10. Двенадцать писем 5-6

5.Я совсем не поэтому выключила в тот день телефон…

Мой милый и гениальный друг-душа!
Узнала от наших общих знакомых, что недавно ты вновь побывал в СкОпине. Именно так, через твоё упрямое московское «о». Я знаю, сейчас ты улыбнёшься и с мягким акцентом добавишь: «Именно поэтому  ты выключила в тот день телефон,  и  я не дозвонился до тебя!». Я угадала? Не сердись. Я и так чувствую себя,  как весенний лёд под яростным солнышком! 

Свой телефон я уже два месяца всегда  отключаю в выходные дни и ежедневно после девяти часов вечера.  Прими это как проявление инстинкта самосохранения очень хрупкой женщины с очень тонкостенной душой...

Друг-душа! Друг-радость! Друг-нетерпеливость (нетерпимость?)!
Мы уже давно с тобой знаем, что очевидное может быть искривлённой реальностью, а сердцевина жизни проще, интереснее, неожиданнее. Иногда труднее и невозможнее.
Я просто болела, в промежутках работала, ждала весны, грачей, твоих справедливо сердитых и бесконечно гениальных писем, гуляла со Зверем (он вынуждал  выходить на улицу), ничего не хотела, ничего не могла... Но чем ты удивлён? Тем, что кто-то слабее на каком-то отрезке времени? Или тем, что душа от боли стареет и не находит сил для радости? 

Не думаю, что тебе не случалось отворачивать от мира лицо, когда этот самый мир сжимался  в одну нестерпимо яркую точку,  и смотреть на него было невыносимо!  И не хотелось выбирать нужные слова, в нужной последовательности, с нужной интонацией для друзей, родных и  близких. У каждого из нас свои способы борьбы с болью физической и сердечной. У меня – одиночество. Чтобы не видели слабой. Некрасивой. Раздражительной.  Чтобы не обидеть случайно других из-за того, что собственная душа иссякла. И её  вновь надо наполнять чем-то очень важным именно для себя. Любовь, дружба, дети, родители, вдохновение, друзья, радость. Даже полный список был бы  не самым длинным, верно?  -   просто существуют по Божьему вдохновению.  Как снег. Дождь.  Запах тополиных весенних почек. 

Так как же мне сказать правильные они или нет?
Я просто принимаю их как данность, как дар, и -  восхищаюсь ими!

Не думай, что я забыла про тебя!
Ведь именно ты сказал мне однажды, что будет очень хорошо сделать свой маленький кукольный театр, который уместится в одном чемодане. Куклы есть, создавать пьесы я могу запросто (это ты так сказал!. Не хватает только маленького фонарика. И театр готов! Дальше гастролировать! Ты тогда ещё добавил, чтобы для охраны  я взяла с собой Зверя, моего обаятельного пятнистого пса, которого ты упрямо  называл только так.  И обязательно пригласила тебя на премьеру!

А позже ты прислал мне восхитительный «Рецепт для повседневного пользования». Напомнить? Вроде, ничего необычного, но пропорции – великолепны!
«Берём День, хорошенько очищаем его от Зависти, Ненависти, Печали, Жадности и Пренебрежения. Добавляем три больших ложки Доброжелательности, полную горсть Веры, ложку Терпения, несколько зёрен Терпимости, и, наконец, щепотку Вежливого отношения ко всем.  К полученной смеси добавляем Любовь. Теперь, когда всё готово, украшаем листьями Доброты и Внимательности.  Подавать ежедневно с согревающими Душу и Сердце словами.  Доброго Утра!».

Я действительно скучаю. Как ты там без меня? Очень интересно знать – я всё ещё метеор, который  оставил на секунду красивый след и   бесследно сгорел в плотных слоях твоей невозмутимой атмосферы? Я подумала, что могу  послать тебе мои «Двенадцать писем». В них есть и ты. Признаюсь - они не такие гениальные, как у тебя! И вначале я не была музыкантом. Виолончелистом. Талантливым. И меня не слушал Ростропович! Так что мне не приходилось решать: кем стать, чтобы было и дешевле и независимее.

Вчера вновь перечитывала твою «Прелесть». И к запаху чёрного кофе в джезве и моей глубинной грусти, как всегда,  примешивался и уходил в безвременье
запах далеко забытых духов на сухой и морщинистой руке со следами не совершенно утраченной красоты. Ты не находишь, мой друг-душа, что это не  самая весёлая сказка? Недавно ты поздравил меня с праздником и пожелал солнца. Я благодарна тебе и за солнце, и за радость в твоих пожеланиях.
С твоей лёгкой руки я переложила на сценарий несколько своих сказок. Спасибо! Я всегда знала - все, с кем сталкивает меня судьба, много лучше меня! И у них всегда включен телефон!

Желаю тебе и всей твоей семье здравствовать долгие счастливые и светлые годы! Желаю непрестанного творческого и иного горения, терпения, полёта. 
Желаю радостной весны, некапризных женщин (если тебе это так нравиться!), солнечных лучей именно в твоё окно, исполнения самых простых и самых заветных желаний. Ещё добавлю к тому, что у творчества (хотя часто оно требует временного одиночества), нет ни возраста, ни пола, ни национальности, ни временных рамок. По моему женскому глупому разумению - это полёт стрижа - без видимой логики и смысла. Полёт непредсказуемый, зачастую неукротимый, иногда непонятный   для тех, кто рядом, кто важен, кто любим.

Мой друг-душа, как же хорошо, что ты есть! 
А с тобой есть множество других -  неравнодушных, нерастраченных, не оскудевших на тепло, милосердие, заботу, любовь, преданность. 
Они не пнут бездомную собаку с рёбрами, похожими на клетку канарейки.  Не отвернуться от ослабевшего. И на всё это совершенно не влияет длительность и давность отношений, близость или дальность расстояний.

Спасибо тебе!
Будь по-прежнему просто и обыденно гениален. Благодарю за то, что бросил в моё сердце добрые зёрна творческой непредсказуемости.
Созвучие в общении - вещь не частая и не случайная.

Как всегда, с восхищением,
Кошка, которая гуляет сама по себе…

6.Мой лучший несделанный снимок

Париж, Франция,
Выставочная галерея Мишеля Конти

Мой драгоценный Мишель!
Я не сделал этот снимок. Ни тогда. Ни сейчас. Мог, но не сделал. Хотя, я в этом уверен совершенно, это именно то, о чём ты меня так горячо просил…

…Я видел этого мальчика лишь однажды. Год назад. Он стоял и спокойно смотрел на женскую руку с занесённым для удара ножом. И сам он был, как острие ножа, тонкий, звенящий, со светящейся от солнца кожей. Серо-светлые полосатые халаты окружали его, как облако, теснились у ног и  разорванной воронкой отшатывались, отламывались, откидывались далеко назад, чуть повыше тёмной, аккуратно стриженой головы. За секунду до этого старик в чалме вложил нож (здесь все мужчины носят его в поясе халата) в протянутую из пустоты в пустоту руку с золотым, тонко звякнувшим, очень модным браслетом.

Взмах. Общий вздох-выдох. Одинокий всхрип.  Кровь – густая, горячая, не кровь – алый мерцающий пар,  взметнулась и осела на досках простого подвесного моста. Река, узкая, глубокая, взъерошенная, как все горные реки,  слизнула тяжёлые капли и отошла. Осталась тишина. И тонкий звенящий мальчик в кольце этой завороженной тишины. Люди не двигались. Я видел нестарого мужчину с неподвижно запрокинутой головой, лежащей, как на холмике, на светлой чалме. Полоски его серого халата быстро становились бурыми, влажными и вдруг как-то несуразно, неожиданно вздрогнули, зазмеились нервно и неровно. Я понял. Он дышит. Дышит!

Человеческая застывшая воронка качнулась, втянула воздух и под общее: «Ах!» - расслоилась, рассыпалась на множество лиц, рук, задвигалась, понесла себя, тонкого мальчика, женщину с ножом, лежащего мужчину, через мост, через реку, через вечность, дальше, на другой берег реки, к единственному многоэтажному зданию в этих местах.

…Я встретил их через год. В чайной. Духанщик ласково кивнул мне и быстро  поставил на стол чайник и сухую, прогретую пиалу. Он ценит и любит своих гостей, подумалось мне, когда в ладонь плотно села горячая, на треть налитая густым чаем чашка. Женщина и мальчик сидели чуть в глубине. Было заметно, что им это привычно и приятно.Я опять отметил,  как хрупка и красива женщина, одетая очень модно даже по моим, питерским меркам.

Она поставила на стол пустую пиалу, ласково посмотрела на мальчика. Золотой браслет звякнул и замолчал, а мне в который раз подумалось – порода, уходящая в столетия удивительная порода. Дед этого мальчишки вполне мог играть по вечерам в шахматы с Чингизом Айтматовым, а его внук, сидя на мешке с сушеными фруктами, читать книгу в старинном кожаном переплёте.Они встали. Я вышел почти следом и успел поймать глубокий, уважительный и восхищённый поклон в их сторону. Духанщик ценит и любит своих гостей, вновь подумалось мне. Но эта женщина и этот мальчик для него особые гости.

Солнце рванулось навстречу и ослепило. И потому я чуть с запозданием увидел мужчину, стоявшего на коленях с прижатыми к груди руками и низко склонённой головой. Духанщик за правым плечом  молчал и, кажется, привычно смотрел, как ласковые женские руки бережно поднимают ещё не старого узбека, гладят его руки, и – вдруг – вспомнил. Лето. Река. Нож. Кровь. Толпа, застывшая разлатой воронкой вокруг одинокого неподвижного мальчика, тонкого и звенящего, невероятно схожего с острием старинного ножа.

Я задержался, наблюдая, как несколько человек по очереди пьют воду из реки, из приямка, где песок  взмывает под ударами воды золотистой мерцающей пылью.  Гостеприимный хозяин, заметив мой интерес, рассказал, что здесь все пьют  и берут речную воду, и потому его чай такой вкусный.  Я решился и спросил, кто эта женщина, что произошло год назад на мосту, и зачем  стоял на коленях совсем ещё не старый узбек перед матерью и её ребёнком. Чайханщик долго разглядывал меня  сквозь нависшие веки, и видимо, всё же решив, что это не простое любопытство, и я не причиню никому вреда, начал говорить, тихи и уважительно.

Женщина была врач. Она работала по другую сторону реки,  в больнице – единственном многоэтажном здании в этих местах. Они с сыном (он приходил после школы) каждый день обедали  в чайхане  и возвращались в больницу. Мужчина, которого я видел уже лежащим на мосту, за минуту до этого пил воду из реки, черпая её, как и все, руками. Случайная пиявка мгновенно впилась в гортань,  и отёк  перекрыл горло. А дальше  - протянутая   тонкая женская рука в звенящем модном браслете.  Нож, хищный и острый (здесь мужчины носят его в поясе халата),  уверенно полоснувший трахею. Бурые полоски на сером халате, вдруг зазмеившиеся, пропуская  в лёгкие воздух.

…Я не стал делать этот снимок. Ни тогда. Ни сейчас. Хотя точно знал, что эти трое: стоящий на коленях ещё не старый узбек,  хрупкая, удивительно красивая женщина и  мальчик со светящейся от солнца кожей и аккуратно стриженой тёмной головой, эти трое могли принести мне на открытии международной фотовыставке и славу, и успех, и деньги.

Я оставил это им.
И это мой лучший несделанный снимок.
Ты поступил бы также.
Верно, мой драгоценный друг Мишель

Петербург. Россия.
Фотогаллерея Ильи Гаретова, июнь, 2023 год.
Авт.  имена, фамилии, адреса – вымышленные. Удивительный случай имел место быть…