Узилище...

Смотритель уволен, смягчён распорядок,
Получит бумагу теперь арестант,
Дадут самописку и пару тетрадок,
Для скорбной души простой провиант.

Психически болен, дозорщик ответил...
Недюженный видно, забытый поэт,
Он, что-то в реестре тюремном пометил,
Захлопнул ячейку и выключил свет.

Подробный доклад, сидит заключённый,
Читать можно книги в большой темноте,
Подавленный волей, алмазный, учёный,
Серебряный Месяц на чёрной стене.

Пушок пробивается где-то в куточке,
Бусель на поверхности нежной тоски,
Избавь от лукавого, праведный Отче,
Меня в заточении лютом спаси!

Исчез надзиратель, немного полегче,
В ночи безотрадной продрогший покой,
Как торос и наледь на тоненькой речке,
Два странные чувства под слезной водой.

Навстречу Душе все лучи, все туманы,
Хоть выключен свет и погасло табло,
Твой взгляд разделяют старинные Раны,
Сорвавши с мучений жестокий шаблон.

Пиши, причиняя страдания сытым,
Про голод духовный, сиротство Души,
Хотя для Отпетых при жизни, Убитых,
Ты кровью писать совсем не спеши.

Они не поймут, они не увидят...
Тюремный режим переносит поэт,
Желание Жить в тебе ненавидят,
Уже столько долгих и сумрачных лет.

Какая богачка, Душа в этом смраде,
Она повторяет Во веки, аминь!
В своих неудачах, в бедняцком наряде,
Хлебает из Чаши прокисшую Синь.

Пиши в темноте, самопиской иль кровью,
Ведь есть еще люди способные Жить,
Смотритель уволен, прощённый с любовью,
Мечтавший Поэта в несчастном убить.

Закружит снежок над седым изгловьем,
Дежурит над спящим слепой херувим,
В остроге царит золотое Безмолвие,
УмершИй, воскресший врагами любим.
Кто вынес Сиротство, земли Беззаконие,
Тот вечно Христом и Пречистой храним.
Останься с Всевышним, одно здесь условие,
Тогда ты напишешь на совесть Стихи.