Лев Кривошеенко

ЛЕВ КРИВОШЕЕНКО
(1936 - 2021)

ПЕРВЫЙ СНЕГ

Издалека, из темной бездны,
летел на землю первый снег.
Зачем он падал — неизвестно,
но только падал он для всех.
Он неспокойный был
           на редкость,
в недвижном воздухе витал.
И на неровную поверхность
почти неслышно оседал.
И я с каким-то увлеченьем
следил подолгу, как кристалл,
насквозь
           пронизанный свеченьем,
на рукаве моем мерцал.
В голубоватых
           хлопьях нежных,
казалось, он с собою нес
еще космическую свежесть
и непонятный запах звезд.
Еще следы темнели чьи-то,
смеркалось в городе уже...
Но было так легко и чисто,
что чуть тревожно на душе.

ВЕТЕРАНЫ

Чтобы все припомнилось,
                как было,
в задолго назначенные даты,
на места великой битвы
прибывают
      сталинградские солдаты.
На шинелях шитых-перешитых
потускнело золото погон.
В первый раз
             они спешат сердито
поскорей отделаться от жен.
Затихает за холмами город,
лишь звенит
           асфальта полотно.
Встречный ветер нагнетает холод
сквозь двадцатилетнее сукно.
Вот и Дон,
           под утреннею дрожью
катит воды, полные добра...
Паньшино,
      Рогачик
             и Россошка —
памятные слишком хутора.
Кто-то бродит
             среди черных пашен,
по изгибам тропок полевых,
вспоминая поименно павших
и солдат, оставшихся в живых.
Кто-то опускается в ложбину —
след противотанкового рва...
А над Доном,
          в омутах глубинных
гулкая играет синева.
Прикоснется солнце к горизонту —
“газики” съезжаются к реке.
Там уж офицеры гарнизона
костерок готовят а ивняке.
Приподнялось вверх
               кривое пламя,
стынет водка в кружках жестяных.
Поднимают тост
                солдаты в память,
в память павших...
           И опять за них!
Постепенно небо розовеет,
отливает в бронзу голоса.
Покачнуться в этот миг
                не смеют
низкие багровые леса...

СВЕТАЕТ

А ветер над Волгой туман разметает.
Светает заметно.
             Светает, светает!
Он скоро взойдет,
              этот солнечный полдень,
рассвет только крылья багровые поднял.
И я поднимаюсь и, сразу воспрянув,
ветрам открываю оконную раму.
Лицо пусть мое озаряет жестоко
рассветный удар,
             прогремевший с востока.
Колотят о стекла каленые блики,
звенят на полу притупленные пики,
что только летели,
              что в ветвях свистели,
качая в распадах сибирские ели.
В рассветной туманной
                обманчивой дымке
они на лугах поднимали травинки,
мгновенно скользнув
             по насупленной сопке,
по грозной ракетной боеголовке.
Но хватит об этом, по-моему, хватит!
Идущее утро лишь только в загаде.
С тревогою, чуткостью, жадностью зверя
люблю я травинки, люблю я деревья.
Но сколько же можно
              в рассветы влюбляться?
Мне сил не хватает
               всему удивляться...
Рассветные стрелы, мне сердце пронзите,
но только, прошу я,— спасите, спасите!
Спасите меня на сегодня хотя бы,
иначе я стану ненужным и слабым,
забуду про беды, забуду про горе,
забуду про мир,
           что бушует в раздоре...