Я говорю, а она смеется
и мне иного не остается,
как медлить слово. Вот шум стихает
я в душу снова шепчу стихами
о смысле, времени, о высоком,
а рифма бьет меня словно током,
сквозь кровь и вены мои прольется.
Свет фонаря затмевает солнце,
я говорю и уже не трушу,
не от того ль, что внутри разрушен
мой пьедестал и иная доля?
Я оставляю себя собою,
все вырывая внутри до нитки:
успехи, промахи и ошибки,
ничто не оставив в тени' без дела,
слова вырываются прочь из тела
наружу на свет этот Божий славный,
на бледно-рыжеющий свет фонарный
и там растворятся в тиши, как птица.
Я не позволю им возвратиться.
Эхо в ночи мою блажь разносит
куда-то к шоссе и куда-то в осень,
я взглядом стеклянным гляжу им в спину. Пусть боль утихает, пусть страх покинет. Себя наизнанку, слова - как ножик,
болезный, странный и тонкокожий,
до чего докатился, ну не смешно ли?
Побыть в поэта бесславной роли,
чтоб хоть на миг открывая душу,
все стены боли в себе разрушить.
О, как это все нелегко дается!
Я говорю,
а она...
смеется.
19.09.2023
Свидетельство о публикации №123121706679