Владимир Пруссак 1895-1918

.


«Сколько таких горевших, сгоревших, забытых искр! Одни – рано погибшие и неиспользованные жизнью. Погибшие в юности. Другие и прожившие долгие годы, да оказавшиеся ненужными» – записывала в дневнике в сентябре 1974 г. Н. И. Гаген-Торн – ученый-этнограф, писательница и дважды сиделица, колымская и мордовская. «А Владимир Пруссак? Ему было 24 года, когда он заразился сыпным тифом и умер. Никто уж и не помнит, что был такой поэт...»

В моем незатейливом поиске, это уже 37 автор (только Серебряного векв) лишенный места в антологиях Пусского сонета...



Владимир ПРУССАК (1895-1918) – русский поэт, издатель и общественный деятель

- Когда потухнет бледный мой ночник
- На каменном полу лежу в пыли
- Колючий ветер воем и свистками
- Закрыты ставни; скучно и темно
- Скитается рассеянное племя
- В старинном замке – яркий блеск свечей
- Покоится зловещая тайга
- В тяжелой тьме, нависшей над альковом
- Закликал Черный Див, готовясь к встрече
- Пребудь один – не пастырь и не брат


***

Когда потухнет бледный мой ночник
И смерть, вздохнув, приникнет к изголовью,
В мечтах последних светлый женский лик
Не улыбнется нежною любовью;
Отец духовный, – ласковый старик
Не повторит докучных суесловий.
Один, один. И буду в грозный миг
Еще бесстрастнее, еще суровей.

Тогда учителей предстанет клир,
Зовут к себе, на сладостный Маир,
И внятны мне призывы и укоры
Хранителей желанного огня;
И встретят недостойного меня
Спокойные торжественные хоры.


***

На каменном полу лежу в пыли,
Я исходил неведомые страны,
Но не нашел своей родной земли, –
Дорогу скрыли белые бураны.
О, Господи, молю Тебя, внемли,
Я вышел до зари, я вышел рано!
Пусть родина покажется вдали,
Целя улыбкой пламенные раны.

И мне явилась в дымном серебре
Некрашеная церковь на бугре,
Худые избы, снег в неровных кучах,
Плетнями сжатый на реку проезд
И над селом в тяжелых темных тучах
Колеблющийся Деревянный Крест.



ПЕТЕРБУРГ

Колючий ветер воем и свистками
Нарушил отдых мнительной Невы
И волны, цвета грязной синевы,
Сердито машут белыми платками.
Ложится пыль неровными кругами
На площади, где, чуждые молвы,
Хранят покой, завещанный веками,
Седой солдат и бронзовые львы.

Встают Екатерининские тени,
Торжественно проходят в Летний сад
И грустно смотрят вдаль, в туман осенний,
Где врезались в оранжевый закат
И загудели, мстительно и грубо,
Фабричные чернеющие трубы.


ДЕРЕВНЯ

Закрыты ставни; скучно и темно;
Текут часы постылого досуга,
И нищая назойливая вьюга
Опять стучится в низкое окно.
Печатью вековечного испуга
Отец и сын отмечены равно;
За годом год – и так давным-давно
Налоги да ярмо кормильца-плуга.

Носитель темный тяготы земной,
Затеплив свечку зимнему Николе,
Грозит кому-то, злобный и хмельной,
И другу шепчет о «земле и воле»,
Потом в цепях, с повинной головой,
Идет в толпе дорогой в чистом поле.


ЕВРЕИ

Скитается рассеянное племя
Среди чужих безрадостных равнин;
За славою – позор приносит время
И выю гнет вчерашний господин.
Сдержать отступников, сложивших бремя,
Не может негодующий раввин;
Презренным гоям робко держит стремя
Свободных предков недостойный сын.

Пророки лгут. Не к нам придет Мессия.
В пустыне нет спасительного змия.
Карает Иегова из рода в род.
Пришлец назойливый и гость незваный,
Бездомный нищий – избранный народ,
Взыскующий земли обетованной!


ПОЛЬША

В старинном замке – яркий блеск свечей.
Мотив мазурки, вежливо-веселый,
Поет о паннах, пышности речей,
О днях войны, о мудрости престола.
Но кончен сон. Удары палачей
Крушат дворцы и строгие костелы,
Кричат в тоске измученные села
В тяжелой тьме спустившихся ночей.

О, гордость, сжатая в тисках насилий,
Свободою заплаченная дань,
О, знамя вольности в объятьях пыли!
Не сгибла Польша. Снова будет брань.
Батория на Висле не забыли,
И крепнет клич: «Воскресни и восстань!»


СИБИРЬ

Покоится зловещая тайга
В объятиях морозного тумана.
Сторо’жат золото в глуши урмана
Ревнивые речные берега.
Свистит и скачет злобная пурга.
И вторит крику дикого шамана
Размеренная песня Океана,
Поющая безбрежные снега.

Здесь символ чести – скованные руки,
И города зевают в алчной скуке,
И жизнь обвило узкое кольцо,
Но вдруг мелькнет, неведомо откуда,
Раскосый взгляд насмешливого Будды
И желтое скуластое лицо.


СТРАСТЬ

В тяжелой тьме, нависшей над альковом,
В усталости разъединенных тел,
Поставившей желанию предел,
В смятении, неизъяснимом словом,
Я чувствую, властителен и смел,
Что, весь в огне, хочу желаньем новым –
И снова отдаюсь блаженным ковам,
Слепорожденный, в ласках я прозрел.

Но замираю в упоенной лени:
Восторженный порыв утихнул и угас.
Целую обнаженные колени,
Ловлю мерцание усталых глаз,
И вижу небо в звездном облаченьи,
Где ангелы ликуют о свершеньи.



СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

Закликал Черный Див, готовясь к встрече,
Дружинники багряные щиты
Безмолвно подняли – и в лютой сече
Спокойно примут вольные кресты.
Молись Дажьбогу! Тепли в храмах свечи!
Плачь, Ярославна, плачь! Не знаешь ты –
Погибла рать в чужой степи далече
И половцам ворота отперты.

Шумит ковыль над павшими полками;
Рабом князь Игорь уведен в полон
Трояновыми темными тропами!
Обида встала, слыша горький стон,
И плещет лебедиными крылами,
И кличет русичей на тихий Дон.


МАРК АВРЕЛИЙ

Пребудь один – не пастырь и не брат;
Всегда приветлив, сдержан и спокоен.
Не бойся смерти. Помни, строгий воин,
Что умерли Сенека и Сократ.
Не жди триумфов, славы и наград,
Беги пиров и в цирках мерзких боен.
И жребия высокого достоин
Блюди священный Рим – вселенский Град.

Приникла ночь. Уже умолкнул форум.
Я нынче не смутил себя укором,
Ни радостью. Окончены дела;
Красс отразил парфян надежным станом,
Благим богам принесена хвала
И приговор подписан христианам.














.