокровенного священные плоды,
Что нам Отец одушевляя предлагает,
Растут без остановки, только рви;
Лишь только те я бережливо сохраняю,
Чья влага усыхая придает особый вкус,
И в новом свойстве крепость обретают;
Коль если просишь ты, потороплюсь,
И с каждой ветки из отборнейших плодов,
Я соберу для гостя угощенье,
Чтоб он надолго наш запомнил кров,
Перетряхну деревья и растенья;
Чтоб знал что Землю нашу Бог не обделил
Хотя и Небеса его щедрее одарил.
И Ева обернулась лишь успев сказать,
Поспешным взглядом с мыслью одной,
Чем будет она Гостя угощать,
Как все подать и с хитростью какой,
Чтоб вкусы сочетаясь не утратили бы ценность;
В каком порядке что добавить иль убрать,
Чтобы во всем он чувствовал полезность
И чтобы лишнего ему не перебрать,
И тонкое бы с грубым не смешалось;
Срывала лучшее с деревьев и ветвей,
Что на Земле Индийской предлагалось,
С Востока, с Запада иль по среди морей,
В Пуническом прибрежье иль у Понта,
Иль в царстве Алкиноя на вкус и цвет любой,
Плоды в Раю в приделах горизонта,
Под нежной кожей или скорлупой,
Шершавые и гладкие, сухие или с влагой,
Она срывала накрывая щедрый стол,
Огромными охапками рукою неустанной,
Чтоб все что нужно он себе нашел.
К питью из гроздьев винограда сок,
Морс выжимая ароматных свежих ягод,
Душистых зерен сливки, сладкий мед,
И равно всю целебную, живую влагу
Для чистоты сосудов усыпая Землю,
Благоухающими розами, подстать.
Тем временем Адам отбросив все сомненья,
Пошел небесного Посланника встречать;
Примкнувшись в завершенной полноте,
Его к себе сопровождал неизъяснимо;
Все было в нем и формы его все,
Что с никаким великолепьем несравнимо;
Рутинных церемоний, роскошью Царей,
С богатой свитой, чистокровными конями,
Жокеев в злате что в помпезности своей,
Ошеломляют и с разинутыми ртами,
Глазами провожают кавалькаду лошадей.
Приблизившись к в приветливых словах,
Адам поклоном выразил почтенье;
Приветствую тебя рожденный в Небесах,
Покуда форму дивную и это облаченье,
Ничто кроме Небес не в силах уявить;
И раз места у Тронов те что свыше,
Оставил ты чтоб нас здесь навестить,
То не почтишь ли нас под нашей крышей,
Где мы одни здесь пожинаем все дары,
Земли просторной, слава нашему Отцу;
В тенистой хижине с дороги отдохни,
Плоды отведай что растут у нас в саду,
Пока полдневная жара нас не покинет,
Сподручней когда Солнце поостынет.
В ответ он с Ангельским величием; Адам,
За этим здесь я и таким ты создан в своем дне;
Где изначально все подвластно Небесам,
Где Силы высшие всегда найдут себе,
В тенистой Хижине твоей отдохновенье;
Веди же, буду рад я гостем быть,
И до заката буду я в распоряженье
И с радостью отведаю что хочешь предложить."
И так пробравшись к Хижине Лесной,
Что как беседка где Помона улыбалась,
Казалось источала аромат свой неземной;
И Ева в том в чем есть там показалась,
Прекраснее Нифм иль трех Богинь,
Тех что на Иде всех дразнили наготою,
Встречала Странника и обликом своим,
Пленила его взоры увлекая красотою,
Чья чистота в покровах не нуждалась,
Покуда ни одна худая мысль изменить
Была не в силах то что в нею уявлялось;
Тут Ангел поспешил вниманьем одарить,
Ее приветствуя в волненье перед Девой,
Спустя века после Марии, второй Евы.
Приветствую тебя пречистая Царица,
Мать Человечества в чьем чреве Сыновей
Гораздо больше в силах претвориться,
Чем всех плодов что сорваны с ветвей,
С деревьев что Всевышний к пропитанью
Нам даровал усыпав щедрый Стол.
В траве он высился квадратным основаньем,
Сидения круглые вокруг покрыты мхом,
Ломился угощением от края и до края,
Во обилии собрав осенние плоды,
Хотя что осень что весна в пределах Рая
Рука к руке с друг другом шли.
Поговорили, ведь не стынет та еда;
Тут обратился к к Вестнику Адам;
Прошу Небесный странник, что Земля,
Дарует к пропитанию всем нам,
Пожалуйста испробуй щедрые даренья,
Все это благо что Всевышний днесь
Нам к пропитанию дал и услажденью,
Все чем Земля богата наша здесь;
Для Духов Райских может пресная еда;
Но знаю точно наш Отец Небесный
Всех помнит нас и никого не обходя,
Всем равно воздает и повсеместно.
Промолвил Ангел. Слався он вовек!
Плоды что даровал Отец Небесный,
Где для духовных сил стяжет человек,
То и для Духов пищею прелестной;
Ведь сущностей разумных тонкую природу
Питать не меньше нужно как всему,
Земным, разумным устремлениям в угоду
Срывают в этом удивительном саду;
Для сердца чувство, для рассудка ощущенье
Для верха низ, для света своя тьма,
Таланты и возможности согласно усмотренью,
И у Небес высоких грубая Земля.
Где видеть, слышать, прикасаться,
И пробовать на вкус, понятья извлекать,
Усваивать, делиться и сливаться
И вещи в дуновенье мысли превращать.
И что бы не было нуждается в питанье,
Для жизни, роста, утверждения себя;
Из грубых элементов тонкие создания
Себе слагают невесомые тела;
Земля к Воде стремиться, а Земля с Водою
Питают Воздух, а последний средь Огней
Эфирных, с наиблизкой к ним Луною;
Туманные пары ее на зеркале морей,
Пока еще не влились в основанье.
В свою же очередь для высших Сфер Луна,
Не замедляет влажное дыханье,
Питая тем что припасла для них Земля.
А Солнце свет свой изливая в Океане,
В Едином, в ком мы все заключены,
Питает всюду огненным дыханьем,
Вбирает на закате влажные пары;
И хоть Небесные Деревья балуют нас даром,
Плодами жизни накрывая с головой
И Виноград сочиться сладостным нектаром
Что стряхиваем с веток каждою Зарей,
Росу, подножье укрывая жемчугами;
Но все иначе здесь и если уж сравнить,
И пусть в иных восторгах, с Небесами
Щедроты здесь почти не отличить;
Что подано я с радостью приму.
Так принялись за угощенья те что Ева
Им собрала на руку скорою в Саду;
На вид не Ангел, без разбора, тем что Дева
Накрыла, он с поспешностью вкушал,
Не в шутку голоден; не так как Богословы
В писаньях представляют, видно запасал
Он наперед, плоды ее все поедая;
Легко посредством Духа претворяя,
Все в чем он пользу и значенье полагал.
Не удивительно; и если уж способны
С Огнем, Алхимики, (кто мог так заявить,
Звучит покуда слишком спорно),
Металл дешевый в самородки обратить
И прям такие как из золотого рудника.
Нагая Ева, между тем, служила у стола
Приятные напитки в чаши разливая;
Ее невинность, о, достойна была Рая!
Простительно вполне, то что собой она,
Могла увлечь Небесных Сыновей,
Прекрасным видом очи затмевая;
Но в тех сердцах, что выше всех страстей,
Любовь царила не вникая в те лишенья,
Что Ад готовил ожидая их крушенья.
Закончив с пищею которую Природа
Им предложила в обязательствах вольна,
Адам задумался, а в чем ее свобода
И чтоб возможность что была дана,
Не упустить и разузнать о Мире свыше;
Его порядке и строении вещей,
Его созданиях совершенных, много выше,
Превосходящих славу бренных дней;
Чьих форм небесных лучезарное сиянье
Намного превышала человеческую стать,
Что затмевало времена и расстоянья;
Не зная как бы слово подобрать,
Так обратился он к Посланнику Небес.
Живущий рядом с Богом, знаю я теперь
Какую милость оказал ты человеку,
В обитель нашу снизойдя среди потерь,
Вкусить плодов, войдя в земную реку,
Что пищею не Ангелов но принял ее ты,
Что на высоком Небе, вне сомненья,
Не подают; что скажешь для сравненья?
Крылатый Иерарх ответил; О, Адам!
Отец един и здесь с пути не сбиться;
Все вещи, от него исходят нам,
Коль добродетели и блага не лишиться,
К нему вернется в качестве своем,
Исконном, в свой первичный элемент,
Где в формах, суть одну, во всем
В созданиях уявляет жизнь и свет,
Согласно степени и мере удаленья;
Чем ближе Сфера у подножия Венца,
Тем тоньше и духовней в ней творенья,
И ближе к сути нашего Творца.
Пока их временное тело не пробьется
Для жизни Духов, каждому под стать;
Насколько оно лучше с ним сольется,
Настолько разделить с ним благодать
И мощь и силу будет в состоянье;
Так дерево взрастает от корней
И кроной листьев распускается ветвями,
Что легче и воздушней в сущности своей,
Дыханием Цветов все тело завершая,
И Дух благоухающий повсюду источая,
С природою сливается своей.
Цветы, к питанию плодами обернувшись,
По мере истончения высятся к Богам,
И к Духам совершенным прикоснувшись,
Даруют осознанье существам -
Обеим статям, плотской и разумной,
Где разум с пониманьем черпает душа,
А смысл, часто слишком грубый,
Чтоб непрерывно в ней искать саму себя,
С ее идеями что как бродячие собаки,
Бегут и рыщут злы и голодны,
Или надеждой ослепляя слишком сладки
Неощутимым чувством в море лжи;
Слова к вам ближе, к нам скорее чувство,
Хотя и различаясь в качестве своем,
И в них порой не меньшие безумства,
А в целом суть одна, повсюду и во всем.
Затем, не удивляйся что Всевышний
Предусмотрел во благо, коль не отрекусь,
И рядом, вырвусь к жизни высшей,
И в сущность должную с тобою претворюсь;
Те времена глядишь не за горами,
Когда разделят с Ангелами стать,
Все люди и смериться в послушанье
Где с пищей легкой не придется выбирать;
От этого питания, быть может,
Тела все к Духам обратятся наконец
И тем свою способность преумножат,
В Эфире возвышаться под Венец;
И как и мы, все будут в состоянье,
Здесь пребывать и на Высоких Небесах;
Коль будете тверды вы в послушанье
И неизменные в любви во всех Мирах,
К Всевышнему, кого вы есть потомство;
Пока же радуйтесь Земле и Небесам,
Боюсь что вам осмыслить еще сложно,
То счастье высшее дарованное нам.
На что Глава людского рода отвечал,
О добрый Дух, о Гость наш благосклонный,
О как на редкость складно рассказал,
Путь указав к познанью превосходный,
От центра в круг и вглубь незримых Сфер,
Где в созерцании уявленных творений,
Взойдем мы постепенно в тот придел
Коснувшись самого Творца Вселенной.
Но упреждаешь если в послушанье,
Не просветишь ли что имеешь ты ввиду;
Ужели и впрямь изъявим мы желанье
Мы отказать Всесильному Творцу;
Тому, любовью чьей поднялись мы из пыли,
Кто в этот Сад блаженства поместил;
Что человек в желаниях не в силе
Постичь, коль если сам не пережил?
О Сын Земли и Неба, за блаженство все
Будь благодарен ты Небесному Отцу;
А что ты остаешься в милости его,
Обязан будь ты послушанью своему.
На этом и держись, тебе предупрежденье;
То и имел ввиду я и прислушайся к нему,
Покуда здесь венцом его творенья
Ты совершенным здесь, подобие ему,
В извечном пламени нетленною искрою;
И все то благо что даровано тебе,
В свободной Воле что всегда с тобою,
Не подчиняется ни Року ни Судьбе.
И помни, нет такой здесь силы,
Что может здесь тобой повелевать;
Он хочет чтоб мы ему служили
По доброй Воле, и не хочет даже знать,
То что Сердца желают в принужденье,
Покуда если мы Судьбой принуждены,
То не свободны наши устремленья,
А значит нами управляют, а не мы.
И я, и Ангельское Войско что у Трона,
Мы в послушанье счастливы, как ты;
И быть не может лучшего Закона,
Покуда только так от Зла ограждены;
И потому по доброй Воле мы покорны;
Свободен выбор, с этим наша Власть,
Чтоб оставался к нам он благосклонным,
Должны держаться чтобы не упасть;
А кто то пал в упрямом ослушанье
С Небес в глубины Бездны роковой;
Из самых ни на есть счастливых состояний
В глубь преисподни, мрачной и глухой!
Адам в ответ; Наставник наш Небесный,
Премного счастлив я от этих слов,
Звучанье это более прелестней,
Чем звуки что с окрестных всех Холмов,
Нам изливают в песнях Херувимы,
С Небесных Сфер; отрадно для меня,
Узнать вполне что мы неуязвимы,
Что с сотворенья Воля нам дана,
Свободной в выборе; затем и не забудем
С покорстве чтить его Завет,
И в послушании Всевышнему прибудем,
Кто неизменным дарит жизнь и свет,
В единстве разум укрепляя и поныне,
Но что в Раю случилось с твоих слов,
В сомненье я, коль если не в унынье;
Так что же среди Ангельских рядов
Стряслось; не будешь ли любезным,
Нас просвятить что там произошло;
Должно быть странным это иль чудесным,
Что в тишине Священной, от всего,
Достойно быть услышанным; поведай,
Покуда день нас ожидает впереди,
Ведь Солнце к полдню лишь еще на Небе,
Едва переступив на пол своем пути.
Так Адам разузнать желая вопрошал;
Слова обдумав, вскоре Ангел отвечал.
Вопрос уместен, первый из людей,
Вот только бы не впасть в кощунство;
Ведь согласись что в тьме земных идей,
Где безраздельно правят ваши чувства,
Ужасно тяжко все движенья передать
Незримых Духов что в Войне Небесной,
Покуда в силах ли еще вы понимать,
Что им открыто всем и повсеместно;
И как мне говорить без сожаленья,
Кто в совершенном состоянье пребывал,
В превосходящей славе, но в паденье
Блеск изначальный в Бездне утерял?
И как здесь будучи способен буду я,
Все тайны Мира высшего раскрыть,
Что может вовсе незаконно? но тебя,
Пожалуй все же попытаюсь просвятить.
И уявлю я вашим чувствам для сравненья
То что постичь не в силах вы, увы;
Представлю мир духовный к обозренью
В обличиях телесных сферы красоты.
Ведь если дом Земной Небесной тенью,
То вещи те что недозволенно вам знать,
Здесь явлены друг друга отраженьем,
Намного больше чем привыкли полагать.
Когда в предвечном Хаусе еще сокрыта
Вселенной Твердь по центру в Небесах,
Подвешенной в твореньях многоликих,
И Мира этого в бесчисленных Мирах,
Еще в помине не было, когда в тот день
(Ведь Время продолжает всюду вечный ход
Где Вещи преходящие лишь тень,
Что в настоящем, прошлом, будущем живет,
И только Вечности извечное движенье
В себе не ведает ни края и конца)
В тот день в Великий год с начала сотворенья,
Все Ангельское Воинство призвали Небеса,
Что без числа пред Высшим Троном,
Со всех концов пространственным Огнем,
И Иерархами, Главой над каждым Сонмом,
В рядах сияющих предстали пред Отцом.
И сотни тысяч там Знамен и Флагов
Расшиты в Золоте сияли на Ветру,
Между последним и ведущим Авангардом,
Согласно Иерархии и Званию в Строю;
На них в Пространстве ярко пламенея,
Блистала Летопись Деяний и Времен;
Любовь и Доблесть, несгибаемое Рвенье,
В Рекордах отпечатана Огнем.
Так в Сферах, вкруг они невыразимо,
Того кто несказуем обступили, а внутри,
Единый Сын воссел неизъяснимо,
Подобно на вершине пламенеющей Горы,
Та что незрима в ослепительном сиянье,
Воскликнул; Ангелы, О, славные Сыны,
Престолы и Господства, Силы и Начала,
Вот вам решение, услышьте его вы,
Чему быть ныне и вовеки неизменным;
Сегодня свет увидел Сын единый мой,
Помазанный Огнем Горы священной,
Теперь по праву руку будет здесь со мной!
Его Царем отныне я над вами назначаю,
Главою Сонмов всех семи Небес,
Пред ним склониться всем повелеваю;
Признайте Бога в нем, хотя во тьме завес,
Но в Вечном Пламени нетленною искрою;
Сплотитесь все под Царственной рукой,
И слитными в одно, единою Душою,
Сольетесь навсегда с Небесною стезей.
Но кто откажет мне в непослушанье,
Тот сам порвет союз наш и в тот день
Той мыслью обречен он на изгнанье,
Где в тьме кромешной обратиться в тень
На веки без надежды на спасенье.
В таких словах увещевал всех Высочайший,
И всем, казалось, он благоволил,
Но был средь нас Архангел жесточайший,
Что гордость и тщеславие свое скрыл.
Тот день, мы в песнях и веселье
Возле Горы священной провели,
Кружа мистические танцы в звездной Сфере,
Вместо колес с Планетами внутри,
На Колесницах рассекая все пространства,
В хитросплетенных лабиринтах, вечно вспять,
Без устали стяжая постоянство,
В едином, чтоб рассыпаться опять;
Во всем что лучше рушит соразмерность,
Себе выискивая прибыль и расчет,
И извлекая из теней закономерность,
И увязав с Единым выставить свой счет,
И тем смягчить чудесное звучанье,
Согласовав с Отцом прелестный ее тон,
Чтобы с гармонией ладило дыханье,
И чтоб услышав был он ею восхищен.
День между тем клонился к завершенью
(Покуда и у нас Заря и свой Закат,
Хотя и без нужды, а дополненьем,
Чтоб ощущали мы движенье так сказать)
Мы преступили к трапезе приятной,
Оставив танцы наши в жажде голодны;
Там где мы днем кружились в час закатный,
Едою ангельской накрытые столы,
Ломились в изобилии, рубиновым Нектаром
В златые чаши до краев и жемчуга,
Полились, угощенья, щедрым даром
Вином изысканным, что дарят Небеса.
В Венцах цветочных, среди райского цветенья,
Вкушали лежа мы те яства и питье;
В уединенье сокровенного общенья
Бессмертие и счастье испивали мы свое.
И не боялись утомиться в пресыщенье;
А изобилие Всевышнего со всею полнотой,
Превыше слов и всякого сравненья;
Нас засыпал он щедрою рукой,
Блаженством бесконечным одаряя.
И вот уж выдохнула Райская Гора,
Небесной Ночью в Космос устремляя;
Откуда Свет и Тень в одном, но все же два,
Сменив на тени, Лик сокрыв от нас
И в Полумраке погрузился блеск огней,
(Ведь наши Ночи не такие как у вас,
Светлей быть может ваших самых ярких дней
И не скрывают Пламя темной пеленою);
Росою розовой затмились все глаза,
Влекомы этой призрачной красою;
Лишь очи Высочайшего не знающие сна,
Вмещали бесконечное пространство,
По ширине и вглубь незримый тот придел,
Где Глобус ваш во всем убранстве,
Лишь тень от бледной тени, хоть удел
Один и тот же на пространственной равнине,
(Его Обитель в множестве одна),
Где Сонмы Ангелов с высот и до низины
Стоянками рассыпались смыкая все Края,
Вдоль Рек живых текущих к Древу Жизни,
Разбив Шатры без счета и числа,
Сомкнуты на Царях Небесных Легионов.
В потоках свежих и пронзительных Ветров,
Они неслись в виденьях высших Тронов,
Как наяву или в иллюзиях своих Снов;
За исключеньем тех кто зная направленье,
Всесильного Престол все ночи напролет,
Пел свои Гимны в вдохновенье,
Чтобы могли услышать все как он поет.
Но не из этого был пробужден,
Кто среди вас зовется Сатаной;
В исконном имени средь вас не знаем он,
Пока у вас явился в стати он другой;
Из тех он первых, коль не наивысший
Из Ангелов, велик в Могуществе своем,
Кто прежде его милостью возвышен,
Был ревностью и завистью сражен,
К его Сынам ближайшим возле Трона;
В тот день Всевышнего снискав себе почет,
Когда Мессия был провозглашенным,
Царем Небесным, (да и кто теперь сочтет),
Он в этом усмотрел к пренебреженье
И в гордости задетый был он оскорблен;
Сокрытой злобою закралось в нем презренье
И в сумерках, за полночь, когда сон
Являет призраков радушные виденья,
Со всей решимостью подбил свой Легион,
Сместить Отца Небесного с Престола,
Высокомерьем горделивым ослеплен;
И пробудив ближайшего к себе для разговора
В таких словах увещевал ему тайком;
Мой Спутник, спишь, но нет такого Сна,
Покуда частью неделимой в Вездесущем,
Ничто здесь не затмит твои глаза;
Припомни все что в день минувший
В Раю увещевали Высочайшего уста?
Я тоже домогался твоих мыслей в этот день,
Трудились вместе мы в Едином, ты и я,
И отличить могли от света тень,
А если так, отвергнись от себя.
Зачем ты дремлешь в разделенье,
Когда нам вместе быть здесь суждено,
А значит нету у нас собственного мненья;
Мой Друг, пора за дело нам давно.
Ты видишь что того кто в несказуем
Законы ожидают утвержденья своего;
И кто в уме своем непредсказуем,
Явить всем должен указания его;
К тому же нам с тобою не безопасно,
Полны превратностей эти места;
Сомкни все Множества которые негласно,
Ведем Главой мы общей, ты и я.
Отдай приказом им распоряженье,
Лишь Ночь раскинется тенями в Небесах,
Тот кто в мое примкнется построенье,
Те в новый Дом последуют в Снегах,
На Север, где займем мы свою Землю,
Там встретим мы достойно нашего Царя —
Того кто не приемлет возраженья,
И чей Закон во все приделы и края,
С триумфом средь Иерархии Небесной,
Он объявить намерен всем и повсеместно.
В таких словах Восставший убеждал,
И тем увлек поспешный разум в нем,
Влияньем темным; тут же он созвал,
Объединив все множества в Одном;
Престолы все под собственным Началом,
Как прежде был научен Сатаной;
Предупредив заранее сигналом,
Пока сокрыто Небо в темени ночной,
Под знаменем Иерархии Небесной,
Должны всеобщий предпринять они отход;
Средь них искрою повсеместной,
Хоть и в словах двусмысленных и горд;
Среди рядов их сея беспокойство,
Покуда к воле собственной склонял;
Но все послушно принимали руководство,
Услышав в слове к действию сигнал,
Владыки, их главою Легиона;
Кто вне сомненья велик на Небесах
Он Именем был высшим среди Сонма,
Прославленный во всех своих Мирах;
Подобен Утренней Звезде он был собою,
Свеченьем затмевая стаи Звезд,
Из коих треть увлек смешав с Землею,
К отходу водрузив Небесный Мост.
А в это время в Оке неизменном,
В ком мысль видит скрытые Миры,
Что светит ярко на Горе Священной,
Среди златых Светильников внутри,
Пред ним горящих ночью темной,
Мятеж увидел тот кто всюду и везде,
Кто властью наделен беспрекословной,
Среди Сынов Зари рожденных на Земле;
Во множествах разрозненных единым,
Так молвил он единственному Сыну.
О Сын в ком власть моя и красота,
Блистает ярко в ослепительном сиянье,
Приемник мой пришла теперь пора,
Нам заявить о нашем здесь призванье;
Каким Оружием что нашим с давних пор,
Удержим мы с тобою наше Царство:
Восставший вознамерился Престол
Воздвигнуть изъявляя все коварство,
На Севере и для себя лишь одного;
И этим, он еще и не доволен,
Стяжая для себя предвечный свет,
В своем стремленье горд и своеволен;
Пришла пора сзывать теперь совет,
Все Силы призывая к построенью,
Чтобы случайно нам не утерять,
Все то что в нашем здесь владенье -
Вершину ту что он намерился занять.
И Сын невозмутимым своим взором,
Небесный излучая дивный свет,
Неописуемый ни в чувством и не словом,
На усмотрение озвучил свой ответ;
Отец мой здесь ты верно ставишь,
На осмеяние противников своих,
Над их тщетой, и ведать не желаешь
Ничтожные намеренья все их.
Пока Противник вознамерился стяжать,
Тем больше в Славе неземной,
Мне именем твоим торжествовать,
Покуда пребываю я с тобой.
Никто мне здесь не может прекословить;
Одною волей Царство я твое,
Могу разрушить и поновой перестроить,
Где в множествах явлем мы одно;
Пусть Истина все взвесит на Весах,
Иль быть мне наихудшим в Небесах.
Так Сын промолвил но мятежный Сатана
С крылатым Сонмом далеко ушел вперед;
Как Звезд в Ночи бесчисленная тьма,
Он ярко освещал небесный Свод,
Звездою Утра, иль сверкающей Росой,
На Солнце жемчугом на листьях и цветах,
Престолы мощные Серафов по прямой,
Переступил пределы в трех Мирах.
Перед которыми, Адам, твои Владенья,
Твой Глобус с необъятной долготой,
Все то что здесь в распоряженье,
И Райский Сад что здесь с тобой,
Лишь частью малой всей Земли и Океана;
Они в пределы Севера вошли,
Где Сатана расположился своим станом,
Взобравшись на вершину пламенной Горы,
Где зубчатой стеной цепь горная стоит,
И Пирамиды точат свои грани;
Где среди Скал вершинами бежит,
Скала Алмазная средь пустоши песчаной.
Там свой Дворец воздвигнул Люцифер;
(Во всяком случае так это Построенье
Воспринимают в представленьях у людей)
Что с Божеством он ставит в уравненье,
И потому в виденьях подражают,
Чтоб Вестник уявился среди них,
За этим и в Пространство устремляют,
Вершину той Горы в Собраниях своих;
Покуда в ней все чувства и все мысли
Собрались воедино свой совет держать,
Но раз нельзя понять или осмыслить,
И что во Имя лучше предпринять,
Не ведают вполне и встречи их бывают,
Не те что представляется порой,
Покуда Царь их в каждом прибывает;
Так в слове в перемешку с клеветой,
Он истину подделал словно был влитой,
Ко всем их слухам взоры обращая;
Престолы, Власти и Господства!
Коль эти Звания не просто звук пустой;
Ведь Власть теперь по праву первородства,
Согласно с Волей Высшею другой,
Царя Помазанного именем присвоил;
И за него мы спешкой теперь,
Здесь разбираемся что ныне он устроил,
Да, гнусно обманул нас подлый Зверь.
Что лучше предпринять с напастью этой;
Ведь с дерзостью он требует опять;
Что делать нам с душою той нагретой
Или поклоном почести воздать?
Ценою неподъемной даже одному,
Но двое, как стерпеть нам это,
Когда он показался в облике ему,
И образ уявлен в господстве его света?
Так говорите, кто расскажет лучше,
Научит кто, как сбросить его гнет?
Иль перед ним прогнетесь еще круче,
Все уступая пока все не отберет?
Вы не позволите, пока вас знаю,
Ведь правы или не желаете вы знать,
Что Небожители и все Сыны вы Рая;
Никто пред вами Волю изъявлять
Не смеет и даже если разнородны,
Везде вы одинаково свободны.
Иерархии свобода не противоречит,
Прекрасно могут ладить меж собой;
Какая Воля высшая перечить,
Способна самовластною Рукой,
Когда мы пребываем все в Едином;
Все той же Власти, той же Красоты,
Нет среди нас ни слабых и не сильных,
А значит в Воле одинаково равны?
Какой Закон, когда и без Законов
Не ошибается и знает все вперед;
Владыкой мало, хочет и поклонов,
И обожать еще должны его мы гнет,
И Звания Высшие которых не отнять,
Должны забыть и все ему отдать?
Не пререкаясь с дерзкими речами,
Все молча слушали, один лишь возразил,
Средь Серафимов Абдиилом его звали,
Что ревностно Отца боготворил,
Покорным в исполненье указанья,
В пылу неистового рвенья так он говорил;
О что за ложь пропитана в гордыне!
И кто же мог теперь предположить,
Что речи дерзкие на Небе эти ныне,
Приходиться тебе произносить.
И не кому то, а тебе, кто вознесенным,
Над равными, каким же надо быть,
Ему неблагодарным, даже злобным,
Чтобы в тех словах пытаться убедить.
Как смеешь ты Отца чернить хулою
И под сомненье ставить указания его,
Чтить Сына что с ним правою рукою,
Кто перед нами возвеличен высоко.
Пред кем должны мы все склониться,
Единым признавая в нем Царя;
Как смеешь иль может тебе мниться,
Что все что предначертано все зря?
И каждый здесь под собственным Законом,
Свободной Волей в силах насаждать,
Свободу но под собственным уклоном,
И каждый Царь свое здесь навязать,
Способен Богу прихотью своей?
Здесь ты не прав, способен ты оспорить
Способен ты Закон переписать,
И в лучшей все Свободе перестроить;
Того кто все на Небесах,
Явил, определив пределы бытия?
Мы знаем что нас нет ему дороже,
О нашем благе он заботиться всегда;
И знаем как ко всем нам осторожен,
Далек от мысли сделать менее себя.
Напротив, к счастью возвышая,
Объединяет всех под собственной Главой;
Все ближе в свою Сферу увлекая,
Где нету слов как свой или чужой.
Что ты сказал едва ли справедливо,
Перед Высшим все мы здесь равны;
Когда, самою мыслью, это лживо,
А возомнил что наивысшим будешь ты.
Иль Войско наше больше не в Едином,
Равняясь в Сыне, словом чьим,
Все произвел Создатель наш всесильный,
Иль среди Духов ты уже другим?
В нем создана по праву первородства,
Иерархия, и ты, и весь наш Сонм,
Все Власти, Силы и Господства,
Без исключения увенчаны в одном.
И Сын единый в его Славе,
Не омрачит но выше вознесет,
Покуда он главой в его здесь праве,
И множества в себе он все несет;
Его Законы неизменно наш Закон,
Вот где в своем превратен ты уме —
По его Воле пребываем мы в Одном,
А ты из этого стяжаешь лишь себе.
Уйми неистовою ярость искушая;
Умерь все притязания пред Отцом,
И может милость снизойдет для нас другая
И добрый мир мы снова обретем.
Так Ангел воспротивился, но тщетно,
Его волнение никто не поддержал,
Найдя что речь была неосторожна,
И опрометчива, на что Отступник отвечал
Вдвойне заносчив в гордом ликованье;
Ты утверждаешь то что созданы мы в нем?
К чему привлек он труд своих созданий,
Кто к замыслу его был привлечен —
Где Сын с Отцом одно? поистине, чудесно!
Хотя и объяснить не суждено,
Однако как звучит свежо и лестно,
С ученьем этим мы познаем вскоре все.
Когда, кто знает уявилось сотворенье?
Ты помнишь сам в тумане своих снов,
Откуда здесь твое возникновенье,
И кто Творец средь множества Творцов?
Когда мы были таковыми мы не знаем,
И кто до нас был мы не ведаем путей;
Невесть сюда откуда пребываем,
Саморожденными лишь силою своей.
Когда и чье неотвратимое движенье
Сомкнуло Сферу, где затем нашли
Все обитатели Небес свое рожденье —
Пространства вечного Эфирные Сыны.
Вся мощь лишь нам принадлежит,
Рукою, чем владеем и владели,
В свершеньях нам открыть все подлежит,
И кто здесь равен выясним на деле.
Тогда узришь хотим ли мы прощенья,
Вымаливать у Трона вышнего Царя
Иль со сторон обступим в окруженье;
Лети, неси ответ наш Сыну, уж пора,
Покамест ты далек еще от зла.
Сказал и словно эхом в глуби водной,
Согласный ропот одобренья средь рядов,
Но дерзкий Серафим был непреклонный
Вновь возвышая голос средь врагов.
Богоотступник, гордый Дух слепой,
Уже вполне предвижу я падение,
Увлекшим вместе Сонм несчастный свой,
А вместе и влияние в самомненье,
Что повлечет расплату за восстание твое.
Отныне можешь ты не опасаться,
Как можешь волю Сына обуздать;
Законы кроткие, к чему им уявляться,
Их на себе ты вскоре будешь ощущать;
Теперь прутом железным Скипетр Златой,
Твое здесь усмирит непослушанье;
Услышал я совет премудрый твой,
Но не за этим покидаю я собранье.
Хочу я удалиться от Шатров превратных,
Над коими нависло огненной стрелой,
Небесный гнев что яростью внезапной,
Не различит кто свой а кто чужой.
Жди молнии и громы над главой,
И берегись чтобы поядающий огонь,
Здесь не пожрал тебя и твой мятежный строй;
Поймешь тогда ты может быть,
Кто здесь творит и кто способен истребить.
Так Абдиил остался непреклонным,
Средь Воинства восставшего один,
Среди гордых Духов вероломных,
Неустрашимый, беспристрастный Серафим,
Любовь и преданность не ставя под сомненье;
И ни число Врагов бесчисленная рать,
Ни ложь, ни брань, ни разделенье,
Его там не могли поколебать.
В уме и духе оставаясь неизменным,
Шел сквозь их Сонм враждебный и глухой,
Там чуя гордый дух пренебреженья,
К их Башням повернувшийся Спиной.
Конец пятой книги.
***
BOOK 5
THE ARGUMENT
Morning approacht, Eve relates to Adam her troublesome dream; he likes it not, yet comforts her: They come forth to thir day labours: Thir Morning Hymn at the Door of thir Bower. God to render Man inexcusable sends Raphael to admonish him of his obedience, of his free estate, of his enemy near at hand; who he is, and why his enemy, and whatever else may avail Adam to know. Raphael comes down to Paradise, his appearance describ'd, his coming discern'd by Adam afar off sitting at the door of his Bower; he goes out to meet him, brings him to his lodge, entertains him with the choycest fruits of Paradise got together by Eve; thir discourse at Table: Raphael performs his message, minds Adam of his state and of his enemy; relates at Adams request who that enemy is, and how he came to be so, beginning from his first revolt in Heaven, and the occasion thereof; how he drew his Legions after him to the parts of the North, and there incited them to rebel with him, perswading all but only Abdiel a Seraph, who in Argument diswades and opposes him, then forsakes him.
NOw Morn her rosie steps in th' Eastern Clime
Advancing, sow'd the earth with Orient Pearle,
When Adam wak't, so customd, for his sleep
Was Aerie light, from pure digestion bred,
And temperat vapors bland, which th' only sound [ 5 ]
Of leaves and fuming rills, Aurora's fan,
Lightly dispers'd, and the shrill Matin Song
Of Birds on every bough; so much the more
His wonder was to find unwak'nd Eve
With Tresses discompos'd, and glowing Cheek, [ 10 ]
As through unquiet rest: he on his side
Leaning half-rais'd, with looks of cordial Love
Hung over her enamour'd, and beheld
Beautie, which whether waking or asleep,
Shot forth peculiar graces; then with voice [ 15 ]
Milde, as when Zephyrus on Flora breathes,
Her hand soft touching, whisperd thus. Awake
My fairest, my espous'd, my latest found,
Heav'ns last best gift, my ever new delight,
Awake, the morning shines, and the fresh field [ 20 ]
Calls us, we lose the prime, to mark how spring
Our tended Plants, how blows the Citron Grove,
What drops the Myrrhe, and what the balmie Reed,
How Nature paints her colours, how the Bee
Sits on the Bloom extracting liquid sweet. [ 25 ]
Such whispering wak'd her, but with startl'd eye
On Adam, whom imbracing, thus she spake.
O Sole in whom my thoughts find all repose,
My Glorie, my Perfection, glad I see
Thy face, and Morn return'd, for I this Night, [ 30 ]
Such night till this I never pass'd, have dream'd,
If dream'd, not as I oft am wont, of thee,
Works of day pass't, or morrows next designe,
But of offense and trouble, which my mind
Knew never till this irksom night; methought [ 35 ]
Close at mine ear one call'd me forth to walk
With gentle voice, I thought it thine; it said,
Why sleepst thou Eve? now is the pleasant time,
The cool, the silent, save where silence yields
To the night-warbling Bird, that now awake [ 40 ]
Tunes sweetest his love-labor'd song; now reignes
Full Orb'd the Moon, and with more pleasing light
Shadowie sets off the face of things; in vain,
If none regard; Heav'n wakes with all his eyes,
Whom to behold but thee, Natures desire, [ 45 ]
In whose sight all things joy, with ravishment
Attracted by thy beauty still to gaze.
I rose as at thy call, but found thee not;
To find thee I directed then my walk;
And on, methought, alone I pass'd through ways [ 50 ]
That brought me on a sudden to the Tree
Of interdicted Knowledge: fair it seem'd,
Much fairer to my Fancie then by day:
And as I wondring lookt, beside it stood
One shap'd and wing'd like one of those from Heav'n [ 55 ]
By us oft seen; his dewie locks distill'd
Ambrosia; on that Tree he also gaz'd;
And O fair Plant, said he, with fruit surcharg'd,
Deigns none to ease thy load and taste thy sweet,
Nor God, nor Man; is Knowledge so despis'd? [ 60 ]
Or envie, or what reserve forbids to taste?
Forbid who will, none shall from me withhold
Longer thy offerd good, why else set here?
This said he paus'd not, but with ventrous Arme
He pluckt, he tasted; mee damp horror chil'd [ 65 ]
At such bold words voucht with a deed so bold:
But he thus overjoy'd, O Fruit Divine,
Sweet of thy self, but much more sweet thus cropt,
Forbidd'n here, it seems, as onely fit
For God's, yet able to make Gods of Men: [ 70 ]
And why not Gods of Men, since good, the more
Communicated, more abundant growes,
The Author not impair'd, but honourd more?
Here, happie Creature, fair Angelic Eve,
Partake thou also; happie though thou art, [ 75 ]
Happier thou mayst be, worthier canst not be:
Taste this, and be henceforth among the Gods
Thy self a Goddess, not to Earth confind,
But somtimes in the Air, as wee, somtimes
Ascend to Heav'n, by merit thine, and see [ 80 ]
What life the Gods live there, and such live thou.
So saying, he drew nigh, and to me held,
Even to my mouth of that same fruit held part
Which he had pluckt; the pleasant savourie smell
So quick'nd appetite, that I, methought, [ 85 ]
Could not but taste. Forthwith up to the Clouds
With him I flew, and underneath beheld
The Earth outstretcht immense, a prospect wide
And various: wondring at my flight and change
To this high exaltation; suddenly [ 90 ]
My Guide was gon, and I, me thought, sunk down,
And fell asleep; but O how glad I wak'd
To find this but a dream! Thus Eve her Night
Related, and thus Adam answerd sad.
Best Image of my self and dearer half, [ 95 ]
The trouble of thy thoughts this night in sleep
Affects me equally; nor can I like
This uncouth dream, of evil sprung I fear;
Yet evil whence? in thee can harbour none,
Created pure. But know that in the Soule [ 100 ]
Are many lesser Faculties that serve
Reason as chief; among these Fansie next
Her office holds; of all external things,
Which the five watchful Senses represent,
She forms Imaginations, Aerie shapes, [ 105 ]
Which Reason joyning or disjoyning, frames
All what we affirm or what deny, and call
Our knowledge or opinion; then retires
Into her private Cell when Nature rests.
Oft in her absence mimic Fansie wakes [ 110 ]
To imitate her; but misjoyning shapes,
Wilde work produces oft, and most in dreams,
Ill matching words and deeds long past or late.
Som such resemblances methinks I find
Of our last Eevnings talk, in this thy dream, [ 115 ]
But with addition strange; yet be not sad.
Evil into the mind of God or Man
May come and go, so unapprov'd, and leave
No spot or blame behind: Which gives me hope
That what in sleep thou didst abhorr to dream, [ 120 ]
Waking thou never wilt consent to do.
Be not disheart'nd then, nor cloud those looks
That wont to be more chearful and serene
Then when fair Morning first smiles on the World,
And let us to our fresh imployments rise [ 125 ]
Among the Groves, the Fountains, and the Flours
That open now thir choicest bosom'd smells
Reservd from night, and kept for thee in store.
So cheard he his fair Spouse, and she was cheard,
But silently a gentle tear let fall [ 130 ]
From either eye, and wip'd them with her haire;
Two other precious drops that ready stood,
Each in thir Chrystal sluce, hee ere they fell
Kiss'd as the gracious signs of sweet remorse
And pious awe, that feard to have offended. [ 135 ]
So all was cleard, and to the Field they haste.
But first from under shadie arborous roof,
Soon as they forth were come to open sight
Of day-spring, and the Sun, who scarce up risen
With wheels yet hov'ring o're the Ocean brim, [ 140 ]
Shot paralel to the earth his dewie ray,
Discovering in wide Lantskip all the East
Of Paradise and Edens happie Plains,
Lowly they bow'd adoring, and began
Thir Orisons, each Morning duly paid [ 145 ]
In various style, for neither various style
Nor holy rapture wanted they to praise
Thir Maker, in fit strains pronounc't or sung
Unmeditated, such prompt eloquence
Flowd from thir lips, in Prose or numerous Verse, [ 150 ]
More tuneable then needed Lute or Harp
To add more sweetness, and they thus began.
These are thy glorious works, Parent of good,
Almightie, thine this universal Frame,
Thus wondrous fair; thy self how wondrous then! [ 155 ]
Unspeakable, who sitst above these Heavens
To us invisible or dimly seen
In these thy lowest works, yet these declare
Thy goodness beyond thought, and Power Divine:
Speak yee who best can tell, ye Sons of Light, [ 160 ]
Angels, for yee behold him, and with songs
And choral symphonies, Day without Night,
Circle his Throne rejoycing, yee in Heav'n,
On Earth joyn all ye Creatures to extoll
Him first, him last, him midst, and without end. [ 165 ]
Fairest of Starrs, last in the train of Night,
If better thou belong not to the dawn,
Sure pledge of day, that crownst the smiling Morn
With thy bright Circlet, praise him in thy Spheare
While day arises, that sweet hour of Prime. [ 170 ]
Thou Sun, of this great World both Eye and Soule,
Acknowledge him thy Greater, sound his praise
In thy eternal course, both when thou climb'st,
And when high Noon hast gaind, and when thou fallst.
Moon, that now meetst the orient Sun, now fli'st [ 175 ]
With the fixt Starrs, fixt in thir Orb that flies,
And yee five other wandring Fires that move
In mystic Dance not without Song, resound
His praise, who out of Darkness call'd up Light.
Aire, and ye Elements the eldest birth [ 180 ]
Of Natures Womb, that in quaternion run
Perpetual Circle, multiform; and mix
And nourish all things, let your ceasless change
Varie to our great Maker still new praise.
Ye Mists and Exhalations that now rise [ 185 ]
From Hill or steaming Lake, duskie or grey,
Till the Sun paint your fleecie skirts with Gold,
In honour to the Worlds great Author rise,
Whether to deck with Clouds th' uncolourd skie,
Or wet the thirstie Earth with falling showers, [ 190 ]
Rising or falling still advance his praise.
His praise ye Winds, that from four Quarters blow,
Breathe soft or loud; and wave your tops, ye Pines,
With every Plant, in sign of Worship wave.
Fountains and yee, that warble, as ye flow, [ 195 ]
Melodious murmurs, warbling tune his praise.
Joyn voices all ye living Souls; ye Birds,
That singing up to Heaven Gate ascend,
Bear on your wings and in your notes his praise;
Yee that in Waters glide, and yee that walk [ 200 ]
The Earth, and stately tread, or lowly creep;
Witness if I be silent, Morn or Eeven,
To Hill, or Valley, Fountain, or fresh shade
Made vocal by my Song, and taught his praise.
Hail universal Lord, be bounteous still [ 205 ]
To give us onely good; and if the night
Have gathered aught of evil or conceald,
Disperse it, as now light dispels the dark.
So pray'd they innocent, and to thir thoughts
Firm peace recoverd soon and wonted calm. [ 210 ]
On to thir mornings rural work they haste
Among sweet dewes and flours; where any row
Of Fruit-trees overwoodie reachd too farr
Thir pamperd boughes, and needed hands to check
Fruitless imbraces: or they led the Vine [ 215 ]
To wed her Elm; she spous'd about him twines
Her marriageable arms, and with her brings
Her dowr th' adopted Clusters, to adorn
His barren leaves. Them thus imploid beheld
With pittie Heav'ns high King, and to him call'd [ 220 ]
Raphael, the sociable Spirit, that deign'd
To travel with Tobias, and secur'd
His marriage with the seaventimes-wedded Maid.
Raphael, said hee, thou hear'st what stir on Earth
Satan from Hell scap't through the darksom Gulf [ 225 ]
Hath raisd in Paradise, and how disturbd
This night the human pair, how he designes
In them at once to ruin all mankind.
Go therefore, half this day as friend with friend
Converse with Adam, in what Bowre or shade [ 230 ]
Thou find'st him from the heat of Noon retir'd,
To respit his day-labour with repast,
Or with repose; and such discourse bring on,
As may advise him of his happie state,
Happiness in his power left free to will, [ 235 ]
Left to his own free Will, his Will though free,
Yet mutable; whence warne him to beware
He swerve not too secure: tell him withall
His danger, and from whom, what enemie
Late falln himself from Heav'n, is plotting now [ 240 ]
The fall of others from like state of bliss;
By violence, no, for that shall be withstood,
But by deceit and lies; this let him know,
Lest wilfully transgressing he pretend
Surprisal, unadmonisht, unforewarnd. [ 245 ]
So spake th' Eternal Father, and fulfilld
All Justice: nor delaid the winged Saint
After his charge receivd; but from among
Thousand Celestial Ardors, where he stood
Vaild with his gorgeous wings, up springing light [ 250 ]
Flew through the midst of Heav'n; th' angelic Quires
On each hand parting, to his speed gave way
Through all th' Empyreal road; till at the Gate
Of Heav'n arriv'd, the gate self-opend wide
On golden Hinges turning, as by work [ 255 ]
Divine the sov'ran Architect had fram'd.
From hence, no cloud, or, to obstruct his sight,
Starr interpos'd, however small he sees,
Not unconform to other shining Globes,
Earth and the Gard'n of God, with Cedars crownd [ 260 ]
Above all Hills. As when by night the Glass
Of Galileo, less assur'd, observes
Imagind Lands and Regions in the Moon:
Or Pilot from amidst the Cyclades
Delos or Samos first appeering kenns [ 265 ]
A cloudy spot. Down thither prone in flight
He speeds, and through the vast Ethereal Skie
Sailes between worlds and worlds, with steddie wing
Now on the polar windes, then with quick Fann
Winnows the buxom Air; till within soare [ 270 ]
Of Towring Eagles, to all the Fowles he seems
A Ph;nix, gaz'd by all, as that sole Bird
When to enshrine his reliques in the Sun's
Bright Temple, to ;gyptian Theb's he flies.
At once on th' Eastern cliff of Paradise [ 275 ]
He lights, and to his proper shape returns
A Seraph wingd; six wings he wore, to shade
His lineaments Divine; the pair that clad
Each shoulder broad, came mantling o're his brest
With regal Ornament; the middle pair [ 280 ]
Girt like a Starrie Zone his waste, and round
Skirted his loines and thighes with downie Gold
And colours dipt in Heav'n; the third his feet
Shaddowd from either heele with featherd maile
Skie-tinctur'd grain. Like Maia's son he stood, [ 285 ]
And shook his Plumes, that Heav'nly fragrance filld
The circuit wide. Strait knew him all the Bands
Of Angels under watch; and to his state,
And to his message high in honour rise;
For on Som message high they guessd him bound. [ 290 ]
Thir glittering Tents he passd, and now is come
Into the blissful field, through Groves of Myrrhe,
And flouring Odours, Cassia, Nard, and Balme;
A Wilderness of sweets; for Nature here
Wantond as in her prime, and plaid at will [ 295 ]
Her Virgin Fancies, pouring forth more sweet,
Wilde above Rule or Art; enormous bliss.
Him through the spicie Forrest onward com
Adam discernd, as in the dore he sat
Of his coole Bowre, while now the mounted Sun [ 300 ]
Shot down direct his fervid Raies, to warme
Earths inmost womb, more warmth then Adam needs;
And Eve within, due at her hour prepar'd
For dinner savourie fruits, of taste to please
True appetite, and not disrelish thirst [ 305 ]
Of nectarous draughts between, from milkie stream,
Berrie or Grape: to whom thus Adam call'd.
Haste hither Eve, and worth thy sight behold
Eastward among those Trees, what glorious shape
Comes this way moving; seems another Morn [ 310 ]
Ris'n on mid-noon; Som great behest from Heav'n
To us perhaps he brings, and will voutsafe
This day to be our Guest. But goe with speed,
And what thy stores contain, bring forth and poure
Abundance, fit to honour and receive [ 315 ]
Our Heav'nly stranger; well we may afford
Our givers thir own gifts, and large bestow
From large bestowd, where Nature multiplies
Her fertil growth, and by disburd'ning grows
More fruitful, which instructs us not to spare. [ 320 ]
To whom thus Eve. Adam, earths hallowd mould,
Of God inspir'd, small store will serve, where store,
All seasons, ripe for use hangs on the stalk;
Save what by frugal storing firmness gains
To nourish, and superfluous moist consumes: [ 325 ]
But I will haste and from each bough and break,
Each Plant and juiciest Gourd will pluck such choice
To entertain our Angel guest, as hee
Beholding shall confess that here on Earth
God hath dispenst his bounties as in Heav'n. [ 330 ]
So saying, with dispatchful looks in haste
She turns, on hospitable thoughts intent
What choice to chuse for delicacie best,
What order, so contriv'd as not to mix
Tastes, not well joynd, inelegant, but bring [ 335 ]
Taste after taste upheld with kindliest change,
Bestirs her then, and from each tender stalk
Whatever Earth all-bearing Mother yields
In India East or West, or middle shoare
In Pontus or the Punic Coast, or where [ 340 ]
Alcinous reign'd, fruit of all kindes, in coate,
Rough, or smooth rin'd, or bearded husk, or shell
She gathers, Tribute large, and on the board
Heaps with unsparing hand; for drink the Grape
She crushes, inoffensive moust, and meathes [ 345 ]
From many a berrie, and from sweet kernels prest
She tempers dulcet creams, nor these to hold
Wants her fit vessels pure, then strews the ground
With Rose and Odours from the shrub unfum'd.
Mean while our Primitive great Sire, to meet [ 350 ]
His god-like Guest, walks forth, without more train
Accompanied then with his own compleat
Perfections; in himself was all his state,
More solemn then the tedious pomp that waits
On Princes, when thir rich Retinue long [ 355 ]
Of Horses led, and Grooms besmeard with Gold
Dazles the croud, and sets them all agape.
Neerer his presence Adam though not awd,
Yet with submiss approach and reverence meek,
As to a superior Nature, bowing low, [ 360 ]
Thus said. Native of Heav'n, for other place
None can then Heav'n such glorious shape contain;
Since by descending from the Thrones above,
Those happie places thou hast deignd a while
To want, and honour these, voutsafe with us [ 365 ]
Two onely, who yet by sov'ran gift possess
This spacious ground, in yonder shadie Bowre
To rest, and what the Garden choicest bears
To sit and taste, till this meridian heat
Be over, and the Sun more coole decline. [ 370 ]
Whom thus the Angelic Vertue answerd milde.
Adam, I therefore came, nor art thou such
Created, or such place hast here to dwell,
As may not oft invite, though Spirits of Heav'n
To visit thee; lead on then where thy Bowre [ 375 ]
Oreshades; for these mid-hours, till Eevning rise
I have at will. So to the Silvan Lodge
They came, that like Pomona's Arbour smil'd
With flourets deck't and fragrant smells; but Eve
Undeckt, save with her self more lovely fair [ 380 ]
Then Wood-Nymph, or the fairest Goddess feign'd
Of three that in Mount Ida naked strove,
Stood to entertain her guest from Heav'n; no vaile
Shee needed, Vertue-proof, no thought infirme
Alterd her cheek. On whom the Angel Haile [ 385 ]
Bestowd, the holy salutation us'd
Long after to blest Marie, second Eve.
Haile Mother of Mankind, whose fruitful Womb
Shall fill the World more numerous with thy Sons
Then with these various fruits the Trees of God [ 390 ]
Have heap'd this Table. Rais'd of grassie terf
Thir Table was, and mossie seats had round,
And on her ample Square from side to side
All Autumn pil'd, though Spring and Autumn here
Danc'd hand in hand. A while discourse they hold; [ 395 ]
No fear lest Dinner coole; when thus began
Our Authour. Heav'nly stranger, please to taste
These bounties which our Nourisher, from whom
All perfet good unmeasur'd out, descends,
To us for food and for delight hath caus'd [ 400 ]
The Earth to yeild; unsavourie food perhaps
To spiritual Natures; only this I know,
That one Celestial Father gives to all.
To whom the Angel. Therefore what he gives
(Whose praise be ever sung) to man in part [ 405 ]
Spiritual, may of purest Spirits be found
No ingrateful food: and food alike those pure
Intelligential substances require
As doth your Rational; and both contain
Within them every lower facultie [ 410 ]
Of sense, whereby they hear, see, smell, touch, taste,
Tasting concoct, digest, assimilate,
And corporeal to incorporeal turn.
For know, whatever was created, needs
To be sustaind and fed; of Elements [ 415 ]
The grosser feeds the purer, Earth the Sea,
Earth and the Sea feed Air, the Air those Fires
Ethereal, and as lowest first the Moon;
Whence in her visage round those spots, unpurg'd
Vapours not yet into her substance turnd. [ 420 ]
Nor doth the Moon no nourishment exhale
From her moist Continent to higher Orbes.
The Sun that light imparts to all, receives
From all his alimental recompence
In humid exhalations, and at Even [ 425 ]
Sups with the Ocean: though in Heav'n the Trees
Of life ambrosial frutage bear, and vines
Yield Nectar, though from off the boughs each Morn
We brush mellifluous Dewes, and find the ground
Cover'd with pearly grain: yet God hath here [ 430 ]
Varied his bounty so with new delights,
As may compare with Heaven; and to taste
Think not I shall be nice. So down they sat,
And to thir viands fell, nor seemingly
The Angel, nor in mist, the common gloss [ 435 ]
Of Theologians, but with keen dispatch
Of real hunger, and concoctive heate
To transubstantiate; what redounds, transpires
Through Spirits with ease; nor wonder; if by fire
Of sooty coal the Empiric Alchimist [ 440 ]
Can turn, or holds it possible to turn
Metals of drossiest Ore to perfet Gold
As from the Mine. Mean while at Table Eve
Ministerd naked, and thir flowing cups
With pleasant liquors crown'd: O innocence [ 445 ]
Deserving Paradise! if ever, then,
Then had the Sons of God excuse to have bin
Enamour'd at that sight; but in those hearts
Love unlibidinous reign'd, nor jealousie
Was understood, the injur'd Lovers Hell.
Thus when with meats and drinks they had suffic'd [ 450 ]
Not burd'nd Nature, sudden mind arose
In Adam, not to let th' occasion pass
Given him by this great Conference to know
Of things above his World, and of thir being [ 455 ]
Who dwell in Heav'n, whose excellence he saw
Transcend his own so farr, whose radiant forms
Divine effulgence, whose high Power so far
Exceeded human, and his wary speech
Thus to th' Empyreal Minister he fram'd. [ 460 ]
Inhabitant with God, now know I well
Thy favour, in this honour done to man,
Under whose lowly roof thou hast voutsaf't
To enter, and these earthly fruits to taste,
Food not of Angels, yet accepted so, [ 465 ]
As that more willingly thou couldst not seem
At Heav'n's high feasts to have fed: yet what compare?
To whom the winged Hierarch repli'd.
O Adam, one Almightie is, from whom
All things proceed, and up to him return, [ 470 ]
If not deprav'd from good, created all
Such to perfection, one first matter all,
Indu'd with various forms, various degrees
Of substance, and in things that live, of life;
But more refin'd, more spiritous, and pure, [ 475 ]
As neerer to him plac't or neerer tending
Each in thir several active Sphears assignd,
Till body up to spirit work, in bounds
Proportiond to each kind. So from the root
Springs lighter the green stalk, from thence the leaves [ 480 ]
More aerie, last the bright consummate floure
Spirits odorous breathes: flours and thir fruit
Mans nourishment, by gradual scale sublim'd
To vital Spirits aspire, to animal,
To intellectual, give both life and sense, [ 485 ]
Fansie and understanding, whence the Soule
Reason receives, and reason is her being,
Discursive, or Intuitive; discourse
Is oftest yours, the latter most is ours,
Differing but in degree, of kind the same. [ 490 ]
Wonder not then, what God for you saw good
If I refuse not, but convert, as you,
To proper substance; time may come when men
With Angels may participate, and find
No inconvenient Diet, nor too light Fare: [ 495 ]
And from these corporal nutriments perhaps
Your bodies may at last turn all to Spirit,
Improv'd by tract of time, and wingd ascend
Ethereal, as wee, or may at choice
Here or in Heav'nly Paradises dwell; [ 500 ]
If ye be found obedient, and retain
Unalterably firm his love entire
Whose progenie you are. Mean while enjoy
Your fill what happiness this happie state
Can comprehend, incapable of more. [ 505 ]
To whom the Patriarch of mankind repli'd,
O favourable spirit, propitious guest,
Well hast thou taught the way that might direct
Our knowledge, and the scale of Nature set
From center to circumference, whereon [ 510 ]
In contemplation of created things
By steps we may ascend to God. But say,
What meant that caution joind, if ye be found
Obedient? can we want obedience then
To him, or possibly his love desert [ 515 ]
Who formd us from the dust, and plac'd us here
Full to the utmost measure of what bliss
Human desires can seek or apprehend?
To whom the Angel. Son of Heav'n and Earth,
Attend: That thou art happie, owe to God; [ 520 ]
That thou continu'st such, owe to thy self,
That is, to thy obedience; therein stand.
This was that caution giv'n thee; be advis'd.
God made thee perfet, not immutable;
And good he made thee, but to persevere [ 525 ]
He left it in thy power, ordaind thy will
By nature free, not over-rul'd by Fate
Inextricable, or strict necessity;
Our voluntarie service he requires,
Not our necessitated, such with him [ 530 ]
Finds no acceptance, nor can find, for how
Can hearts, not free, be tri'd whether they serve
Willing or no, who will but what they must
By Destinie, and can no other choose?
Myself and all th' Angelic Host that stand [ 535 ]
In sight of God enthron'd, our happie state
Hold, as you yours, while our obedience holds;
On other surety none; freely we serve
Because we freely love, as in our will
To love or not; in this we stand or fall: [ 540 ]
And Som are fall'n, to disobedience fall'n,
And so from Heav'n to deepest Hell; O fall
From what high state of bliss into what woe!
To whom our great Progenitor. Thy words
Attentive, and with more delighted eare [ 545 ]
Divine instructer, I have heard, then when
Cherubic Songs by night from neighbouring Hills
Aereal Music send: nor knew I not
To be both will and deed created free;
Yet that we never shall forget to love [ 550 ]
Our maker, and obey him whose command
Single, is yet so just, my constant thoughts
Assur'd me and still assure: though what thou tellst
Hath past in Heav'n, Som doubt within me move,
But more desire to hear, if thou consent, [ 555 ]
The full relation, which must needs be strange,
Worthy of Sacred silence to be heard;
And we have yet large day, for scarce the Sun
Hath finisht half his journey, and scarce begins
His other half in the great Zone of Heav'n. [ 560 ]
Thus Adam made request, and Raphael
After short pause assenting, thus began.
High matter thou injoinst me, O prime of men,
Sad task and hard, for how shall I relate
To human sense th' invisible exploits [ 565 ]
Of warring Spirits; how without remorse
The ruin of so many glorious once
And perfet while they stood; how last unfould
The secrets of another World, perhaps
Not lawful to reveal? yet for thy good [ 570 ]
This is dispenc't, and what surmounts the reach
Of human sense, I shall delineate so,
By lik'ning spiritual to corporal forms,
As may express them best, though what if Earth
Be but the shaddow of Heav'n, and things therein [ 575 ]
Each to other like, more then on earth is thought?
As yet this World was not, and Chaos Wilde
Reignd where these Heav'ns now rowl, where Earth now rests
Upon her Center pois'd, when on a day
(For Time, though in Eternitie, appli'd [ 580 ]
To motion, measures all things durable
By present, past, and future) on such day
As Heav'ns great Year brings forth, th' Empyreal Host
Of Angels by Imperial summons call'd,
Innumerable before th' Almighties Throne [ 585 ]
Forthwith from all the ends of Heav'n appeerd
Under thir Hierarchs in orders bright
Ten thousand thousand Ensignes high advanc'd,
Standards and Gonfalons twixt Van and Reare
Streame in the Aire, and for distinction serve [ 590 ]
Of Hierarchies, of Orders, and Degrees;
Or in thir glittering Tissues bear imblaz'd
Holy Memorials, acts of Zeale and Love
Recorded eminent. Thus when in Orbes
Of circuit inexpressible they stood, [ 595 ]
Orb within Orb, the Father infinite,
By whom in bliss imbosom'd sat the Son,
Amidst as from a flaming Mount, whose top
Brightness had made invisible, thus spake.
Hear all ye Angels, Progenie of Light, [ 600 ]
Thrones, Dominations, Princedoms, Vertues, Powers,
Hear my Decree, which unrevok't shall stand.
This day I have begot whom I declare
My onely Son, and on this holy Hill
Him have anointed, whom ye now behold [ 605 ]
At my right hand; your Head I him appoint;
And by my Self have sworn to him shall bow
All knees in Heav'n, and shall confess him Lord:
Under his great Vice-gerent Reign abide
United as one individual Soule [ 610 ]
For ever happie: him who disobeyes
Mee disobeyes, breaks union, and that day
Cast out from God and blessed vision, falls
Into utter darkness, deep ingulft, his place
Ordaind without redemption, without end. [ 615 ]
So spake th' Omnipotent, and with his words
All seemd well pleas'd, all seem'd, but were not all.
That day, as other solemn dayes, they spent
In song and dance about the sacred Hill,
Mystical dance, which yonder starrie Spheare [ 620 ]
Of Planets and of fixt in all her Wheeles
Resembles nearest, mazes intricate,
Eccentric, intervolv'd, yet regular
Then most, when most irregular they seem,
And in thir motions harmonie Divine [ 625 ]
So smooths her charming tones, that Gods own ear
Listens delighted. Eevning now approach'd
(For wee have also our Eevning and our Morn,
Wee ours for change delectable, not need)
Forthwith from dance to sweet repast they turn [ 630 ]
Desirous, all in Circles as they stood,
Tables are set, and on a sudden pil'd
With Angels Food, and rubied Nectar flows
In Pearl, in Diamond, and massie Gold,
Fruit of delicious Vines, the growth of Heav'n. [ 635 ]
On flours repos'd, and with fresh flourets crownd,
They eate, they drink, and in communion sweet
Quaff immortalitie and joy, secure
Of surfet where full measure onely bounds
Excess, before th' all bounteous King, who showrd [ 640 ]
With copious hand, rejoycing in thir joy.
Now when ambrosial Night with Clouds exhal'd
From that high mount of God, whence light & shade
Spring both, the face of brightest Heav'n had changd
To grateful Twilight (for Night comes not there [ 645 ]
In darker veile) and roseat Dews dispos'd
All but the unsleeping eyes of God to rest,
Wide over all the Plain, and wider farr
Then all this globous Earth in Plain out spred,
(Such are the Courts of God) th' Angelic throng [ 650 ]
Disperst in Bands and Files thir Camp extend
By living Streams among the Trees of Life,
Pavilions numberless, and sudden reard,
Celestial Tabernacles, where they slept
Fannd with coole Winds, save those who in thir course [ 655 ]
Melodious Hymns about the sovran Throne
Alternate all night long: but not so wak'd
Satan, so call him now, his former name
Is heard no more in Heav'n; he of the first,
If not the first Arch-Angel, great in Power, [ 660 ]
In favour and pr;eminence, yet fraught
With envie against the Son of God, that day
Honourd by his great Father, and proclaimd
Messiah King anointed, could not beare
Through pride that sight, & thought himself impaird. [ 665 ]
Deep malice thence conceiving and disdain,
Soon as midnight brought on the duskie houre
Friendliest to sleep and silence, he resolv'd
With all his Legions to dislodge, and leave
Unworshipt, unobey'd the Throne supream [ 670 ]
Contemptuous, and his next subordinate
Awak'ning, thus to him in secret spake.
Sleepst thou, Companion dear, what sleep can close
Thy eye-lids? and remembrest what Decree
Of yesterday, so late hath past the lips [ 675 ]
Of Heav'ns Almightie. Thou to me thy thoughts
Wast wont, I mine to thee was wont to impart;
Both waking we were one; how then can now
Thy sleep dissent? new Laws thou seest impos'd;
New Laws from him who reigns, new minds may raise [ 680 ]
In us who serve, new Counsels, to debate
What doubtful may ensue; more in this place
To utter is not safe. Assemble thou
Of all those Myriads which we lead the chief;
Tell them that by command, ere yet dim Night [ 685 ]
Her shadowie Cloud withdraws, I am to haste,
And all who under me thir Banners wave,
Homeward with flying march where we possess
The Quarters of the North, there to prepare
Fit entertainment to receive our King [ 690 ]
The great Messiah, and his new commands,
Who speedily through all the Hierarchies
Intends to pass triumphant, and give Laws.
So spake the false Arch-Angel, and infus'd
Bad influence into th' unwarie brest [ 695 ]
Of his Associate; hee together calls,
Or several one by one, the Regent Powers,
Under him Regent, tells, as he was taught,
That the most High commanding, now ere Night,
Now ere dim Night had disincumberd Heav'n, [ 700 ]
The great Hierarchal Standard was to move;
Tells the suggested cause, and casts between
Ambiguous words and jealousies, to sound
Or taint integritie; but all obey'd
The wonted signal, and superior voice [ 705 ]
Of thir great Potentate; for great indeed
His name, and high was his degree in Heav'n;
His count'nance, as the Morning Starr that guides
The starrie flock, allur'd them, and with lyes
Drew after him the third part of Heav'ns Host: [ 710 ]
Mean while th' Eternal eye, whose sight discernes
Abstrusest thoughts, from forth his holy Mount
And from within the golden Lamps that burne
Nightly before him, saw without thir light
Rebellion rising, saw in whom, how spred [ 715 ]
Among the sons of Morn, what multitudes
Were banded to oppose his high Decree;
And smiling to his onely Son thus said.
Son, thou in whom my glory I behold
In full resplendence, Heir of all my might, [ 720 ]
Neerly it now concernes us to be sure
Of our Omnipotence, and with what Arms
We mean to hold what anciently we claim
Of Deitie or Empire, such a foe
Is rising, who intends to erect his Throne [ 725 ]
Equal to ours, throughout the spacious North;
Nor so content, hath in his thought to try
In battel, what our Power is, or our right.
Let us advise, and to this hazard draw
With speed what force is left, and all imploy [ 730 ]
In our defense, lest unawares we lose
This our high place, our Sanctuarie, our Hill.
To whom the Son with calm aspect and cleer
Light'ning Divine, ineffable, serene,
Made answer. Mightie Father, thou thy foes [ 735 ]
Justly hast in derision, and secure
Laugh'st at thir vain designes and tumults vain,
Matter to mee of Glory, whom thir hate
Illustrates, when they see all Regal Power
Giv'n me to quell thir pride, and in event [ 740 ]
Know whether I be dextrous to subdue
Thy Rebels, or be found the worst in Heav'n.
So spake the Son, but Satan with his Powers
Far was advanc't on winged speed, an Host
Innumerable as the Starrs of Night, [ 745 ]
Or Starrs of Morning, Dew-drops, which the Sun
Impearls on every leaf and every flouer.
Regions they pass'd, the mightie Regencies
Of Seraphim and Potentates and Thrones
In thir triple Degrees, Regions to which [ 750 ]
All thy Dominion, Adam, is no more
Then what this Garden is to all the Earth,
And all the Sea, from one entire globose
Stretcht into Longitude; which having pass'd
At length into the limits of the North [ 755 ]
They came, and Satan to his Royal seat
High on a Hill, far blazing, as a Mount
Rais'd on a Mount, with Pyramids and Towrs
From Diamond Quarries hew'n, and Rocks of Gold,
The Palace of great Lucifer, (so call [ 760 ]
That Structure in the Dialect of men
Interpreted) which not long after, he
Affecting all equality with God,
In imitation of that Mount whereon
Messiah was declar'd in sight of Heav'n, [ 765 ]
The Mountain of the Congregation call'd;
For thither he assembl'd all his Train,
Pretending so commanded to consult
About the great reception of thir King,
Thither to come, and with calumnious Art [ 770 ]
Of counterfeted truth thus held thir ears.
Thrones, Dominations, Princedoms, Vertues, Powers,
If these magnific Titles yet remain
Not meerly titular, since by Decree
Another now hath to himself ingross't [ 775 ]
All Power, and us eclipst under the name
Of King anointed, for whom all this haste
Of midnight march, and hurried meeting here,
This onely to consult how we may best
With what may be devis'd of honours new [ 780 ]
Receive him coming to receive from us
Knee-tribute yet unpaid, prostration vile,
Too much to one, but double how endur'd,
To one and to his image now proclaim'd?
But what if better counsels might erect [ 785 ]
Our minds and teach us to cast off this Yoke?
Will ye submit your necks, and chuse to bend
The supple knee? ye will not, if I trust
To know ye right, or if ye know your selves
Natives and Sons of Heav'n possest before [ 790 ]
By none, and if not equal all, yet free,
Equally free; for Orders and Degrees
Jarr not with liberty, but well consist.
Who can in reason then or right assume
Monarchie over such as live by right [ 795 ]
His equals, if in power and splendor less,
In freedome equal? or can introduce
Law and Edict on us, who without law
Erre not, much less for this to be our Lord,
And look for adoration to th' abuse [ 800 ]
Of those Imperial Titles which assert
Our being ordain'd to govern, not to serve?
Thus farr his bold discourse without controule
Had audience, when among the Seraphim
Abdiel, then whom none with more zeale ador'd [ 805 ]
The Deitie, and divine commands obeid,
Stood up, and in a flame of zeale severe
The current of his fury thus oppos'd.
O argument blasphemous, false and proud!
Words which no eare ever to hear in Heav'n [ 810 ]
Expected, least of all from thee, ingrate
In place thy self so high above thy Peeres.
Canst thou with impious obloquie condemne
The just Decree of God, pronounc't and sworn,
That to his only Son by right endu'd [ 815 ]
With Regal Scepter, every Soule in Heav'n
Shall bend the knee, and in that honour due
Confess him rightful King? unjust thou saist
Flatly unjust, to binde with Laws the free,
And equal over equals to let Reigne, [ 820 ]
One over all with unsucceeded power.
Shalt thou give Law to God, shalt thou dispute
With him the points of libertie, who made
Thee what thou art, and formd the Pow'rs of Heav'n
Such as he pleasd, and circumscrib'd thir being? [ 825 ]
Yet by experience taught we know how good,
And of our good, and of our dignitie
How provident he is, how farr from thought
To make us less, bent rather to exalt
Our happie state under one Head more neer [ 830 ]
United. But to grant it thee unjust,
That equal over equals Monarch Reigne:
Thy self though great and glorious dost thou count,
Or all Angelic Nature joind in one,
Equal to him begotten Son, by whom [ 835 ]
As by his Word the mighty Father made
All things, ev'n thee, and all the Spirits of Heav'n
By him created in thir bright degrees,
Crownd them with Glory, and to thir Glory nam'd
Thrones, Dominations, Princedoms, Vertues, Powers, [ 840 ]
Essential Powers, nor by his Reign obscur'd,
But more illustrious made, since he the Head
One of our number thus reduc't becomes,
His Laws our Laws, all honour to him done
Returns our own. Cease then this impious rage, [ 845 ]
And tempt not these; but hast'n to appease
Th' incensed Father, and th' incensed Son,
While Pardon may be found in time besought.
So spake the fervent Angel, but his zeale
None seconded, as out of season judg'd, [ 850 ]
Or singular and rash, whereat rejoic'd
Th' Apostat, and more haughty thus repli'd.
That we were formd then saist thou? and the work
Of secondarie hands, by task transferd
From Father to his Son? strange point and new! [ 855 ]
Doctrin which we would know whence learnt: who saw
When this creation was? rememberst thou
Thy making, while the Maker gave thee being?
We know no time when we were not as now;
Know none before us, self-begot, self-rais'd [ 860 ]
By our own quick'ning power, when fatal course
Had circl'd his full Orbe, the birth mature
Of this our native Heav'n, Ethereal Sons.
Our puissance is our own, our own right hand
Shall teach us highest deeds, by proof to try [ 865 ]
Who is our equal: then thou shalt behold
Whether by supplication we intend
Address, and to begirt th' Almighty Throne
Beseeching or besieging. This report,
These tidings carrie to th' anointed King; [ 870 ]
And fly, ere evil intercept thy flight.
He said, and as the sound of waters deep
Hoarce murmur echo'd to his words applause
Through the infinite Host, nor less for that
The flaming Seraph fearless, though alone [ 875 ]
Encompass'd round with foes, thus answerd bold.
O alienate from God, O spirit accurst,
Forsak'n of all good; I see thy fall
Determind, and thy hapless crew involv'd
In this perfidious fraud, contagion spred [ 880 ]
Both of thy crime and punishment: henceforth
No more be troubl'd how to quit the yoke
Of Gods Messiah; those indulgent Laws
Will not now be voutsaf't, other Decrees
Against thee are gon forth without recall; [ 885 ]
That Golden Scepter which thou didst reject
Is now an Iron Rod to bruise and breake
Thy disobedience. Well thou didst advise,
Yet not for thy advise or threats I fly
These wicked Tents devoted, least the wrauth [ 890 ]
Impendent, raging into sudden flame
Distinguish not: for soon expect to feel
His Thunder on thy head, devouring fire.
Then who created thee lamenting learne,
When who can uncreate thee thou shalt know. [ 895 ]
So spake the Seraph Abdiel faithful found,
Among the faithless, faithful only hee;
Among innumerable false, unmov'd,
Unshak'n, unseduc'd, unterrifi'd
His Loyaltie he kept, his Love, his Zeale; [ 900 ]
Nor number, nor example with him wrought
To swerve from truth, or change his constant mind
Though single. From amidst them forth he passd,
Long way through hostile scorn, which he susteind
Superior, nor of violence fear'd aught; [ 905 ]
And with retorted scorn his back he turn'd
On those proud Towrs to swift destruction doom'd.
The End of the Fifth Book.
Свидетельство о публикации №123123001062