Ракета

Закончилось топливо в ракете,
ракета замерла в черной пустоте.
Сейчас бы каждому внутри по сигарете.
А чем еще заняться в черноте?

Не в шахматы же играть без веса,
лови потом фигурки, собирай…
О Господи! Какого это беса
про шахматы упомянули невзначай!

Приплыли! Вот что важно на минутку!
Здесь вам не океан с его водой;
мы в космосе, а это вам не шутки.
Тут даже с топливом всему и всем чужой.

Так рассуждали двое в белых шлемах,
стараясь друг на друга не смотреть.
Еще насмотрятся. Сейчас больная тема:
как жить, чтобы когда-то умереть?

Наукой, наконец, всерьез заняться?
Или стихами, вспоминая юный пыл?
Но если не придется возвращаться,
то, кто узнает, что я в космосе творил?

Такие получаются маневры,
парадоксальная такая ситуация:
вот от людей здесь вроде бы оторван,
а все одно — в них только мотивация.

Такие мелкие и злые если близко,
и великаны с расстояния в года.
Волшебно звезды нависают низко,
но без свидетелей какая в них нужда?

С кем поделиться радостью и страхом,
кому похвастаться космической судьбой
невольным двум космическим монахам
в скиту-ракете на орбите мировой.

— А я с соседом до полета разругался. —
сказал один, нарушив тишину. —
Бросал окурки на площадке — не стеснялся,
ну думаю, культурно намекну:

Не хорошо мол мусорить и запах
не для детей, снующих день деньской.
— А он?
— А он вдруг тянет ко мне лапы
и в крик: а ты здесь кто такой?

Второй пилот заметно оживился:
— Подрались?
— Нет. Жена его пришла.
Он подкаблучник — тут же удалился.
В общем жена его в тот раз спасла.

— В другой раз будь пожестче с хамом.
Жена не повод, чтобы грубость попускать.
— В другой раз да, не выручит и дама
Его….
И замолчали оба, думая опять.

Скандалов нет, и нет соседей грубых,
нет муравейников людей в метро.
Есть завтрак космонавта в тубах.
Но это все не то, увы, совсем не то.