8. Пара синиц в начале декабря Марина Бондарева

Пара синиц в начале декабря             

Мой  стародавний друг!
На посаженной нами рябине, под окном,  снова гости.  Сегодня моя горбушка-кормушка принимает восхитительную пару изжелта-зелёных синичек. Я радуюсь рябине, прикрытой тончайшей белой пыльцой, этим восхитительным птицам, а они – мне и чёрному, ещё не успевшему затвердеть от начинающегося декабря, хлебу.

В нашей малой взаимной радости великий смысл. Доверие, нечаянные счастливые мгновенья, никогда не устающая удивлять красота, день – начатый так хорошо, и зима, и снег, и многое множество всякого другого, что едва умещается в моём человеческом сердце. Интересно, а как – у них?! 

Мне не даётся хоть чуточку приблизиться к разгадке нашего людского мира, нервности, неровности, разности и радости отношений, где уж тут угадать, чем трепещет сердце птицы в первых белых числах месяца декабря.   С тобой – без тебя. К тебе – от тебя. И перемешиваются с белым снегом  случайно подхваченные слова: «Если между вами десять шагов, и вы прошли  свои пять, так никого и не встретив, можно разворачиваться и уходить».

А за стеной не совсем трезвый сосед привычно воспитывает жену. Повелитель. 
Не думаю, что она безупречна. Думаю, даже совсем не безупречна. Но это не важно.
Может, каждый из них  прошёл пять своих шагов, но шагни он ещё и ещё, всё равно бы не встретился с тем, кто давно уходит  в другую сторону, не поворачивая  равнодушно окаменевшего  лица.

Людской туман. Мираж. Наваждение. Морок. Человек добровольно обрекается на одинокую прогулку по декабрю, годам,  жизни, которая драгоценна многократно,  хотя бы потому, что быстротечна…

«Любит – не любит. К сердцу прижмёт, к черту пошлёт…».
Мы запускаем собственное кино, подбираем актёров, подаём реплики, зачастую не только за себя, но что много горше, за партнёров, друзей, любимых, случайных добрых попутчиков и вовсе незнакомых встречных и встреченных прохожих.
И получаются монологи.

При всём их величии и великолепии (наши же!), они оседают незримой пылью,  обесцвечивая и умерщвляя радугу радости, разности, взаимопроникновения - когда взлетаешь на недосягаемую в одиночестве высоту на этой смешанной по законам волшебства непохожести.

Так может, принять и себя, и другого, особенно – другого.  И взлетать раз за разом в эту ослепительную совместность, где каждый остаётся собой, но волны других крыл и крыльев придают его душе такую радость бытия, что забываешь навовсе: что ещё утром ты - думал за других, жил - за других, и полагал - что имеешь на это и средства, и право.

А теперь ты паришь в раскрывшемся вдруг ослепительном пространстве и живёшь, поёшь, любишь во всю ширь и мощь своего глупого человеческого сердца.  И бесконечно счастлив от этого.

Мой стародавний друг, как же восхитительны эти   изжелта-зелёные синицы у нынешнего декабря!