Моя оппозиция - встать рано, помолиться и работать

«В некоторой стране жил­ да был Либерал, и притом такой откровенный, что никто слова не молвит, а он уж во все горло гаркает: «Ах, господа, господа! Что вы делаете! Ведь вы сами себя губите! — такими точными словами начинал одну из своих сказок для взрослых Салтыков-Щедрин. — И никто на него за это не сердился, а, напротив, все говорили: «Пускай предупреждает — нам же лучше! Либерал не только благородно мыслил, но и рвался благое дело делать. Умел он и истину с улыбкой высказать, и простачком где нужно, прикинуться, и бескорыстием щегольнуть. Идеалов и в помине не было — одна мразь осталась — a Либерал все-таки не унывал. Что ж такое, что я свои идеалы по уши в подлости завязил? Зато я сам, яко столп, невредим стою! Сегодня я в грязи валяюсь, а завтра, выглянет солнышко, обсушит грязь — я и опять молодец молодцом».
Максимум вреда, который могут нанести народу революционеры из среды «интеллигенции» — это подтолкнуть общество к агрессивным действиям по завоеванию так называемой политической свободы, как бы необходимой для создания в будущем широкой народной организации для изменения существующего социального строя в угоду закулисным заказчикам такого изменения. 
Уклонение мирного революционного движения в сторону политики с образованием так называемого террористического течение стало особенно явственным в России к концу 1877 года, особенно на юге империи. Причина проста — отсюда было ближе всего к театру военных действий с Турцией и именно здесь отчетливо бросались в глаза неурядицы и многочисленные злоупотребления, происходившие как в экономике, так и российской армии. Во время русско-турецкой войны юг страны как магнитом притягивал авантюристов всех мастей. Не поддается описанию все то, что совершалось в период 1877—1878 годов в двух южных центрах империи — Одессе и Киеве! 
Душою нового течения, получившего название «террористического», оказался Валериан Осинский, который появился в Киеве осенью 1877 года с целью «задать страх врагам», т. е., другими словами, начать терроризировать правительство. Мало-по-малу таким образом среди революционеров начался раскол: движение распалось на два течения — одно старое, народническое; другое — новое, террористическое.
Наиболее ярким примером амбивалентного розановского мышления может служить оценка Розановым революционных событий 1905—1907 и предшествующих им лет, которые Розанов считал не только возможным, но и необходимым освещать с различных позиций, Он выступал в «Новом времени» под своей фамилией как монархист и черносотенец, а под псевдонимом В. Варварин — выражал в других изданиях леволиберальную, народническую, а порой и социал-демократическую точку зрения:

— И вот простая «История русского нигилизма» и России. Жалит её немец. Жалит её еврей. Жалит армянин, литовец. Разворачивая челюсти, лезет с насмешкой хохол. И в середине всех, распоясавшись, «сам русский» ступил сапожищем на лицо матери-Родины.

— Что нигилисты и отрицатели России давно догадались, где «раки зимуют», и побежали к золоту, побежали к чужому сытному столу, побежали к дорогим винам, побежали везде с торопливостью неимущего — ко имущему. Нигилизм давно лижет пятки у богатого — вот в чем дело; нигилизм есть прихлебатель у знатного — вот в чем тоже дело.

— Русский болтун везде болтается. «Русский болтун» еще не учтенная политиками сила. Между тем она главная в родной истории. С ней ничего не могут поделать, — и никто не может. Он начинает революции и замышляет реакцию. Он созывает рабочих, послал в первую Думу кадетов. Вдруг Россия оказалась не церковной, не царской, не крестьянской, — и не выпивочной, не ухарской: а в белых перчатках и с книжкой «Вестника Европы» под мышкой. Это необыкновенное и почти вселенское чудо совершил просто русский болтун. Русь молчалива и застенчива, и говорить почти что не умеет: на этом просторе и разгулялся русский болтун. 

— Либерал красивее издаст «Войну и Мир». Но либерал никогда не напишет «Войны и Мира»: и здесь его граница. Либерал «к услугам», но не душа. Душа — именно не либерал, а энтузиазм, вера. Душа — безумие, огонь. Душа — воин: а ходит пусть он «в сапогах, сшитых либералом.

— Я вдруг опомнился и понял, что идет в России «кутеж и обман», что в ней встала левая «опричнина», завладевшая всею Россией, и плещущая купоросом в лицо каждому, кто не примкнет «к оппозиции с семгой», к «оппозиции с шампанским»». И пошел в ту тихую, бессильную, может быть в самом деле имеющую быть затоптанною оппозицию, которая состоит в: 1) помолиться, 2) встать рано и работать.

— Посмотрите названия журналов: «Тарантул», «Оса». Целое издательство — «Скорпион». Еще какое-то среднеазиатское насекомое (был журнал).  «Шиповник». И все «жалят» Россию. «Как бы и куда ей запустить яда». Дивиться ли, что она взбесилась.

— Вот эта прелестная свобода не-радикалов — к ним и манит, т. е. манит к славянофилам, к русским, которые решительно ничего о «правительстве» не думают, ни — «да», ни — «нет», «и — да», «и — нет». Когда хорошо правительство поступает — «да», когда худо, бездарно, беспомощно — «нет». Правительство есть просто орган народа и общества; и член общества, писатель, смотрит на него, как на слугу своего, т. е. слугу таких, как он, обывателей, граждан. Так образно, признание «верховенства власти» есть у радикалов, и решительно его нет у «нашего брата».

— Политическая свобода и гражданское достоинство есть именно у консерваторов, а у «оппозиции» есть только лакейская озлобленность и мука «о своем ужасном положении».

— Я понял, что в России «быть в оппозиции» значит любить и уважать Государя. Тогда-то я понял, где оппозиция; что значит быть «с униженными н оскорбленными», что значит быть с «бедными людьми». Я понял, где корыто и где свиньи, и где —терновый венец, и гвозди, и мука.

И в самом деле, либерализм в наше время представляет собой только синоним безразличия, умственного и нравственного бессилия; кто уже не может чему-нибудь поверить, не имеет силы твердо высказать и защитить какое-нибудь положение, кто не любит более, не исповедует, не ищет нового, не помнит старого — тот достаточен, чтобы быть либералом. Он свободен — но от чего? От всего, что делает человека сильным и достойным, нужным в стране и истории; этот либерализм часто сливается с узким, замкнутым в себя, эгоизмом — и едва-ли не с ним одним сливается прочно, без разрывов и перегибов.

На фото картина С.Г. Мызникова «Терроризм», 1988 г.

http://stihi.ru/2023/12/26/4045