Феодосия 1919. Вход в AID. 4. 3
Феодосия 1919 - вход в AIDs
часть IV - белый террор
(фрагмент)
- Господин генерал, соблаговолите прочесть, - тоненькая ручка в ажурной перчатке протягивает незапечатанный конверт.
Господин, вальяжно расположившийся за столом, слегка наморщив высокий лоб, открытый на всеобщее обозрение зачесанными назад седыми волосами, судя по всему польщен визитом хрупкой и очаровательной дамы на визитной карточке, которой было начертано: "Княгиня Кудашева".
"М[илостивый] г[осударь]!
До моего слуха дошло, что на днях арестован подведомственный Вам чинами - поэт Иос[иф] Мандельштам. Т[ак] к[ак] Вы по должности, Вами занимаемой, не обязаны знать русской поэзии и вовсе не слыхали имени поэта Мандельштама и его заслуг в области русской лирики, то считаю своим долгом предупредить Вас, что он занимает [в] русской поэзии очень к[р]упное и славное место. Кроме того он человек крайне панический и, в случае, если под влиянием перепуга, способен на всякие безумства. И, в конце концов, если с ним что-нибудь случится, - Вы перед русской читающей публикой будете ответственны за его судьбу.
Сколь верны дошедшие до меня слухи - я не знаю. Мне говорили, что Мандельштам обвиняется по службе у большевиков. В этом отношении я могу Вас успокоить вполне: М[андельштам] там ни к какой службе вообще не способен, а также [и к] политическим убеждениям: этим он никогда в жизни не страдал.
Волошин."
Подняв взгляд на молодую, привлекательную своей непосредственностью просительницу по делу этого самого недавнего еврея Мандельштама, видавший виды разведчик, золотопогонник, как про себя определяет его статус Майя, ещё раз внимательно вглядывается в красивые по-детски широкие глаза женщины, отмечая при этом и чистоту отделанного венским кружевом темного платья, и безукоризненность в выборе крохотной шляпки, над замысловатой волной волос, и самое главное - быстрый пронзительный взгляд, прячущийся за полуприкрытыми веками.
- А кто же такое Волошин? И почему он мне так пишет? - вполне натурально, тем не менее, удивляется серьезный военный, шевеля красиво подстриженными усами с сединой.
- Поэт, - Майя Кудашева вложила в это слово всё величие, каким можно было сопроводить столь короткое пояснение.
По глазам генерала однако читалось: он не понял ответ. Помолчав, Майя сочла необходимым дополнить:
- Он со всеми так разговаривает, - голос был высок и чувственен.
Письмо, только что прочитанное в кабинете контрразведки, сочинялось вчера в неизъяснимых муках, словно рождалось на свет дитя, которое одним своим появлением должно было свидетельствовать в пользу Осипа, и тем не менее не оставлять двусмысленности в толковании, отчего было написано в духе корректном, однако на лезвии ножа.
Прошение, впрочем как и личные ответы, очаровательной княгини звучали, всё же несколько двусмысленно, на грани личного оскорбления. Поэтому генерал запомнил и её, и имя Мандельштам. Недовольным жестом сложив конверт, начальник контрразведки сунул бумагу в боковой карман: "Подумать только под этакой шляпкой столь язвительный язычок!"
Поразительно, однако на другой день было приказано отпустить Мандельштама.
И разумеется первое , что сделал освобожденный - направился к своей спасительнице. Что, в свою очередь, очень растрогало Мари, неожиданно ставшую для кого-то настоящей судьбоносной роковой находкой с Гюговским " ANAKГН" (" Fatalitе ").
- Fatalitе, моя прекрасная судьбоносица, Fatalitе, - соглашался с Маей, склоненный крупной своей головой к руке женщины, поэт.
Вечером все пили на террасе чай с какими-то странными турецкими лепешками и читали стихи.
Холодная весна. Голодный Старый Крым,
Как был при Врангеле - такой же виноватый.
Овчарки на дворе, на рубищах заплаты,
Такой же серенький, кусающийся дым.
Всё так же хороша рассеянная даль -
Деревья, почками набухшие на малость,
Стоят, как пришлые, и возбуждает жалость
Вчерашней глупостью украшенный миндаль.
Мандельштам останавливается и спрашивает: верит ли кто в проходимость глупости, а не царствование её.
- Нет ничего дороже человеческой глупости, - подводит черту Илья Эренбург.
Смешно, но его слова подтверждаются для Мари буквально через пару-тройку дней, когда в учебную комнату, где Кудашева проверяет своих учениц на знание урока, врывается разъяренный отец девочек, казацкий генерал Калинин, как раз приехавший к своей семье в гости и узнавший от жены подробности происшествия.
- Княгиня, я вверил вам своих дочек в надежде на ваше звание и происхождение. Но вы...., - тут генерал слегка запнулся: не находя нужного выражения, видимо, в понимании необходимости сохранения отцовского авторитета в глазах присутствующих при сцене дочерей, посему, метнув грозный взгляд исподлобья в сторону, к стоявшей позади раскрасневшейся жене, чувствовавшей себя при этом виновницей происходящего, плотный обескураженный военный спрятал зажатый в руке пистолет и продолжил, - я узнал, что к вам ходят жиды. Первого жида, который к вам войдет, я застрелю.
Майя, потрясенная недюжинной атакой, отступала потихоньку спиной к окну, пока не упёрлась в стену.
Повисла тишина. И генерал, производящий впечатление медведя, как мощным телосложением, так и сероватым военным мундиром, сколько минут подумав, счел нужным продолжить:
- Нежели ни капли русской крови в Вас не осталось: они же уничтожили Россию?
*1 - В книге VI, Квазимодо переводится в Шатле, где обвиняется в попытке изнасилования. Рассматривается дело над глухим Квазимодо, который ничего не слышит и не понимает, отчего весь суд становится фарсом, и Квазимодо, не будучи услышанным и понятым, не имея ничего, приговаривается к позорному столбу со штрафными ударами в наказание. На Гревской площади, у места "крысиная нора", в которой в добровольном затворничестве пребывает словно в клетке сестра Гудула.
*2 - глупенькие ангелочки
*3 - Софи, как перевести?
*4 - Вы делаете успехи.
© Copyright: Татьяна Ульянина-Васта, 2016
Свидетельство о публикации №116111704530
© Copyright: Татьяна Ульянина-Васта, 2020
Свидетельство о публикации №120102305783
Свидетельство о публикации №123122803600