Дед

Чернослив – закуска к водке,
Жбан пивища под кустом –
Строю баньку на задворке
С затуманенным умом.
А в избе с щемящим сердцем
В мир иной уходит дед,
Отдыхать от жизни сельской,
Раз другого места нет.
Рядом верная подруга,
На год старшая супруга,
На руках ласкает кошку,
Прижимаясь лбом к окошку.

За окном несётся мимо
Осень добрая под зиму.
«Злато» б кинула в окно,
Горе б облегчило.
По-людски бы вышло, но
Чуда не случилось.

Цвет небесный «съела моль»,
Разжирело небо.
Вдохновенья в сердце ноль,
Не заплакать мне бы.

В третий день к исходу дня
Дедушки не стало.
Боль ударила меня
Родовым ударом:
Будто внук причастен,
Что приходит старость.

Позади войны дорога,
Как намотанный клубок.
Он мотал его три года,
Приписав себе годок.
Бог помиловал – живой,
Возвращается домой.
Дома голод и разруха,
Мать счастливая старуха,
Только жизнь не развалюха –
«Не робей, – кричит, – Колюха! – 
Голова – не чан с дырой,
Руки золотые.»
У других такие ж были,
И колхозною гурьбой,
Разбираясь меж собой,
Бедновато, но разжились.
Холод, голод, труд людской
И по осени деревня
Выдавала на-гора,
Поднимая города.

Дед не только был воитель,
А механик и водитель.
Он и сварщик, и строитель,
И портной, и гармонист,
Беспартийный атеист.
Руководства не боялся,
Правду матку не скрывал,
Прав всегда был, как учитель.
Так и прожил славный век
Жизни восхититель:
Гражданин и Человек.