Марк Максимов

МАРК МАКСИМОВ
(1918 - 1986)

Когда в ночи, войдя в избу с опаской,
Чужих детей мы нежим, не стыдясь,
Я вижу неистраченную ласку,
За годы битв скопившуюся в нас.

Какую ж нежность я б нашел нежданно,
Когда б теперь коснуться довелось
Рукой, еще холодной от нагана,
Домашнего тепла твоих волос.

МАТЬ

Жен вспоминали на привале.
Друзей – в бою. И только мать
Не то и вправду забывали,
Не то – стеснялись вспоминать.

Но было, что пред смертью самой
Видавший ни один поход
Седой рубака крикнет:
– Мама! –
И под копыта упадет.

***

Мозоли уже и от них на плечах –
от послевоенных гробов.
Отцы – при свечах, сыновья – в кумачах,
а как умирает любовь?

За то, что единственной долго слыла
на грешной земле и в раю,
она одиночеством платит сполна
за неповторимость свою.

Ни плакальщиц с ней, ни родни – пустота,
как в брошенном доме, в душе.
Сестра милосердия – ревность, и та
спасать отказалась уже.

Лишь с гробом плетутся, толсты и наги
младенцы-амуры во мгле.
И учатся первые делать шаги
пешком по бескрылой земле.

КОЛОБОК

– Я от Берии ушел,
и от подлости ушел.
По сусекам метен,
по кадушкам квашен,
уходил и от жен,
дорогая.

– Колобок, колобок,
ты седой от дорог,
а кому ты помог,
убегая?
– Я бежал, не дрожал,
я себя уважал,
полагал – помогал,
получал по ногам, –
не ругаю.

– Колобок, колобок,
али ты не продрог?
Посидел бы в печи,
где вокруг калачи
еле дышат, тепло
сберегая!

– Посули мне покой,
чтобы к дому привык,
постели мне мукой,
чтоб к другой не прилип.
Но планета кругла
под ногами.

– Колобок, колобок,
а не больно ты шустр?
Ты ж и вовсе без ног.
– Что ж, без ног –
не без чувств.
Как ушел за порог,
все качусь да качусь –
по ручьям, по снегам,
по камням-берегам,
по болотам, где тина
тугая.

Я без ног и без рук,
до чего ж я округл,
без подков, без шипов,
из одних из боков…
А бока-то болят,
дорогая.

ПОЭТУ-РОВЕСНИКУ

А все же
к тем, кто чести не роняли,
ни лак, ни деготь в книги не проник.
Когда снаряды бьют – молчат рояли.
И мы к штыкам все песни приравняли,
и вот похожи мы, как штык на штык.

Поэзии последняя пехота,
на наших лицах
пред глазами лет
не чернота лежит, не позолота,
не лак, не деготь –
просто серый цвет.

А может, он защитный, а не серый –
шинелей отсвет и щебенки дым?
Безгрешные, как памятники в скверах,
мы
каменно
средь зелени
стоим.

Еще глаза не вытерты от дыма
и губы, как в секретах, заперты.
А девушки уже проходят мимо,
не замечая нашей красоты.

Но пусть хулят нас тонкие писаки,
всех акварельных красок знатоки, –
мы были правы:
точным цветом хаки
писали мы о времени стихи.